Серое братство

— Кто вызвал этот Огонь?

— Они знакомы вам, — осторожный центур не стал называть даже прозвищ или тайных имен шаманов. — Десять лет назад вы вели дело о волшбе в Энгле.

— Ага, — кивнул Калиус и наморщил лоб, одновременно облизав пересохшие губы. — Вспомнил, кажется. Жаль, что тогда смалодушничал, не перерезал глотки проходимцам. Взрастили мстителей.

— Теперь-то понятно, что необдуманные поступки, малодушие и человеколюбие приводят к гораздо более серьезным событиям? — центур едва видимым движением поклонился Калиусу и прошептал, что через семь-десять дней он расправится с королевой Ваграма, и путь к Короне Мира будет открыт.

Калиус вздрогнул от услышанного, но совладал с собой. Только безразличие в его голосе не обмануло центура.

— Не знал, что ты еще и Претендент! Только не говори «я», пока не сказал «а».

— Да брось ты свои заумные бредни! — центур схватился за плечо министра. — Скоро твое тело отдадут голодным собакам, но перед этим изрядно помучишься. Что случилось? Я вижу страх в твоих глазах?

— Вадигор найдет тебя и выпустит твои кишки, если ты тронешь королеву! — гнев выплеснулся наружу, и Калиус сделал попытку дотянуться до центура, но веревки, спутывающие ноги, не дали ему совершить возмездие.

— Вряд ли, — задумчивость центура сбила порыв министра. — В Аламе я убрал почти всех Претендентов, осталось совсем немного. А сейчас меня интересует, как ты догадался, что мальчишка — Претендент?

Калиус благоразумно закрыл рот. Предатель не знает истинной причины мести, если она случится. Министр надеялся, что любовь поднимет Вадигора из любой могилы, и его рука сомкнется на шее преследователя королевы.

— Нападение на дворец — твоих рук дело?

— Тебе не кажется, Калиус, что для смертника ты задаешь слишком много вопросов, интересуешься не тем, чем надо. О смерти думай! Готовься к путешествию!

Ханвару, кажется, надоела непонятная болтовня белокожих соперников, и он махнул рукой своим воинам, стоящим полукругом за пленниками. Рыцаря грубо подняли на ноги, встряхнули, чтобы почувствовал силу, и поволокли его в сторону начавших пировать вождей. Центур вздохнул и сел рядом с Ханваром на почетное пустое место.

— Он не хочет покориться мне, этот поганый пес? — облизывая пальцы, спросил каган. — В чем дело, мой брат? Эй, железный человек, покорись мне!

Сидящие на коврах молодые и старые военачальники оскалили желтые зубы в предчувствии развлечения.

— Не дождетесь, — Калиус выпрямился.

Каган кивнул. Могучий степняк, исполнявший в улусе Ханвара роль палача, отдал короткий приказ своим помощникам, и те мигом растянули министра на земле. Два раза блеснул клинок — Калиус закричал. Его руки были отделены от тела. Кровь густым ручьем потекла наружу.

— Мне тебя жаль, несчастный, — Ханвар послал в рот большой кусок мяса, тщательно прожевал, но проглатывать не стал. — Ты еще будешь упрямиться?

Калиус молчал. То ли он от боли потерял голос, то ли просто решил умереть побыстрее. Без лишних слов. Вождь степняков пожал плечами, выражая удивление.

— Ему трудно говорить, что ли? Болой, помоги умирающему шакалу сказать мне напоследок несколько слов.

Высоченного роста палач, у которого, казалось, нет шеи — настолько он был толст и неуклюж — улыбнулся, подошел сзади к министру, сунул ему в рот два пальца и резким движением в разные стороны разорвал губы. Центур поморщился, сознавая все же, что за ним наблюдают. Он предпочитал другие методы умерщвления своих противников. Всадить в грудь кинжал не считалось для него варварством. Как казнят степняки — могло шокировать кого угодно. Они умели заставить заледенить кровь в жилах. Но это их жизнь, их способы расправы с врагами. И центур благоразумно промолчал, заставив себя остекленевшим взглядом смотреть на смерть Калиуса.

— Он еще жив? — поинтересовался каган. — Тогда удостойте его быстрой смерти. Он стойко держится.

Болой неуловимым движением перерезал горло министру и повернул его лицо в сторону вождя. Ханвар внимательно посмотрел в гаснущий взгляд Калиуса, жадно ловя миг перехода души в иные миры. Центуру показалось, что министр подмигнул ему, и слегка побледнел.

****

Сколько веревке не виться… Или можно еще сказать, что на нашу хитрость нашлась чья-то умная голова, и за нас взялись всерьез. Барсук сразу предупредил Мастера о наличии в рядах преследователей магов. Без волшбы здесь не обошлось. На раздраженный вопрос командира, почему он так решил, Барсук ответил:

— У нисайцев очень сильные маги. Наше присутствие они ощутили задолго до того дня, когда мы разбили отряд Сахиба.

Мы были измучены пятидневным переходом. Враг шел за нами по пятам, не давая прорваться к адирияхским гарнизонам. Продавливали нас тремя отрядами, методично загоняя в пустыню. Забыл добавить: Великую Пустыню. То, что она Великая, мы ощутили на своей шкуре. Палящее солнце, казалось, не думало заходить за горизонт, выплавляя из наших тел последние капли влаги. Бесконечная жара сводила с ума, иссушала мозги, хаотично перекручивала картины мыслей. И проклятые миражи… Они больше всего бесили меня. Мастер ревмя ревел, чтобы не допустить бессмысленную беготню за сверкающей серебром полоской, так похожей на воду. Мы пробовали прорваться к Сузаю, но нам так наподдали, что от отряда осталось всего тридцать человек. Погиб Молот, и Башар теперь осторожничал, держа крамольные мысли о наших действиях при себе. В дела Мастера он уже не влезал.

Можно было прорваться к горам, но параллельно нам двигался двухтысячный отряд нисайцев, препятствуя нашим планам. Устраивать драку с противником, превосходящим тебя во много раз — это полное безумие, порожденное отсутствием воды и давящей на темя жарой. Так что горы остались таким же миражом. И Мастер маниакально, не осознавая последствий, уводил нас в сердце пустыни — Мооми — Матери Всех Пустынь.

— Как нас вычислили? — не мог успокоиться мой спутник, мучая Барсука.

— Кровь убитых и горячие следы, — Барсук высох на солнце, но держался лучше всех нас. — Это самая лучшая привязь. Теперь не отцепятся.

— А ты? — яростно ожег его взглядом Мастер. — У тебя есть умение?

— Если дойдем до Белых Песков — спасемся, — спокойно ответил Барсук. — Я знаю, где найти Куангу — колдуна, очень сильного и опасного для наших врагов.

— Далеко?

— Далеко. Мы не дойдем, — огорошил ответом Барсук. — Нас сожрет Вооку, — легкий кивок на небесный раскаленный блин. — В этом году он очень голоден.

— Боишься? — я поравнялся с Мастером и Барсуком. Наши лошади едва передвигали ноги, и было больно смотреть на их страдания.

— Смерть можно обмануть один раз, второй, но однажды она тебя поймает за яйца. Умрем мы сейчас — избавимся от страшных мук, которые ждут нас впереди.

Да уж, умел Барсук объяснять коротко и ясно. И ведь по-своему он прав. Каждый следующий день сулит нам только страдания. Путь отступления отмечен смертью еще пятерых товарищей и двух лошадей.

— Твоему Вооку мало жертв? — Мастеру хотелось говорить, отвлечься от бесконечных мыслях о воде. Те запасы, которые у нас были, практически кончились. Последние капли не утоляли жажды. Еще день — помрут все животные. А следом наступит наша очередь.