Серебряный орел

Тарквиний вскинул взгляд к небесам и увидел там нечто такое, отчего его глаза широко раскрылись.

Пятьдесят шагов.

Гравий хрустел под их калигами. Тридцать шагов.

Один из легионеров полуобернулся и пробормотал что-то на ухо товарищу. Он увидел их. Двадцать шагов.

Они уже находились на расстоянии хорошего прицельного броска пилума, и события стали развиваться еще быстрее. Одно копье, свистнув в воздухе, полетело в их сторону, но воткнулось в землю, не причинив никому вреда. За ним последовали сразу пять — тоже мимо. Следующие четыре, брошенные воинами, стремившимися поскорее разделаться с потенциальными врагами, перелетели через головы бегущих.

По два копья у каждого, думал Ромул. Осталось еще десять. Ему захотелось съежиться — кто-кто, а он хорошо знал, что лучшие метатели обычно не расходуют свои пилумы до последнего момента. На таком расстоянии легионеры вряд ли могли промахнуться. И они метнут копья, прежде чем Ромул и Тарквиний успеют вынуть гладиусы и атаковать их. Просто не дадут это сделать.

Тарквиний сообразил это одновременно с ним.

— Стойте, глупцы! — крикнул он по-латыни. — Мы римляне. — Он остановился и поднял руки. Ромул поспешно последовал его примеру.

К счастью, больше ни один пилум не полетел в их сторону. Часовые, держа мечи и щиты наготове, кинулись к ним. Командовал ими немолодой, но еще и не старый оптион. Через считаные мгновения друзей окружила стена щитов, между которыми угрожающе торчали острия гладиусов. Люди с суровыми небритыми лицами настороженно рассматривали незнакомцев.

— Дезертиры? — прорычал оптион, сразу заметивший ржавую кольчугу Ромула и отделанную кожей юбку Тарквиния. — Выкладывайте, живо!

— Мы служим у бестиария, — уверенно сказал Ромул. — Много месяцев были далеко на юге и только сегодня добрались до Александрии.

— Тогда почему вы рыскаете тут, как шпионы?

— Хозяин послал нас узнать, что происходит. У него нет больше никого, кто мог бы постоять за себя, — объяснил Ромул. — Но мы зазевались и попали в сражение.

Оптион на мгновение задумался, потирая ладонью подбородок. Объяснение Ромула было вполне правдоподобно.

— А ваше оружие? — рявкнул он. — Совсем как римское, не считая этой штуки. — Он ткнул пальцем в обоюдоострую секиру Тарквиния. — Откуда оно у вас?

Тут Ромул не на шутку перепугался. Он совершенно не хотел привлекать к себе излишнее, возможно, даже неодобрительное внимание, а это было бы неизбежно, если сознаться, что они — ветераны кампании Красса. Что он мог сказать? Но и молчать нельзя.

Тарквиний пришел ему на помощь.

— Перед тем как наняться к бестиарию, мы некоторое время служили в египетской армии.

— Наемники, значит?! — возмутился оптион. — У этих мерзавцев?

— Мы даже и не знали, что Цезарь здесь, — быстро добавил Ромул. — Я же говорю — мы больше полугода не были в Александрии.

— Что ж, похоже на правду… — Глаза офицера вдруг сверкнули. — Ну а нам сейчас понадобятся лишние мечи.

— Но… — протянул Ромул, не до конца поверив своим ушам, — мы хотим вернуться в Италию.

— А мы что, не хотим? — спросил оптион, и все легионеры громко захохотали.

— Но мы же не легионеры, — возразил Ромул, чувствуя себя так, будто попал в воду и вот-вот пойдет ко дну.

— Теперь — легионеры! — громыхнул оптион. — Добро пожаловать в Двадцать восьмой легион.

Остальные легионеры отозвались на эти слова восторженными криками.

Ромул взглянул на Тарквиния; тот быстро, почти незаметно пожал плечами — мол, делать нечего. Ромул нахмурился. Во всем, что с ним случилось, он винил гаруспика. В сердце юноши не было прощения, только жгучий гнев.

— Лучше и не пытайтесь бежать, — предупредил оптион. — Мои парни прикончат вас раньше.

Ромул обвел взглядом ухмыляющиеся лица. Ни в одном из них не было и намека на милосердие.

— И помните, что за дезертирство у нас распинают. Ясно?

— Да, командир, — подавленно ответили оба.

— Ну, не унывайте, — сказал оптион с суровой улыбкой. — Если проживете лет шесть, сможете идти на все четыре стороны.

Как ни странно, Ромул вдруг немного воспрянул духом. Действительно, легионеров за всякие нарушения наказывали очень сурово, а подчас и жестоко, но с ним будут обращаться как с римским гражданином, а не рабом. Возможно, этим путем — службой в легионах — ему удастся завоевать себе достойное место. Самостоятельно, без Тарквиния.

Что-то заставило Ромула вновь обернуться к причалу.

Легионеры Цезаря с ходу отбросили египетский отряд, из-за появления которого двоим друзьям пришлось бежать. Первая когорта погнала деморализованного противника обратно в город, а остальные направились к триремам. Перед колонной, высоко держа серебряного орла легиона, шагал аквилифер. При виде эмблемы Ромул почувствовал прилив гордости. А следом за сверкающей птицей быстро шли военачальники и старшие центурионы, которых сразу можно было узнать по шлемам с поперечными плюмажами и красным плащам.

Среди них может быть и Цезарь, подумал Ромул.

— А вот наш полководец! — словно отвечая на его мысли, воскликнул оптион. — Парни, пусть знает, что мы здесь!

Его легионеры восторженно закричали.

Ромул нахмурился. Вместе с военачальниками шли две женщины. А потом свет вдруг сделался ярче, и он оглянулся.

Пылало уже большинство египетских кораблей, находившихся в гавани. Длинные желтые языки пламени перехлестывали через узкий причал и жадно лизали стены библиотеки. Было светло, как днем.

Даже страх перед будущим и злость на Тарквиния не могли преодолеть любопытства Ромула. Он вновь принялся рассматривать аристократов, которые находились не далее чем в сотне шагов от него. Часть военачальников и обе женщины взошли на палубу ближайшего корабля. Но многие люди в красных плащах остались на причале. Моряки уже отдавали швартовы, готовясь вывести трирему из гавани. Наверное, Цезарь послал за подкреплением, думал Ромул, и заодно отправил в безопасное место свою любовницу и ее служанку.