Серийные преступления

Я молча поклонился и поспешно передал князю триста рублей.

— Заезжайте ко мне послезавтра в это же время, — сказал он мне на прощание.

Я раскланялся и вышел, не чувствуя под собою ног от радости. Одеваясь внизу у швейцара, я взглянул на вывешенные визитные карточки постояльцев и с удовольствием узрел против 27-го номера имя князя Одоевского. Я поймал себя на этой мысли и подумал: ишь, Фома Неверный! Да разве и так не видишь, с кем имеешь дело? Какие же могут быть сомнения! Эх ты! Вице-губернатор тоже!

Следующий день я провел как бы в горячечном бреду. Я не отрывал глаз от карты Сибири, стараясь предугадать мою будущую губернию. В назначенный день и час я снова явился к князю. На сей раз он был облачен во фрак с синей лентой Белого Орла под жилетом. Он встретил меня словами:

— Хорошо, что не опоздали, а то я тороплюсь к П. А. Столыпину. Я кое-что успел уже сделать по вашему делу, в принципе мне обещано ваше назначение, но в данную минуту, кроме Якутска, вакансий нет. Ну, а Якутск с полугодовой ночью и шестимесячным солнцем вряд ли вас устроит. Но мне говорили о каких-то перемещениях. Словом, ваше дело на мази. Это меня особенно радует, так как по министерству внутренних дел я хлопочу сравнительно редко, уделяя свое внимание главным образом министерству двора и придворным званиям, с ним связанным. Приходите ко мне ровно через неделю, т. е. во вторник, к 12 часам, и я надеюсь, к тому времени дать вам окончательный ответ по вашему делу…

— Скажите, ваше сиятельство, вы можете и придворное звание устроить?

— Отчего же, конечно, могу! Барон Фредерике со мной считается и редко отказывает в моих ходатайствах.

— А что стоит это?

— Разно. Камер-юнкерство дешевле; камергеры, шталмейстеры, егермейстеры — дороже; гофмейстеры — еще дороже. Впрочем, — многое зависит от кандидата и положения его в обществе.

— Видите ли, князь, — сказал я, — есть у меня приятель из крупного петербургского купечества. Вечно жертвует он деньги на разные благотворительные учреждения ради чинов и орденов. Вот от этого самого приятеля я не раз слышал восклицания вроде: „Что чины? Что ордена? Вот устроил бы меня кто-нибудь камер-юнкером, так, честное слово, сто тысяч бы уплатил, не мигнув глазом“. У князя заблестели глаза.

— Купец? Этот трудно, очень трудно! Но не невозможно. За сто тысяч готов похлопотать. Вы вот что: когда придете ко мне через неделю, приводите и вашего приятеля. Мы поговорим. Ну, а теперь вы извините, Петр Аркадьевич (Столыпин) меня ждет. Да, кстати: вам опять придется раскошелиться на пятьсот рублей. Уж вы простите, что я все забираю, так сказать, вперед. Но завтра предстоит мне дорогой ужин у „Медведя“ с лицом, от которого зависит ваша судьба.

Скрепя сердце, вынул я пятьсот рублей и передал князю. Он спокойно спрятал их в бумажник и, подойдя ко мне вплотную, протянул руку. Я близорук от природы, но князь подошел ко мне так близко, что я успел разглядеть звезду на его груди. К моему удивлению, звезда была Станиславская. Уже что-что, а насчет чинов, орденов, петличек — я не ошибусь! Это моя сфера. Придя домой, я стал соображать. И чем больше думал, тем сильнее охватывали меня сомнения: князь живет в дорогой гостинице, а сидит без денег, и бессовестно забирает их у меня, ничего еще не сделав; купца обещает провести в камер-юнкеры, между тем, подобных случаев еще не бывало; наконец, — лента Белого Орла, а звезда — Станиславская, опять абсурд. Как поразмыслил и взвесил все, так и решил, что налетел я на мошенника и, не долго думая, явился к вашему превосходительству просить защиты.

— И хорошо сделали, так как сомнений нет! — сказал я. — Но только чем же помочь вам?

— Арестуйте жулика, ваше превосходительство!

— Ну, и что же дальше? Он от всего отопрется, свидетелей нет, доказательств — тоже.

— Так неужели же пропали мои деньги?

— На деньги вы поставьте крест, дело теперь не в них, важно задержать мошенника! Мы вот что сделаем. Вам когда назначено быть у него?

— В следующий вторник в 12 часов.

— О, почти еще неделя! Но ничего не поделаешь — придется ждать. Я дам вам во вторник агента и он под видом вашего приятеля-купца, мечтающего о камер-юнкерстве, явится с вами к князю. Вы постарайтесь навести разговор о подробностях вашего вице-губернаторства, а еще лучше попытайтесь всучить ему деньги (не бойтесь, их отберут при аресте!). Таким образом у нас будет свидетель. Поняли?

— Понял, понял прекрасно! — сказал повеселевший Панов. — Ну, подожди же, мошенник, попадешься и ты.

Мы распрощались.

Все вышло, как по писаному. Во вторник при свидании с клиентами князь, но подозревавший беды, принялся разглагольствовать о своих мнимых связях и о своем якобы всемогуществе. Панова он уже „назначил“ в Тобольск, а с моего агента успел сорвать пятьсот рублей на предварительные расходы, после чего был арестован и препровожден в полицию. Князь Одоевский оказался ямбургским мещанином Михайловым с тремя судимостями в прошлом.

— А-а-а… князь дорогой! Покорнейше прошу садиться, — приветствовал я афериста при его появлении у меня в кабинете.

— Не измывайтесь надо мною, г. начальник, — сказал грустно Михайлов. — Поверьте, что лишь тяжелая судьба толкнула меня на это дело.

— Удивительно бесцеремонна с вами судьба, Михайлов, вот уже четвертый раз, что она вас все толкает. Пора бы и перестать!

— Что же поделаешь? — развел он руками. — Стоит стать на этот путь, а уж там не остановишься! Впрочем, должен сознаться, что совесть меня не терзает, так как, в сущности, зла я не делал.

Бедных я ни обирал, моими жертвами были обычно люди с достатком, претендующие на лучшее служебное положение и не брезгующие при этом средствами для достижения своих целей. Вы не поверите, кто-кто ко мне не обращался только! Ради чина, ордена, какого-нибудь звания люди, на вид уравновешенные и серьезные, лезли доверчиво в мои сети. Господи! Да если я — какой-то несчастный Михайлов, бывший актер, без роду и племени, мог вселять доверие и зарабатывать не малые деньги, то что должно делаться в приемной у Распутина, действительно обладающего и связями, и фактической властью?

Я прервал этот поток философии, и „князь“ водворен был в камеру.

За „камер-юнкера“, „вице-губернатора“, „Белого Орла“ и прочие художества он поплатился полутора годами тюремного заключения».

(А. Ф. Кошко. Уголовный мир царской России. Новосибирск, 1991)

Зверское убийство детей на острове Рюген

Установить, принадлежит ли кровь человеку или животному, можно только путем лабораторных исследований. Сто лет тому назад это сделать еще не удавалось. Заслуга в разработке путей такого исследования принадлежит немецкому медику Уленгуту, предложившему в начале нашего века так называемый метод преципитационной реакции, то есть реакции, сопровождающейся выпадением осадка. Располагая набором сывороток, реципитирующих белки человека и различных животных, можно установить видовую принадлежность крови в исследуемом пятне путем контактов этих сывороток с вытяжками из данного пятна. Использование этого метода помогло тогда уличить виновника сенсационного двойного убийства.

«Зверское убийство детей на острове Рюген! Двое мальчиков в возрасте восьми и шести лет найдены расчлененными в лесу! Полиция лихорадочно разыскивает убийц!» Это страшное сообщение опубликовали в первых числах июля 1901 года все немецкие газеты. Вечером 1 июля двое детей не пришли домой. Их отец с двумя соседями и жандармом стал искать их в ближайшем лесу. Только на следующий день в чаще обнаружили два изуродованных трупа. Рядом в кустах лежал большой окровавленный булыжник, которым убийца проломил головы своим жертвам.

Следственный судья из Грайфсвальда, прочитав полицейский протокол осмотра места происшествия, твердо заявил:

— Умышленное убийство на почве полового извращения. Никаких сомнений, все улики свидетельствуют об этом. Надо надеяться, что убийца скоро будет схвачен.

Повсюду в окрестностях полиция опрашивала, не видел ли кто-нибудь обоих детей в сопровождении незнакомца. Уже в полдень торговка овощами сделала важное сообщение:

— Да, я хорошо знаю обоих мальчиков. Я видела, как с ними разговаривал Тесснов.