Сержант милиции (Часть 1)

44

Клязьма. Небольшая подмосковная дачка с заросшим и глухим садом обнесена дощатым покосившимся забором. Рядом с большими соседними дачами она выглядела сиротливо даже ночью. Занавешенные тюлевыми шторами маленькие окна, в которых горел свет, защищались от любопытных глаз прохожих зеленой изгородью акации. Стояла тихая лунная ночь. Лишь то нарастающий, то замирающий гул проходящих мимо электропоездов изредка будоражил тишину дачного поселка.

Захаров и Карпенко, одетые в штатское, неслышно закрыли за собой ветхую калитку и, прижимаясь к густому кустарнику, прошли к невысокому крыльцу. Захаров мягко нажал плечом на дверь. Она оказалась закрытой изнутри.

– Стой там, - сказал он шепотом и кивнул на зеленую беседку из плюща, куда не проникал лунный свет.
– Я пойду к окнам. На свет не выходи. Здесь кто-то есть.

Оглянувшись, Захаров, как кошка, прошмыгнул мимо затемненных окон за угол дома и остановился под густой рябиной против освещенного окна. Окно было открыто. Сквозь тюлевую штору можно было рассмотреть двух людей. За столом сидели женщина и мужчина. Захаров прислушался.

– Я предлагаю выпить за вашу большую покупку, - сказал женский голос. Если не выпьете, то ваш "ЗИМ" развалится на втором километре или, чего доброго, полетите в пропасть с этого, как его там?..

– Чуйского тракта, - подсказал мужской голос. Такой голос мог принадлежать только физически сильному человеку.

– Да, с Чуйского тракта.

– Пьем, - согласно прозвучал мужской голос, и на занавеске появился силуэт руки, поднявшей стакан.

– Вот это я понимаю, это по-мужски! А у нас в Москве пошли такие мужчины, что пьянеют от рюмки кагора.

– А вы? Почему вы не пьете?

– Дамам можно сделать скидку. Особенно таким хрупким, как я. Да, кстати, сколько вы заплатили за свой "ЗИМ"?

– Платить буду завтра. Сорок тысяч.

– Кто же та счастливая особа, которая вместе с вами будет ездить на этой машине?

– Моя жена.

Женщина расхохоталась.

– Вы это сказали таким тоном, точно в свою жену влюблены так же, как до женитьбы.

– Вы правы. У меня очаровательная жена. В нее я влюблен все так же, как двенадцать лет назад, когда она была еще невеста.

Со стороны железной дороги послышался гул приближающегося электропоезда. В какие-то минуты этот гул затопил весь поселок.

Дальнейший разговор в комнате теперь Захаров слышал плохо. Оглядевшись, он заметил, что у второго освещенного окна - оно было ближе к столу - штора подходила к косякам неплотно, а со стороны соседнего дворика окно прикрывалось шапкой густого и высокого кустарника. Николай пригнулся и неслышно нырнул в заросль перед вторым окном.

Теперь он отчетливо видел молодую, в цветном халате, женщину, ту самую, с которой он разговаривал три дня назад. Она сидела в кресле и курила, пуская дым кольцами.

– Вы, кажется, все-таки захмелели?
– спросила женщина с улыбкой, которая означала: "А я-то думала!"

– Да, я очень устал. Десять суток в дороге... А потом здесь суета. Вот уже два дня, как не могу найти свободного места ни в одной гостинице. Хорошо, что мир не без добрых людей.

– Где б вы были сейчас, если б не наша случайная встреча?

– Не знаю.

– Неужели эти двое суток вы мучались на вокзале?

– Нет. Одну ночь я провел у старого приятеля. Но если бы вы видели его тещу!.. Вы согласились бы еще полмесяца проваляться на вокзале, лишь бы не причинять неприятностей несчастному зятю. Мегера, а не теща. Как мне жалко Нестерова. А ведь какой был парень! Огонь... А умница? Мы с ним вместе институт кончали. В общежитии в одной комнате жили.

– Он тоже инженер-строитель?

– Да. Только он работает в министерстве.

Когда женщина потянулась к горшку с цветком, чтобы стряхнуть с папиросы пепел, полы ее длинного халата разъехались так, что даже Захаров заметил ее стройную, обнаженную выше колена, ногу. Эта небрежность женщиной осталась сознательно незамеченной.

– Скажите, вам часто приходилось изменять своей жене?
– внезапно спросила она, затянувшись папиросой.

– Изменять?

– Да, да! Что вы удивляетесь? Ведь вы так часто бываете в командировках, в разъездах.

– В разъездах - часто, а изменять - никогда, - твердо ответил мужчина.

– Значит, сегодня ваше первое грехопадение?

Гость удивленно посмотрел на собеседницу. Только теперь ему бросилась в глаза ее почти оголенная нога, и он опустил голову. Несколько секунд они оба молчали. Потом мужчина поднял голову и стыдливо ответил:

– Мы просто друг друга не поняли... В самом начале.

В глазах женщины вспыхнул злой огонек. Порывисто привстав, она быстро подошла к гостю и положила руки ему на плечи. Верхние пуговицы ее халата были расстегнуты, отчего полы его разошлись еще больше.

– Разве я вам не нравлюсь?
– Быстро отскочив назад, женщина широко распахнула полы халата. В ее окаменевшей с запрокинутой головой фигуре был вызов.

Сибиряк растерянно молчал.

– У вашей жены такая фигурка?

Халат восточной расцветки прикрывал одни только руки. Уже полнеющее, но еще стройное тело, обтянутое голубым купальным костюмом, напоминало породистую голубую птицу с цветными крыльями, приготовившуюся к полету.

– Нет, - покачал головой мужчина.
– Мы только что говорили о моей жене... Иначе я поступить не могу.

Губы женщины были плотно сжаты, в глазах искрились озлобление и досада. Она на минуту задумалась, словно что-то припоминая, потом, запахнувшись халатом, стремительно подошла к сибиряку и обвила его шею руками.

– Думаешь, я так и поверила?

С ловкостью кошки она забралась к нему на колени и принялась исступленно целовать его.

Сибиряк бережно отстранил женщину и встал. Он был высокого роста и крепкого сложения.

– Этого не надо. Разрешите мне отдохнуть. Трое суток я почти не спал.

Лицо женщины стало хмурым.

Она посмотрела на часы и, опять что-то прикидывая в уме, сказала с расстановкой:

– Хо-ро-шо. Я вам постелю в соседней комнате.

Женщина вышла, а сибиряк снова сел за стол и, положив голову на скрещенные руки, засыпал.

Захаров хотел было перейти к другому окну, чтобы понаблюдать за поведением женщины в комнате, куда она вышла, но вдруг услышал за спиной скрип калитки. От неожиданности он вздрогнул. Пригнулся.

Двое мужчин, о чем-то тихо разговаривая, подходили к крыльцу. Один из них, тот, что был пониже ростом, отделился, свернул с дорожки и направился к освещенным окнам.