Серые тени

Проглотив очередное язвительное замечание, которое, действительно, лучше приберечь для любимого капитана, девушка молча кивнула и скользнула мимо Лэра в коридор. Вскрывочная — не то место, куда стоило бы торопиться, но с оценкой следователя видящая была согласна: хоть ненадолго забыть тот ужас, что оставлял после себя Палач, можно было только в компании алкоголя, а мысли эти были довольно-таки опасны. Если после каждого трупа прикладываться к бутылке, можно спиться быстрее, чем осознаешь, что происходит. Впрочем, и Лаура, и Лиана готовят изумительные успокаивающие зелья. Действуют почти мгновенно — и со стопроцентной гарантией. Аиша вон уже сидит за своим рабочим столом — ее отлично видно через открытую дверь — и даже слегка улыбается. Хотя утром тряслась вся, отдавая Деррику кристалл с очередным записанным убийством: она находилась буквально на грани истерики.

Просмотрев запись, Таша и сама подумывала о том, чтобы вслед за провидицей навестить Лауру и выпросить у нее флакончик-другой успокоительного. В этот раз Палач, вроде бы, и не особо отступил от своей схемы, но действовал с какой-то ясно ощутимой эйфорией, словно вошел во вкус и начал получать наслаждение не только от факта «очищения» мира от скверны, но и от самого процесса. Торрел, психиатр, употребил именно эту фразу — «вошел во вкус». Первое убийство Палач совершил практически в состоянии аффекта, находясь в сильнейшем эмоциональном потрясении. Во второй раз он вышел на улицы, чтобы вспомнить, каково это было, наказать еще одну девушку за «преступление» — и убедиться в собственной безнаказанности. Этой же ночью он отправлялся вершить свой извращенный суд — и получать от этого удовольствие. Целитель-убийца не торопился, продлевая агонию девушки не только на физическом, но и эмоциональном уровне: нанося очередной болезненный, но не смертельный удар, шепотом ей на ухо рассказывал, в какую часть уже мертвого ребенка вонзился нож на этот раз… Он не торопился, совершенно не торопился. Словно знал, что успеет спокойно уйти еще до того, как страже станет известно об очередном убийстве…

Таша передернулась, обняв себя за плечи… Ну вот кто просил ее вспоминать весь этот ужас? Ей и без того предстоят сейчас очень непростые минуты в компании трупа и вооруженной скальпелем и пинцетом Лауры.

Успокаивающее зелье все же пришлось использовать. И хотя с тошнотой справиться получилось, со слезами и трясущимися руками — нет. Третья жертва Палача была на довольно большом сроке, ее беременность воспринималась не как абстрактное зарождение еще не оформившейся жизни внутри, а имела вполне себе форму маленького человечка, который через три месяца должен был появиться на свет. После фразы инары Лауры о том, что маленький волчонок долго пытался цепляться за жизнь, даже после нанесенных маньяком ранений, зелье и понадобилось. Таша долго рыдала в углу, выскочив из бокса, не понимая, как человеческое существо может быть настолько жестоким, чтобы отобрать жизнь у другого, еще даже не родившегося. Это было настолько бесчеловечно, что не укладывалось в голове. Теперь становилось куда более понятным желание Лэра напиться: когда видишь торчащий из рваной раны на животе крошечный кулачок, умирает и словно часть тебя, и эту боль хочется заглушить хоть как-то.

Всю оставшуюся работу Лаура доделала сама, хотя и ее глаза подозрительно поблескивали, когда она передавал Таше протокол вскрытия с изображенным на отдельном листе посланием от маньяка.

— Наказание, — безэмоционально, с каким-то пустым сердцем, перевела видящая, едва бросив взгляд на символ. Предыдущим было «возмездие».

Странные и до мерзкого пафосные определения тому, что делает этот ненормальный. Казнь, возмездие, наказание… Чем убитые девушки заслужили это? Тем, что, будучи незамужними, посмели забеременеть? Или посмели забеременеть именно от оборотней?

А ведь он наверняка следил за ними… Днем ходил по городу, притворяясь обычным горожанином, высматривал, выискивал… Находил и следил… А ночью «наносил визит»… Звезды, как же мерзко!

Рик выглядел ничуть не лучше Лэра. Наверное, даже хуже: бледный, какой-то осунувшийся, с разбитыми костяшками, словно выпускал эмоции, просто избивая стену. Впервые за четыре с лишним месяца знакомства Таша пожалела своего капитана. Если ей хватило разрозненных кусочков — сначала записи, которая все же значительно сглаживает впечатления, а потом трупа убитой девушки, — чтобы впасть в истерику, то каково тогда ему, видевшему всю картину целиком? Приехавшему в квартиру, где еще вчера кто-то смеялся и строил планы на будущее, и найти комнату, забрызганную кровью, в центре которой — очередная жертва?

Внутри зашевелилось что-то, смутно напоминающее благодарность. Пусть и не из желания защитить и оградить, но Деррик все же сегодня оставил помощницу в Управлении, позволив избежать прямого соприкосновения с этим кошмаром. Все заготовленные гадости по поводу ненавистной работы и его мерзкого характера были забыты. Молча положив перед Риком листы протокола, развернулась, чтобы выйти в приемную и глотнуть воды. Может быть, стоит и Рику стакан принести?..

— Он пришел сегодня к ней… — вдруг заговорил капитан, и Таша остановилась в дверях, не рискуя обернуться. Замерла, насторожилась, касаясь рукой тонкого стекла. — Ее жених. С букетом и ее любимыми конфетами. Хотел устроить сюрприз, так как раньше вернулся из поездки. Свадьба должна была состояться через месяц… Никогда не чувствовал себя более отвратительно, чем тогда, когда пытался не пустить его в ту комнату…

Слезы снова побежали из глаз. Сцепив зубы, Таша глотала всхлипы, вслушиваясь в тихий, словно надтреснутый голос Деррика. Она боится лишний раз прикоснуться к трупу? Не выносит вида крови? Да какая брезгливость, когда эта мразь гуляет на свободе! Если бы от этого была хоть какая-то польза, если бы это только помогло поймать маньяка, Таша ночевала бы во вскрывочной и на коленях обползала бы каждый сантиметр проклятых квартир! Нельзя позволять такому монстру находиться среди людей… Только как, как его поймать? Кто из целителей, миролюбивых и даже слабых по своей натуре, мог настолько тронуться умом, что изменил своему предназначению?

— Чем он оправдался на этот раз?

Голос Деррика изменился. В него вернулась былая жесткость, и Таша рискнула обернуться:

— Наказание.

Глаза капитана скользнули по слезам, которые все еще катились по щекам видящей, но первые на ее памяти он не стал комментировать столь явное проявление слабости.

— Наказание, значит… Что ж, он его получит, как только я до него доберусь. Инари Ллоривель, что со списком зарегистрированных целителей, проживающих и практикующих в Делоре?

— Он у инора Лиера. Отдала буквально пару дней назад, чтобы можно было начать…

— Копию мне на стол. Я тоже его просмотрю.

— Хорошо.

Рику уже не требовался ее ответ: отдав распоряжение, он притянул к себе протокол вскрытия. Но Таше показалось, что капитан даже не попытался вникнуть в него: держа перед собой листы, он застывшим взглядом уставился на ровные строчки, думая явно о чем-то другом. Девушка вернулась за свой стол, устало положив голову на скрещенные руки и иногда подглядывая на Рика. За десять минут он так и не перевернул первой страницы. Увиденное сегодня повлияло не только на Ташу.

* * *

Неделя после третьего убийства выдалась чрезвычайно нервной и суматошной. Оборотни настояли на том, чтобы присоединиться к расследованию: оставшийся неженатым вдовцом, жених последней жертвы поднял своих сородичей, и теперь капитану Ирлину приходилось отбиваться и от начальства свыше, и от хвостатых помощников, к тому же нужно было вести параллельно текущие дела в Управлении, которые никто не отменял. Он все время находился на грани срыва — и по вечерам срывался, отыгрываясь на помощнице и гоняя ее вечерами по спортзалу. Таше волком выть хотелось от усталости, бесконечных поручений и придирок. Вот просто отрастить себе хвост — и присоединиться к скорбному вою оборотней, три ночи не дававшему уснуть всей столице. После их концерта задействованы оказались все службы, которые хоть как-то могли помочь, хоть чем-то. Официальное представительство Фаркасской Автономии живо интересовалось успехами в расследовании и, не получая удовлетворительных ответов, давило на Управление. Злость и раздражение в той или иной мере охватывали всех работников, даже мирные провидцы поддались всеобщему настроению. Прогнозистам и психиатрам приходилось особенно тяжело: от них требовали предугадать действия маньяка, покусившегося на жизни нерожденных оборотней.

Почему это дело вызвало у хвостатых такой болезненный отклик, они объяснять отказались, но за каждым шагом делорской стражи следили очень внимательно. К целителям, не сумевшим предоставить страже алиби хотя бы на одну из тех трех кошмарных ночей, по требованию волков были приставлены наблюдатели. Но допросы и слежка ничего не давали, а время следующего убийства неумолимо приближалось. Торрел предположил — и, в принципе, он был уверен в правильности своих догадок, — что Палач снова выйдет «избавлять мир от скверны», что поднятая стражей и оборотнями суматоха по его поимке не только не напугает маньяка — подхлестнет даже. Что ему важно будет доказать самому себе правильность возложенной на себя миссии: не только казнить запятнанную связью с оборотнем девушку, но и обвести вокруг пальца тех, кто их защищает. Не человечество защищает, а по какой-то причине именно их, полузверей. И объявится маньяк в ближайшие неделю-полторы, ибо между предыдущими преступлениями разница как раз составляла пятнадцать-двадцать дней.