Сергей Есенин. Казнь после убийства

В 10-й армии служил стукач Георгий Колобов (кличка Почем Соль), позже лукавый знакомец Есенина. Как и Медведев, армейский активист, одно время член «Комитета спасения революции» на Западном фронте, был корреспондентом ряда газет. Возле Колобова мелькает и солдат Николай Савкин, злобный, метательный недруг Есенина.

Читатель, возможно, помнит Леонида Станиславовича Петржака, в 1925 году начальника подотдела уголовного розыска при Ленинградском губисполкоме, ближайшего дружка главы губернской милиции Герасима Егорова. Оказывается, Петржак в молодости работал в Гомеле на заводе «Арсенал» — тоже из белорусских мест. Но еще интересней, что в Гомель по партийно-подпольным поручениям наезжала Анна Яковлевна Рубинштейн (об этом она пишет в своей «Автобиографии»). То есть имеются основания предполагать их давнее знакомство, скрепленное общими боевыми операциями. Попутно нелишне заметить в Гомеле в феврале 1917-го фигуру Якова Агранова, позже известного своими зверствами чекистского предводителя, которого судьба сводила на Лубянке с Есениным.

Наконец об осином гнезде Октябрьского переворота — городе Могилеве. Именно здесь Николай II сдался на милость масонов-генералов Алексеева, Рузского и других, именно здесь была разгромлена Ставка Верховного главнокомандующего и убит генерал Духонин — можно не продолжать: многие важнейшие революционные события проходили в Могилеве. Недаром знавший не понаслышке местную предгрозовую обстановку Ольминский считал, что «…Могилев был в то время третьим (после Петрограда и Москвы) центром, решавшим исход революции». Нельзя умалчивать о значительных красных силах, копившихся в этом районе. Могилев стал вторым Версалем для России.

Здесь выковывались биографии П. Н. Лепешинского, А. Ф. Мясникова и многих других «глашатаев» революции.

Несколько могилевцев пополнили ряды ярых есенинских нетопырей. Среди них Г. Лелевич, предпочитавший лирике Сергея Есенина фельетонную бойкость Василия Князева, классической русской литературе — пролеткультовскую трескотню. Из дневника ленинградского критика Ин. Оксенова узнаем, что Лелевич, комиссаривший в российской печати, вмешивался в содержательную направленность посмертных статей о поэте, стремясь возможно больше исказить его человеческое и творческое лицо. После XIV съезда РКП(б) карьера двадцатичетырехлетнего «неистового пропагандиста» мировой революции пошла на спад, и кончил он так же печально, как и многие его бывшие сообщники по «опертройкам».

В могилевский реестр можно занести и Валентина Вольпина, автора пресловутой «Памятки» о Есенине. Он — напомним — неплохо знал местную литературную жизнь, с семнадцати лет — с 1908 года — печатаясь в газете «Могилевский вестник», участвуя в работе здешних революционных кружков. Окончательно говорить о сознательном антиесенинском характере выступлений Вольпина у нас нет достаточных оснований. Он в соавторстве составил; библиографию для четвертого тома собраний сочинений: поэта(1927), но приглядеться пристальнее к окружению этого человека, считающегося ныне нейтральной фигурой, не помешает.

Еще одна новость: мать сексота Эрлиха — Анна Моисеевна, как удалось установить, родилась в местечке Дубровны (Дубровно) Горецкого уезда Могилевской губернии. Разумеется, этот факт ни о чем не говорит, но, не сомневаемся, скажет, когда мы узнаем ближайший круг ее родственников и знакомых, повлиявших на формирование ее; нравственно уродливого сына.

Софья Толстая наивно писала М. Горькому 6 мая 1927 го-; да, надеясь на его посмертную моральную защиту Есенина: «Вы не можете себе представить. Сергей уже стал "фашистом", по отзывам особенно ретивых». [156] Честь своего мужа она защищала и перед Михаилом Калининым (29 мая 1929 года): «На имени Есенина [много. — В. К.) неверных истолкований, что трудно говорить в оглохшие уши <… > Одернуть Лебедева-Полянского…» [157] Известно письмо (1937) Зинаиды Райх к Сталину, в котором она, не сомневаясь, называла убийцами Есенина и Маяковского «троцкистов». Сталин читал это письмо, подчеркнул строки о злодеях, но встретиться с корреспонденткой не смог; в 1939 году Зинаиду Райх зверски убили в ее собственной квартире.

156

Письмо Софьи Толстой Максиму Горькому (1927).

157

Письмо Зинаиды Райх Михаилу Калинину от 29 мая 1929 года.

И все же в Советской России находились литераторы, поднимавшие свой смелый и честный голос в защиту оболганного поэта. Пожалуй, первым из них следует назвать Бориса Лавренева. Кроме известной статьи «Казненный дегенератами», [158] ему принадлежит записка в «Красную газету», в которой он прямо говорит об убийстве Есенина и Маяковского (информация не была отправлена в редакцию). «К есенинской славе немедленно потянулись со всех сторон грязные лапы стервятников и паразитов <…> За ними потянулись десятки мелких хищников…»

158

Борис Лавренев. «Казненный дегенератами», «Красная газета», 1925 29 декабря.

Отважно защищал личность и творчество Сергея Александровича Владимир Правдухин, [159] пожалуй, впервые давший тонкий и правдивый анализ серии стихотворений «Москва кабацкая» (критик был репрессирован). Нельзя забывать доброжелательно относившихся к поэту Я. Брауна, Б. Волина, И. Грузинова, Н. Соловьева, П. Касаткина и еще немногих из тех, кто останавливал зарвавшихся пропагандистов «есенинщины», видевших в поэте худшие национальные черты русского народа. Прав был Николай Клюев, писавший 28 января 1922 года Есенину «Страшная клятва на тебе, смертельный зарок. Ты обречен на заклание за Россию». [160]

159

Владимир Правдухин. «Сибирские огни» (статья «Сергей Есенин»). 1926,№ 1/21, с. 174–193.

160

Поэт Николай Клюев о Есенине как жертве борьбы за возрождение России. Письмо от 22 января 1922 г. — «Вопли», 1988, № 2, с. 278.

Среди «ласковых» врагов поэта издательский работник предшественника «Иностранной литературы» журнала «Интернациональная литература», ответственный секретарь Анна Абрамовна Берзинь, распускавшая пустейшие слухи о том, как она безуспешно разыскивала его в Ленинграде. [161] В 1938 году ее арестовали по «делу» ее мужа, «польского шпиона» писателя Бруно Ясенского, европейского коминтерновца. Берзинь поддерживала тесную связь с чекистами троцкистского толка. Из официального постановления: «…является участницей антисоветской правотроцкистской организации». [162] Допрашивавшийся ее чекист подчеркнул: «А. Берзинь не допускала и мысли о том, чтобы правительство подбиралось с русскими фамилиями». [163] Привлекавшийся к «делу Берзинь» Г. Д. Державецкий-Розенбаум свидетельствовал, что «.. она в свое время была связана крепко с рапповским периодом советской литературы, то есть когда [было. — В. К.] полное влияние группы Авербаха. <…> У нее было много знакомств среди работников НКВД. Она любила этим хвалиться». Жила на широкую ногу: имела комфортабельную квартиру, строила новые хоромы, имела дачу в Переделкине, автомобиль… Из протокола судебного заседания 452-го военного трибунала Белорусского особого военного округа (Минск) от 20 июля 1939 года: «Жена Бруно Ясенского — это была развращенная советская барыня…» Упрятали ее за решетку на пять лет (Коми), освободилась в 1956-м.

161

Об антисоветской троцкистской деятельности А. А. Берзинь см. статью Куняева «Умоляю вас о помощи…» — «Наш современник», 1993, № 6, с. 157.

162

Там же, с. 157.

163

Там же.

Есенин сторонился таких людей. «Он национален и умел писать только о русском, — отмечал Воронский, — в своем заветном слове "Россия" он слышал — "роса", "сила", "синий". В статье " Быт и искусство" поэт говорил своим знакомым: "У собратьев моих нет чувства Родины во всем широком смысле этого слова, поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния"». В то же время он был далек от устаревающего уклада прошлой крестьянской жизни. «Жизнь, по-настоящему жизнь нашей Руси, — делился он с другом-поэтом Ширяевцем в 1920 году, — куда лучше застывшего рисунка старообрядчества. Все это, брат, было, вошло в гроб, — так что не нюхать эти колодовые останки». Он не прятал любовь к своей Родине, открыто говорил о ней. Инскрипты на книгах близким ему духом людям: «Николаю Хорикову за то, что он. русский. Есенин» («Новый журнал», Нью-Йорк, 1972, кн. 10). «Евгений! Сокол, милый, люблю Русь. — Прости, но в этом я шовинист» (кн. «Ключи Марии»). «Александру Васильевичу Ширяевцу с любовью и расположением. Я никогда не любил Китежа, нет его и не было, — также, как тебя и Клюева. Жив только русский ум, я его люблю и кормлю в себе» («Исповедь хулигана», 1921).

Есенинские песни о России широко известны: «О Русь — малиновое поле //И синь, упавшая в реку. // Люблю до радости, до боли Твою озерную тоску». Или: «Но более всего // Любовь к родному краю // Меня томила, // Мучила и жгла». Поэт резко критически относился к тем инородцам, которые заставляли русских жить по-своему, и молил: «Защити меня, влага нежная, // Май мой синий, июнь голубой. // Одолели нас люди заезжие, // А своих не пускают домой». Такая откровенная вера вызывала нескрываемую злобу «заезжих людей» — всех этих Сосновских, Родовых, Коганов и прочих Лелевичей. Его называли националистом, шовинистом, фашистом, антисемитом (слою «националист» до 1917 года вовсе не имело негативного оттенка; это понятие в положительном смысле употребляли Федор Достоевский, Михаил Меньшиков, Петр Струве, Иван Ильин, Николай Бердяев, Василий Розанов и другие). Ненавистники поэта думали иначе.

Александр Ревякин находил у Есенина «шовинистический патриотизм», Петр Смидович подглядел у него «антисемитизм». Сумбурный Петр Лавров был уверен: «…национальность <…>- случайная помеха социализма». Ему вторила некая Г. Горшкова. «Любовь Есенина к родине в наше время, — талдычила она, — …в результате социологического анализа <… > является зовом назад. В этом узком патриотизме, быть может, сказалось на Есенине владение замкнутости крестьянской обстановки». [164] Бегавший от одной партии в другую и в конце концов примкнувший к большевикам Д. Заславский настрочил большой труд «Евреи в русской литературе» («Еврейская летопись», СПб., 1923, вып. 1-й), где приговорил к жидоненавистникам чуть ли не всех русских писателей XIX века; в частности, он глаголел: «Гоголя, как и Пушкина, можно называть антисемитами». Забравшись на гребень власти, «заславские» начисто отвергли общепринятые успехи великой русской культуры. А почему не называют Маркса и Ленина ярыми антисемитами за их известные на эту «скользкую» тему статьи?.

164

Г. Горшкова. Опыт социологического анализа творчества Сергея Есенина. — В кн.: Есенин. Жизнь. Личность. Творчество. М., 1926 («Любовь Есенина к родине в наше время является зовом назад. В этом узком патриотизме, быть может, больше всего сказалось влияние замкнутости крестьянской обстановки…» (с. 209).