Сержант. Назад в СССР. Книга 4

— Так, согласен. Макс, ну тут ты даже меня удивил… — тот задумчиво почесал затылок. — Ты, конечно, человек умный, я тебе доверяю, как самому себе. Но то, что ты мне рассказал, это как минимум звучит странно. Если диверсия, неужели у кого-то может хватить на такое решимости? И зачем?

И это на самом деле было так. Ведь как ни крути, а я достоверно не знал, что именно впоследствии признали истинной причиной аварии, а потому и объяснить толком не мог. Диверсия, как основная версия, конечно же, не озвучивалась. Я лишь знал дату, знал время и жуткие последствия случившегося. И все. И, честно говоря, то что я сказал Кэпу, действительно звучало неубедительно. Но он понимал, что просто так, без причины я этот разговор начинать бы не стал. А потому и был в сомнениях — как поступить.

— Так, Макс! Давай еще раз, по порядку…

— Ну, хорошо! — согласился я. — Авария случится, вне всяких сомнений. Произойдет это на четвертом блоке станции, ночью. С пятницы на субботу. Тут три варианта, либо это кем-то хитроумно спланированная диверсия, либо непреднамеренная ошибка конструкции и расчетов, либо же серия ошибок персонала энергоблока, который будет управлять реактором. А информация… Я не готов доложить, вот просто не готов!

Игнатьев никак не отреагировал. Лишь вздохнул, выждал несколько секунд.

— Макс! Пойми, для того, чтобы мне как-то подать сигнал наверх, нужны доказательства иначе никто и пальцем не пошевелит. Мне еще и по шее прилетит, что я занимаюсь дезинформацией, да еще и в такое время, когда мы соперничаем с Америкой. Все, что касается атомной промышленности, приравнивается к государственной тайне. Устроить диверсию на АЭС это ни хрена не просто. Да туда даже попасть целая проблема. Я вижу, что для тебя это важно и никакие шутки тут неуместны, но дай мне хоть что-то, чтобы я мог продвинуть это туда, где все проверят. Факты есть?

— Нет, ничего нет! — я покачал головой.

— Я, конечно, могу попробовать запустить цепочку и пропихнуть выше, но все равно толку не будет. Все встанет, в связи с отсутствием доказательств. Никто не станет останавливать всю электростанцию только потому, что где-то кому-то и что-то показалось. Нужно понимать характер угрозы, откуда, что и где проверять.

— А всю станцию и не нужно. Только четвертый энергоблок.

Тот покачал головой.

И я его понимал — сейчас я совсем не в лучшем свете.

— Не знаю…

— Я знаю, что где-то там находится засекреченный военный объект «Дуга». Можно подать так, что диверсию на АЭС провоцируют для того, чтобы вывести объект их строя! Пока будут разбираться, пока то, да се, пройдет время. Запланированные испытания проводить не станут, быть может и аварии не случиться.

— А вот это уже другое дело! — Игнатьев изменился в лице. — От этого уже можно отталкиваться. И все равно, вероятность того, что электростанцию остановят, крайне мала.

В мою голову уже давно закралась мысль, которая чисто гипотетически могла быть очень удачной.

— А что если подкинуть эту информацию нашему общему знакомому майору из КГБ?

— Виктору? — поднял бровь капитан. — Хм, ну не знаю. Хочешь, чтобы я это сделал?

— Да. Я так понял, вы учились вместе и хорошо знали друг друга до того, как он обратил на меня внимание?

— Да, да… Хорошо, я позвоню ему. Но смотри, об этом больше никому или может подняться никому не нужная шумиха, которая точно до добра не доведет…

На этом мы и разошлись.

До катастрофы примерно десять дней.

Возможно, моя попытка была слишком наивной… Но с другой стороны, а какой она должна быть у двадцатилетнего солдата срочной службы? Моего настоящего возраста не знает никто, а потому моя попытка предупредить всех о грядущем событии и должна быть такой. Ну, в самом деле, не говорить же мне, что я обладаю знаниями о будущем или у меня внезапно открылся дар прорицания…

Два дня спустя Кэп рассказал, что именно он сделал — информацию приняли, но будут ли проводить какую-то проверку — неизвестно. В конце-концов, он тоже всего лишь капитан советской армии, хоть и имеющий непосредственное отношение к ГРУ. Однако сфера немного не та…

* * *

Виктор Викторович уже второй день уходил с работы раньше.

По пути заходил в гастроном, брал себе пол литра водки и нехитрую закуску. С каждым днем ему все меньше хотелось ходить на работу, в которой он разочаровался.

Как же быстро меняется человек, если выбить у него опору из-под ног… В его случае, этой опорой была работа в самой серьезной структуре, что существовала в СССР. Когда майора сместили с должности, когда недовольство начальника переросло в личную неприязнь и раздражение, когда недовольство коллег и всякие колкие шутки достигли предела, Кикоть понял, что с ним — все…

Такое бывает, хоть и редко. В жизни вообще, всякое бывает.

Виктор Викторович уже написал рапорт об увольнении. С каждым днем на службе становилось все сложнее и сложнее. Коллеги, что ранее болтали с ним на курилке, теперь не стремились вести с ним беседы. Естественно, он это понимал.

Последнее время о том, что некогда лучший работник управления с хваткой как у бульдога, расклеился, знали все. Ходили слухи, что его собираются перевести в какую-то дыру, чтобы глаза не мозолил и не досаждал Афанасьеву.

После разговора с начальником, ситуация стала только хуже. Дела так и лежали мертвым грузом на столе у Виктора Викторовича, на них садилась пыль. А сам он только и делал, что пил кофе, курил и думал… Слишком много думал.

Рапорт об увольнении переписывался уже четвертый раз. Во всех случаях майор был недоволен написанным, в порывах злости разрывал его на мелкие клочки. Курил, после чего вновь садился за стол и писал новый рапорт.

Вот и сейчас, чекист сидел дома. Само собой играющий в крови алкоголь не сильно способствовал хорошему настроению. Перед ним лежал очередной рапорт, засыпанный хлебными крошками, рядом стояла банка маринованных огурцов, откуда исходил душистый аромат укропа.

Рядом тарахтел холодильник, негромко играло радио. Под потолком скопилось облако сизого дыма — была выкурена уже не одна сигарета.

Вдруг в коридоре раздался телефонный звонок.

Мрачно посмотрел на часы с кукушкой, Виктор Викторович пробурчал:

— Ну, кого там еще принесло? — пробурчал он. — Половина одиннадцатого.

Нетрезвой походкой он побрел в коридор, бурча себе под нос проклятия. Взяв пластиковую трубку в руку, он пробормотал:

— Слушаю, Кикоть!

Однако в ответ раздалась тишина.