Серпомъ по недостаткамъ

– How do you feel, господин Волков? Извините, по батюшке не знаю...

– Ну это... I'm feel well, thank you. Not exactly well, but not too bad. Отчество мое - Владимирович, а вас как зовут?

– В миру - Кирилл Константинович, а в служении - отец Питирим. Как вам удобнее будет.

Батюшка, когда я слез с печки и пригляделся, на вид показался довольно молодым. Так что я решил именовать его на мирской манер - не дорос он до "отца" на мой взгляд, а он и не возражал.

– Извините, Кирилл Константинович, а почему вы со мной по-английски заговорили?

– Ну вы же из Австралии, я и не знал, по-русски вы говорите или нет. То есть сообразил уже, но долго заранее готовился, английским-то я почти и не владею - вот и получилось так.

– А с чего вы решили, что из Австралии?

– Так вы же сами и сказали, Егорию Фаддеевичу сказали, околоточному нашему. Вы тут почти в беспамятстве были, так он взял на себя смелость в сумке вашей в кармане бумаги посмотреть. И карточки ваши и нашел, а вы ему и сказали что из Австралии, с Аделаиды значит.

Понятно, с Аделаиды...

С Делькой мы, скажем так, познакомились прошлым летом, на Ишымбае. У нее был небольшой бизнес, копировально-печатный, и я через день к ней катался "печатать красивые отчеты", которые Федоров нефтяным боссам отсылал. Ну и... в общем, узнав, что она у меня первая, сделала и подарила мне "визитки" с надписью "Александр Волков, Мастер - Университет Аделаиды". Сказала, "чтобы помнил и гордился". Я эти визитки в карман сумки и запихал - смешные они. Что же про "университет"... Делька тогда сказала что в Австралии как раз есть такой университет, элитный. Но ее "университет" гораздо элитнее. Помнить и тем более гордиться мне как-то не довелось, а сейчас пачка шелкографических бумажек очень помогла. Правда бумажки эти были как бы "неофициальными", но сама по себе объемная печать на бумаге "Верже" (если я правильно название запомнил) впечатление обеспечивала очень солидное. Да и тисненый золотом герб неплохо смотрелся. Я тогда еще засмущался, что мол такие дорогие - но Делька меня успокоила, сказала что по ошибке местному мэру вместо Россиянского цыпленка-мутанта царского орла забабахала, вот на этих заготовках мне визитки и сделала.

Ну а сейчас с этими визитками я, похоже, неплохо залегендировался:

– Я же к вам с таким вопросом: вероисповедания вы православного или англиканского?

– Ну, вообще-то православного. Только ведь в Австралии с православными церквами дела обстоят неважно, так что многие таинства мне неведомы.

– Я помогу вам, в удобное для вас время приходите, спрашивайте что вас интересует. Я же с прискорбием должен заметить, что не только таинства церковные дворянство наше в заграницах забывает, но и вере изменяет: не в обиду вам, но ведь многие русские дворяне в заграницах перешли кто в католичество, а кто и англиканство.

Так, похоже визитка с золотым орлом меня уже и дворянином сделала? А отец Питирим продолжил:

– Но вы от веры отцов не отреклись, это делает вам честь. И хотя приход наш не из богатых, некоторую помощь до вашей поправки мы оказать сможем. И известим близких ваших о вашей такой задержке. Вы, собственно, куда направлялись и как оказались в наших краях в столь бедственном виде?

И тут я сообразил, что и понятия не имею, что на такой простой вопрос ответить. Видимо, работа мысли (или ее отсутствие) так сильно отразилось на моем лице, что Кирилл Константинович с тревогой спросил:

– Что с вами?

– Со мной? Нет, со мной ничего... только я не помню.
– Мысли мои завертелись с утроенной скоростью: - я остался один в Австралии и решил поехать к родне, обратно в Россию, где никогда и не был... Продал все, поплыл... а потом - не помню.

– А кто тут у вас из родни?

– Вроде бы в Петербурге, у меня записано... было. Надо найти бумаги...

– Вы сказали, что "все продали" - и много ли денег у вас с собой было? потому как при вас не то что бумаг - одежи теплой не было.

– Не очень много, тысяч пять - я машинально назвал сумму "аванса", полученную перед выездом.

– Рублей?
– с ужасом почему-то воскликнул батюшка.

Поняв, что я ляпнул что-то явно не то, быстро поправился:

– Нет конечно, фунтов...

– Благословенна страна Австралия!
– как-то пафосно произнес Кирилл Константинович, а затем, совсем не пафосно и как-то печально продолжил: - боюсь, что бумаг ваших, как и денег, найти нынче не удастся. Сдается мне, что поразившая вас молния жизнь вам спасла, отняв зато память. Вам следует...

Что мне следует - я не узнал. В дверь просочился Дима, что-то шепнул попу, тот поднялся и, глядя на меся с явно читаемым сожалением, быстренько распрощался:

– Извините, Александр Владимирович, мне срочно нужно вас покинуть - душа, мир сей покидающая, об исповеди просит. Я душевно рад, что вы живы и чувствуете себя лучше, и рад бы поговорить еще, но придется отложить. Надеюсь, мы еще встретимся до вашего отъезда...

– Дима, какая молния? Что он тут мне говорил?

– Так это, барин, я уж тебе говорил - да ты видать и это позабыл. Я же в твою сторону и свернул что молния ударила. Гляжу - ты лежишь, а рядом прям - дым, огонь небесный горит... Я-то сам не видел, а по тому, как землемер Федулкин заорал с испугу, так понимаю что молния аккурат в тебя и стукнула...

Понятно, в этот мир я вошел сверкая.

– Только чудная молния была: ее и в Пичуге народ видал, а грома почитай и не было...

Уточним - сверкая, но не грохоча. И - что очень важно - потеряв изрядный кусок памяти. То есть воспоминаний. А теперь - я устал и хочу снова спать. Надо поподробнее обдумать менее сверкающий вариант, потому как есть еще и Егорий Фаддеевич.

Глава 2

Егорий Фаддеевич Епифанов еще раз прочитал написанное:

"Сим докладываю, что Седьмого числа Марта месяца сего года крестьянин Дмитрий Васильев Гаврилов подобрал в степи человека раздетого, молнией оглаушенного. Сего человека видал и уездный землемер Федулкин, каковой от молнии испужался и уехал с криками. О чем Гаврилов упомянутый по приезде полиции рассказал.

От молнии с человеком приключилась забывчивость, что последние месяцы где был и что делал, не помнит он совершенно, как и про случившееся с ним. Человек был раздет, избит с синяками, одет остался в тужурку иностранного покроя и штаны, в каковых иные матросы иноземные ходют, тулупа либо иной одежи теплой и шапки не имел. Но в справном иноземном же исподнем, брит и чист телом и волосами. Из обуви на нем сапоги короткие, со шнурами, выделки иностранной и цены, со слов, очень дорогой.

По бумагам человек сей инженер с Университета Аделаиды, со слов оного в Австралии, так же со слов подданства Русскаго, вероисповедания Православного. Крест нательный так же в отсутствии, но бечевка для креста шелковая имеется, с замочком хитрым. Так же ладанка с крестом золотая. Не жид.

Росту восьми вершков, волосы светлые русые, глаза карие, родимых пятен и иных примет не имеет. По русски говорит свободно, но иначе нежели мы. Пишет споро, но не грамотно вовсе, что прикладывается. Немецкого языка не знает.