Сергей Кузнецов. "Ты просто был". Документальная повесть

После премьер организовывались пышные банкеты. Эта традиция была, есть и, по-моему, еще долго будет жить. Хорошая традиция. Мама брала меня с собой, и я, пыжась от гордости, что нахожусь, в артистической среде, садился где-нибудь за краешек стола с бутылкой газировки и слушал, слушал: И потихоньку стал различать для себя, что актерская профессия - это еще не гарантия доброты, честности, искренности в человеке, что среди актеров есть всякие люди... Но, к счастью, хороших людей в драмтеатре было больше, и первое мое разочарование в театральной изнанке не оставило во мне глубокого следа.

В одном из спектаклей на сцене появлялось жуткое Чудовище. Оно изрыгало из себя огонь и дым, его глаза горели, иглы на хребте стояли дыбом. При появлении Чудовища я каждый раз вжимался в кресло, напрочь отрываясь от реальности. Когда к Чудовищу попривык, - решил рассмотреть его вблизи. Пробрался за сцену, устроил засаду за ящиками с реквизитом и стал ждать. Чудовище последний раз громыхнуло где-то поблизости и устало выкатило на обозреваемый мною пятачок за кулисами. Молния на его брюхе вдруг расстегнулась, и из живота зверины вылез Владимир Яковлевич Бурдаков (я уже познакомился с ним, знал, что это добрый, чуткий человек, хороший артист; недавно он трагически погиб, его подло убили возле самого театра какие-то подонки). Превращение Чудовища в добрейшего человека Владимира Яковлевича очень смутило меня, будто приятней было б, если Чудовище, отыграв свою роль, кинулось бы на меня, клацая всамделишными зубами... Но и это разочарование было мимолетным. Я потрогал шкуру Чудовища, потыкал пальцами в его глаза - лампочки, поискал, куда спрятаны батарейки... и подумал, разве плохо, если внутри каждого чудовища - добрый человек...

Но раз на раз не приходится. Я - про разочарования. Теперь, когда у меня есть кое-какой опыт, я искренне хочу предостеречь тех поклонников эстрады, которые готовы на все - лишь бы прошмыгнуть за кулисы, к своему улыбчивому кумиру. Вместо кумира вас может поджидать там обыкновенное Чудовище, а очаровавшую вас улыбку вы увидите на полу, приклеенной к сброшенному с плеч наряду.

...- Вам понравился концерт?
– допрашивали меня поклонницы.
– Вы для своей работы взяли что-нибудь отсюда?

– Концерт понравился, - ответил я на прощанье.
– А насчет заимствования... Чего я могу для себя взять от себя...

Пока девочки думали над моим ответом, я улизнул от них, в свою очередь, раздумывая над их словами, над их предложением написать книгу. Может, действительно пора?

Дома я нашел тот самый "исторический" блокнот. Раскрыл его на страничке, которую когда-то крупно подписал:

"ГРУППА "ЛАСКОВЫЙ МАЙ" имени Общественного Транспорта, Настежь Распахнутых Окон и Слезливых Поклонников Самой Несерьезной На Свете Музыки Диско".

Ниже шли даты.

"День рождения "Ласкового мая" - 6.12.86.

Первый распад - 31.03.87.

Второй день рождения -12.09.87.

Выход первого альбома (Шатунов) - 16.02.88.

Второй распад-31.03.88.

Выход второго ролика (с Пахомовым) - 6.05.88.

День рождения левого "Мая" - 4.07.88. (К тому времени я приехал в Москву, к Разину.)

Создание сборного коллектива Шатунов - Пахомов. Начало гастролей - 18.09.88.

Перезапись на "Рекорде" - 1.10.88. (Тогда мы "Белые резь" по новой переписали.).

Приход в группу Прико и Игошина.-3.01.89.

Приезд Славы Пономарева - 11.02.89.

Создание грумы "Мама"-25.03.89.

Первое выступление "Мамы", Питер - 7.05.89". (И приписано "Ура!").

Все, дальше я ничего не вел, потому что ничего существенного не произошло.

Я долго держал блокнот открытым на этой страничке, уместившей всю историю "Ласкового мая", моего "Ласкового мая", и думал, что если расшифровать все эти даты, - действительно придется писать книжку. А может, стоит ограничиться лишь некоторыми датами? Рас сказать, что стоит за ними - и будь что будет:

Но начать тогда придется с другой даты: 7 января 1964 года. Ее в блокноте нет. Я и без того это число помню. Это мой день рождения. Если не рассказать о себе, о своем детстве - многое останется непонятным...

Глава 2:

Крест на звездах

Лет до двенадцати я очень любил ходить в планетарий. В Оренбурге под него отдали одно из самых лучших зданий - бывший караван-сарай, постоялый двор для азиатских купцов, С высоким белоснежным минаретом, видимым издалека.

Я брал билетик, забивался в прохладное помещение под куполом бывшей мусульманской мечети и слушал лекции, были и небылицы про Космос. Люди, читавшие лекции, сомнениями не страдали. Им было известно абсолютно все: что движет светилами, почему за кометами тянутся хвосты, почему так часто и так необратимо гаснут звезды. Они знали, что бога нет и что предназначение человека - покорить Вселенную. Лекция заканчивалась, и начиналась демонстрация звездного неба. Гас свет. На ободе купола возникали черные силуэты домов, слегка схожие с теми, деревянными в большинстве, что на самом деле раскинулись во все стороны от караван-сарая. Врубался жужжащий аппарат - и на куполе вспыхивали пылинки звезд. Созвездия неторопливо проплывали по известке купола и скатывались куда-то под ноги. А восточная часть мечети занималась розовым... Восход солнца вручную.

Я выходил из планетария, и все, что меня окружало, казалось скучным, пыльным, рутинным. Вот звезды - это да...

Совковые дети - дети подвалов. Заботливая страна отдала им то, чем гордилась по праву все семьдесят лет: свои подземелья. В подвалах работали детские клубы, в подвалах дети занимались спортом, музыкой, театром... Пили и курили, обучались сексуальной азбуке и пробовали на вкус матерные словечки. И меня бы подвалы не обошли стороной, но там не было звезд. Звезды видны были только с крыш.

Одно время мы с мамой жили в Степном поселке, это окраинный район Оренбурга. Несколько лет стояли на очереди - и нам дали хорошую квартиру на девятом этаже нового дома. И раньше, чем свою квартиру, я обжил крышу девятиэтажки. Крыша была любимым местом. На крыше всегда хорошо. Ощущение совсем другое, чем на земле. Ты выше всех, все видишь и от этого как будто все понимаешь. Ну, и звезды...

Мы пропадали на крыше целыми днями. Особенно первое время, когда не работал лифт. На улице делать нечего - и мы с пацанами ходили друг к другу в гости. Но спускаться с девятого этажа не больно-то в кайф, а потом еще на восьмой надо подниматься (у меня друг жил на восьмом)... Поэтому мы друг к другу через верх, через лифтовый люк и крышу. Наши дома соединялись углом, - через этот угол перелезешь, уняв страх высоты, и снова - нырк в лифтовый люк. Но чаще всего на крыше задерживались. Там у нас была своя детская тусовка: анекдотики рассказывали, курили, спиртное распивали, летом брали с собой гитару. Как видите, занятия от подвальных не очень отличались, но ощущение высоты добавляло им какой-то новый оттенок. Представлялось, когда ты всем этим занимаешься над людьми, почти среди звезд - то на тебя, небожителя, и пальцем показать никто не смеет.