Серная кислота

– Вы ведете себя как побежденные, – сказала Панноника. – Никто из нас не умрет, и как раз потому, что я не сделаю ни одной уступки врагу.

На другой день, когда надзиратель зачитал листок с именами приговоренных, Панноника сделала два шага вперед, повернулась в ту сторону, где, как она полагала, находилась камера, и громко произнесла:

– Зрители, сегодня вечером проголосуйте за меня! Пусть при подсчете результатов там окажется не два имени, а одно! Пусть номер СКЗ-114 получит абсолютное большинство! Все вы, сколько вас есть, пали так низко, что смотрели и продолжаете смотреть эту гнуснейшую бесчеловечную передачу. Искупить вину вы сможете лишь тем, что завтра меня приговорите. Вы должны сделать это для меня!

Она вернулась в строй.

«Увы, как я и подозревала, она совершенно сумасшедшая», – вздохнула МДА-802.

«А мы-то надеялись, что она нас спасет», – подумала вся бригада.

Даже ЭРЖ-327 дрогнул: «Она великолепна. Но можно быть великолепной и ошибаться».

Здена была сражена.

Панноника провела день в безмятежном спокойствии.

* * *

СМИ взвыли, сообщения сыпались одно за другим, в оценках чувствовалась растерянность.

Один из вариантов, многократно повторенный, возобладал над массой противоречивых версий: «Она вообразила себя Христом».

Вечером во всех газетах прошла та же информация: «Заключенная Панноника выступила сегодня утром с обращением к публике и решительно потребовала от зрителей „Концентрации“ единогласно вынести ей смертный приговор. Она недвусмысленно объявила себя искупительной жертвой, сказав, что для публики это единственная цена прощения».

Радио и телевидение, не столь щепетильные, как печать, предположили, что Панноника подвинулась рассудком.

Вечером за столом царило тягостное смущение.

– У нас, надо полагать, Тайная вечеря? – сказала МДА-802.

Панноника рассмеялась и вытащила из кармана шоколад:

– Она взяла шоколад, преломила и, раздавая ученикам, сказала: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое». [4]

– Он не так трясся над своим телом, – съязвил мужчина, который ее ненавидел.

– Поэтому я не Он, и вы не Иуда, который был трагическим и необходимым персонажем.

– Но Он хоть спасал людей!

– Вы обвиняете меня в том, что я не Христос? Фантастика!

4

Мф., 26,26.

– Не далее как вчера вы обещали, что никто из нас не умрет! – возмутился мужчина.

– Так оно и будет.

– И как же вы это сделаете? С того света, что ли, нас станете защищать? – спросил он.

– Не торопите события. Я еще не умерла.

– Ваше требование могут запросто выполнить. У вас есть дар убеждения, знаете ли.

– Я и рассчитываю, что его выполнят.

– Как же вы тогда спасете нас? – взвился он.

– Спасение как шоколад: оно вам положено, верно?

– Хватит умничать, – сказал мужчина. – Понятное дело, наши души не такие возвышенные, как ваша. Однако любой из нас на вашем месте согласился бы на предложение Здены, чтобы спасти остальных.

– Вы бы согласились и за куда меньшую цену, – отозвалась Панноника.

МДА-802 чуть заметно вздрогнула.

– Ну да, – продолжал мужчина, ничего не поняв. – Мы простые люди, человеки, и знаем, что приходится иногда пачкать руки.

– Руки? – переспросила Панноника, подчеркивая несуразность сказанного. – Я предпочла бы не слышать, что бы вы сделали на моем месте. На моем месте – только я одна, никто на место другого встать не может. И когда кто-то ради вас идет на смертельный риск, на который сами вы не способны, не воображайте, будто можете его понять, и уж тем более судить.

– А кстати, зачем идти на риск? – перебила МДА-802. – То, что предлагает Здена, ничуть не опасно.

– Я бы навсегда утратила уверенность, что в этой сфере жизни мое желание – единственный закон. Больше мне нечего добавить, – заключила Панноника.

ЭРЖ-327, сидевший до сих пор как в столбняке, наконец заговорил:

– Вы знаете, до какой степени я разделяю ваши взгляды, Панноника. Но, когда вы сегодня утром сделали свое заявление, мне стало страшно. Я ужасно боюсь и впервые не могу вас понять.

– Единственное, о чем я прошу как о последней милости, это поговорить о чем-нибудь другом.

– Как мы можем говорить о другом? – воскликнул ЭРЖ-327.

– Тогда я оставляю за собой право молчать.

В полночь, не договариваясь, Здена и Панноника встретились.

– Ты знаешь, что тебя ждет? Ты знаешь, как это происходит, приведение приговора в исполнение? Ты знаешь, что будет с твоим маленьким хрупким телом?

Панноника заткнула уши и подождала, пока губы Здены перестанут шевелиться.

– Если я завтра умру, это будет ваших рук дело. Если я завтра умру, вы каждый день будете говорить себе, что обрекли меня на смерть только за то, что я вас отвергла.

– Неужели я настолько непривлекательна?

– Вы не более и не менее привлекательны, чем другие.

Здена просияла, как будто услышала комплимент. Панноника поспешила добавить:

– Зато методы, к которым вы прибегаете, в моих глазах лишили вас привлекательности навсегда.

– Навсегда?

– Навсегда.

– Тогда какой мне смысл спасать тебе жизнь?

– Чтобы я жила, – сказала Панноника, которой вдруг стало смешно.

– А мне это зачем?

– Я же ответила: чтобы я жила.

– Мне с этого никакой пользы.

– Неправда! Мысль о моей смерти вас ужасает. Вам просто необходимо, чтобы я продолжала жить.

– Почему?

– Потому что вы меня любите.

Надзирательница, оторопев, посмотрела на нее, потом прыснула и зажала рот рукой, чтобы никто не услышал.

– Смело!

– Разве не так?

– Не знаю. А ты меня любишь?

– Нет, – твердо ответила Панноника.

– Ну и нахалка!

– Вы меня любите, в этом нет ни моей, ни вашей вины. Я не люблю вас, тут тоже никто не виноват.

– И поэтому я должна тебя спасать?

Панноника вздохнула:

– Мы так ни к чему не придем. Ну напрягитесь же, постарайтесь понять, вы вели себя низко. Сейчас есть возможность это исправить, не упустите же вы такой шанс…

– Зря теряешь время. Даже если существует ад, плевать мне, что меня будут там жарить на сковородке.