Сесиль Родс и его время

Мзиликази умер в 1868-м, а Лобенгула смог окончательно утвердиться лишь в 1870-м, в тот самый год, когда Родс явился в Южную Африку. Полтора года в стране царили раздоры, вплоть до кровавых схваток между дружинами. И у ндебелов были все основания полагать, что слухи о Нкулумане подогреваются европейцами. Но никаких прямых выступлений против европейцев не было. И даже сам Лобенгула держался вполне дружелюбно.

Эдуард Мор повидался с ним 6 октября 1869 года и рассказал, какое впечатление произвел на него «будущий царь матебелов», Лобенгула «хотел показать себя в высшей степени любезным. Он выразил мне соболезнование, что в настоящее время ничего не может сделать для исполнения моих желаний, но просил меня не беспокоиться… во всяком случае, мне не придется ждать долго». По словам Мора, если Лобенгула и не был знаком с выражением «noblesse oblige» (положение обязывает), то действовал именно так.

Во время обеда Лобенгула обратил внимание на медальон, висевший на шее у Мора, — это был портрет его матери. Лобенгула попросил показать ему портрет. Заметив фамильное сходство и узнав, что мать Мора умерла, сказал:

— Да, да, белые счастливы; ваше искусство так велико, что вы видите даже тех, которые давно уже не существуют; сердца ваши не имеют надобности страдать.

Приводя эти слова, Мор замечает от себя: «Дитя нашей цивилизации, конечно, не могло бы выразиться с б о льшим тактом».

Многое изумляло Мора. И то, например, что «матебеле никогда не дает застигнуть себя врасплох», и то, «как хорошо туземцы знают все, что происходит у них в стране».

С впечатлениями Мора познакомились больше ста лет назад и российские читатели. Издатель русского перевода И. В. Алферьев был уверен, что книга вызовет интерес. В предисловии он написал: «На издание русского перевода с тем же изяществом и роскошью, как это сделано за границей, я не жалел никаких расходов. Могу даже засвидетельствовать, что рисунки, находящиеся в сочинении Мора, напечатаны у нас лучше, чем за границей». [40] И перевели эту книгу на русский язык молниеносно: предисловие к немецкому изданию подписано автором в Бремене в марте 1875 года, а на русском переводе отметка «дозволено цензурою» датирована 3 ноября того же года. Всего шесть-семь месяцев!

40

Мор Э. Путешествие в Африку к водопадам Виктории на Замбези, т. I–II. СПб., 1876, т. I, с. 206, 224, 229-230, 259; т. II, с. 34.

…В 1870-м Лобенгула утвердился в качестве инкоси — верховного правителя. Ндебельские посланцы разыскивали Нкулумане повсюду, даже далеко за пределами междуречья, но так и не нашли его. Должно быть, он, как и предполагалось раньше, был убит еще в детстве из-за каких-то раздоров в верхах ндебельского общества.

Придя к власти, Лобенгула, можно это снова подчеркнуть, не сразу стал подозрительным к европейцам. Сначала даже разрешил нескольким людям искать золото в недрах его страны — как они говорили, дал им «концессии».

Он стремился лишь упорядочить отношения с европейцами, поставить их под свой контроль. Известно «Объявление Лобенгулы охотникам и торговцам». В нем говорилось: «Все путешественники, охотники или торговцы, желающие попасть в страну матебеле, должны идти по главной дороге, идущей из Ба Мангвато к сторожевому охранению Маньями, где они обязаны сообщить о себе обычным порядком и получить позволение идти к месту пребывания короля и просить об отдельном разрешении для каждого. За право охоты в районах к югу и западу от реки Шашани будет взиматься одно ружье стоимостью в пятнадцать британских фунтов стерлингов, мешок пороха и ящик капсюлей. Занятие какой-либо местности или постройка домов допускается лишь по специальному королевскому разрешению…» [41]

41

The Northern Goldfields Diaries of Thomas Baines. Ed. by I. P. R. Wallis, vol. III. London, 1946, p. 805.

Подобные документы распространялись от имени Лобенгулы. На них была его печать с изображением слона. Сам он грамоте обучен не был. С его слов или под его диктовку документы эти составлялись европейцами, жившими в его главном поселке; другие европейцы называли их даже «секретарями» Лобенгулы.

Переводя его слова и пытаясь выразить их в европейских понятиях, они могли невольно искажать их смысл. Были, конечно, и попытки сознательных искажений. Правда, Лобенгула против этого боролся. Поручив одному европейцу перевести и записать свои слова, он потом мог вызвать другого и, показав ему бумагу, спросить, что же там написано. С помощью такой проверки он пытался контролировать белых людей.

Но потом отношение Лобенгулы к европейцам изменилось.

Английский капитан Паттерсон, побывав у Лобенгулы в 1878 году, писал о нем: «Будучи молодым человеком, да и какое-то время потом, даже уже став королем, он был тесно связан с белыми людьми и даже привык носить их одежду. Он построил себе каменный дом, приглашал их в свою страну, обеспечивал им безопасность. Но затем с ним произошла перемена. Вернувшись к гардеробу из нескольких лоскутов обезьяньей шкуры, он, по-видимому, возвращается и к аналогичной манере мышления, отвергает все новшества, ограничивает торговлю, отказывает миссионерам в поддержке и не защищает белых людей от нападок и оскорблений». [42]

42

Patterson R. R.Notes on Matabeleland — Proceedings of the Royal Geographical Society. New Series, 1879, vol. I, p. 511.

— Что вы думаете о миссионерах и их вере? — спросил как-то Лобенгулу англичанин Уолтер Керр.

— Я полагаю, что она истинна, — ответил тот. Однако тут же добавил: — Но ведь им и платят, чтобы они так говорили.

Керр отмечает: «Я понял, что Лобенгула мало симпатизировал усилиям миссионеров». И констатирует, что за четверть века миссионерской деятельности ни одного обращенного в христианство в стране Лобенгулы не оказалось.

В первые годы правления Лобенгулы большим влиянием пользовалась его любимая сестра Нинги. У нее был собственный «двор». К ней являлись белые охотники и торговцы, если Лобенгула бывал в отъезде. И она привечала их. Образы таких женщин, как Нинги, вероятно, и натолкнули Райдера Хаггарда на идею одного из самых известных его романов — «Она» — о могущественной правительнице страны в глубине Африки. По этому роману до сих пор снимаются фильмы.

А Нинги была в 1880 году казнена. По мнению одного из английских историков, Лобенгула боялся усиления ее влияния. Но может быть, она впала в немилость именно из-за близости с европейцами?

Почему же так изменился Лобенгула? Капитан Паттерсон писал: «Искрення ли такая перемена, или она объясняется политикой, сказать трудно. Окруженный людьми, которые еще больше него ненавидят цивилизацию, он теперь является человеком, с которым мы вряд ли можем связывать большие надежды».

Этот англичанин был сыном своего времени и бытовавших в его стране представлений об африканцах. Он просто приклеил Лобенгуле ярлык «ненавистника цивилизации», даже не задавшись вопросом, почему же этот вождь, сначала так по-доброму относившийся к европейцам, взял да и переменился.

Ответа не найдешь и в других свидетельствах. Правда, многие европейские очевидцы не прочь были поругать друг друга. Миссионеры отмечали неприглядность поведения торговцев, охотники — миссионеров… Но создается впечатление, что буквально никто из них не попытался всерьез задуматься об обратной связи: какое же впечатление все они производили на африканцев и какие чувства могли вызвать. И как это все влияло на таких правителей, как Лобенгула.

Как могли относиться африканцы к приезжавшим и приходившим в их края европейцам, особенно когда этих пришельцев становилось все больше? Ведь большинство из них были людьми того же типа, что и золотоискатели Трансвааля. Те, кто и в Йоханнесбурге-то не ходили без кольта и пускали его в ход без долгих размышлений.

Ну вот хотя бы какой стереотип охотника создает Райдер Хаггард. Алан Куотермен, герой многих его африканских романов, считался у европейской читающей публики человеком очень достойным — не только мужественным и решительным, но и благородным, добрым, человеком широкой души. Одним словом, джентльменом. Этот образ был создан, чтобы восхищать и вдохновлять европейскую, особенно английскую, молодежь. И он действительно имел успех. Не случайно романы Хаггарда с этим героем переиздаются на многих языках и по сей день.