Сестра Грибуйля
Шрифт:
Г-Н ДЕЛЬМИС. – Успокойся, Грибуйль… Ничего страшного не случилось, дружок. Обед и десерт от этого хуже не станут. Давай-ка забудем про Жако и вспомним про суп – все давно ждут, когда ты его принесешь.
ГРИБУЙЛЬ. – Как вы добры, сударь, называя меня другом; без сомнения, вы заслуживаете мое усердие; итак, я с удовольствием, дамы и господа, угощу вас супом.
Грибуйль забыл об огорчении и прислуживал за обедом с такой ловкостью и сноровкой, что никаких неприятностей не случилось. Только когда приступили к десерту и г-жа Дельмис, не обнаружив компот, получила разъяснение от Грибуйля, что он вылил его в мох,
– Я не люблю, когда надо мной смеются! – вскричал Грибуйль, окинув дам разъяренным взглядом. – Пусть хозяева позволяют себе упреки, это их право, но я не намерен терпеть, когда к ним присоединяются другие.
– Грибуйль, не забывай, что ты говоришь с подругами моей жены, – недовольно произнес г-н Дельмис.
ГРИБУЙЛЬ. – Подруги! Хороши подруги, нечего сказать! А не желают ли они, чтобы я повторил слова, которые они нам наговорили три месяца назад, когда мы поступили на службу к месье, – вот тогда-то он увидит, что это за…
– Ради бога, господин Дельмис, не браните бедного мальчугана, – поторопилась вмешаться г-жа Гребю, – мы же знаем, что его слова не могут никого задеть. Ведь он не соображает, что говорит…
ГРИБУЙЛЬ. – Я не соображаю, что говорю? Вот сейчас узнаете…
Г-Н ДЕЛЬМИС, сухо. – Довольно, довольно, Грибуйль, пойди принеси кофе в гостиную.
И г-н Дельмис, предложив руку г-же Гребю, перешел в гостиную, за ним последовало все общество. Грибуйль подавил недовольство; убирая со стола, он все разыскивал Жако, но, к счастью для последнего, не нашел; когда он рассказал Каролине, что случилось за обедом, та вздохнула, но не произнесла никакого упрека. Г-жа Дельмис тоже промолчала, и на следующий день брат с сестрой продолжали службу как обычно.
XII. Канарейки
Каролина и Грибуйль подметали и протирали пыль в гостиной. Внезапно Грибуйль счел себя уставшим и развалился в кресле. Звонят в дверь: Грибуйль не трогается с места. На второй звонок Каролина оборачивается к брату.
КАРОЛИНА. – Ты что, не слышишь, Грибуйль? Звонят; пойди отвори скорее.
ГРИБУЙЛЬ. – Я не могу: мне некогда.
КАРОЛИНА. – Как – некогда? Чем же ты предпочитаешь заниматься?
ГРИБУЙЛЬ. – Отдыхать; у меня впереди еще работы на добрую четверть часа.
КАРОЛИНА. – Что за глупости ты говоришь! Надеюсь, ты шутишь?
Раздается третий звонок, более сильный, чем два первых. Грибуйль не двигается. Сестра, печально взглянув на него, пожимает плечами и идет открывать, мысленно говоря: «Бедный мальчик! Видно, никогда не удастся научить его работать».
Она открывает дверь, входит посыльный с клеткой в руках.
ПОСЫЛЬНЫЙ, Каролине. – Мадмуазель, я здесь недавно, не знаю точно, тут ли проживают господа Дельмис, вот пара канареек, которых мне велено доставить для их детей; не будете ли вы так добры передать их от имени моей хозяйки госпожи Пьерфон?
КАРОЛИНА. – Обязательно передам, сударь, не беспокойтесь. Господа Дельмис живут именно здесь.
Посыльный взглянул на Грибуйля: тот глуповато посмеивался.
ПОСЫЛЬНЫЙ. – А почему
этот мальчишка смеется? Что за дурацкая физиономия! Простофиля какой-то!ГРИБУЙЛЬ. – У меня такой вид, какой есть. В чем дело? Я ничего не говорил: что это вам вздумалось меня дразнить?
ПОСЫЛЬНЫЙ, насмешливо. – Умоляю о прощении, сударь, я не имел намерения вам досадить; просто подумал вслух.
ГРИБУЙЛЬ. – Ну что ж! я вас прощаю; а впредь старайтесь думать получше, тогда и говорить хорошо будете.
Посыльный удалился, хохоча и показывая знаками, что Грибуйль не в своем уме.
Каролина была раздосадована.
КАРОЛИНА. – Ну зачем ты заговорил с этим посыльным, раз ты его не знаешь, Грибуйль? Он тебе ничего такого не сказал.
ГРИБУЙЛЬ. – Ты называешь «ничего такого», то, что он меня представил идиотом, недоумком, и я не знаю что еще он думал, да побоялся сказать.
КАРОЛИНА. – Ты ссоришься со всеми подряд; ты ведь знаешь, что хозяева не любят, когда в доме раздоры, а ты в последнее время на всех кидаешься из-за каждой мелочи; ты ведешь себя чересчур фамильярно с хозяином и грубо с хозяйкой.
ГРИБУЙЛЬ, раздражаясь. – А почему это я должен выносить то, чего им бы нипочем не вынести? Вот пойди-ка скажи хозяевам, что они недоумки, скоты, кретины, неуклюжие, безрукие, как мне твердят с утра до вечера: небось сразу начнутся вопли и крики. Меня все это бесит до крайности.
КАРОЛИНА, успокаивая его. – Ладно, Грибуйль, не сердись, братец; все это смеха ради; они совсем не думают то, что говорят.
ГРИБУЙЛЬ. – Ты так считаешь?
КАРОЛИНА. – Уверена. Не будем больше об этом говорить; заканчивай прибирать гостиную, а я пойду пригляжу за обедом.
Грибуйль продолжал вытирать пыль. Он подошел к клетке, взял ее, поглядел на птиц и принялся с ними беседовать.
– Бедные крошки; как вам скучно… До чего досадно сидеть безвылазно! Как жалко бедных птичек!.. Честное слово, не могу это видеть; дам-ка им полетать по комнате: пусть немного повеселятся.
Грибуйль ставит клетку на стол и открывает дверцу; канарейки вылетают, садятся на карниз над окном и принимаются весело распевать. Восхищенный Грибуйль хлопает в ладоши; птицы в испуге слетают с карниза и устремляются к распахнутому окну. Грибуйль кидается за ними с криком:
– Нет, нет, не туда, малышки! погодите, я сейчас закрою.
Но канарейки, почуяв воздух, свободу зелень, пролетают в окно и уносятся вдаль. Грибуйль стоит, остолбенев от неожиданности.
– Ах, негодяйчики! Сыграть со мной такую штуку! Видали что-нибудь подобное? Ну ничего, я им устрою ловушку. Вот побегу запру садовую калитку: им и в голову не придет ее открыть, чтобы выбраться наружу.
Грибуйль спешит в сад и через несколько минут возвращается, весь запыхавшийся. В тот же миг в гостиную входит Эмили, глядит по сторонам и замечает клетку.
– А! вот она! поглядим-ка на птичек.
Она подходит к клетке и с удивлением обнаруживает, что дверца открыта и птиц нет.
Она зовет Грибуйля:
– В клетке были птицы? Куда они девались, Грибуйль?
ГРИБУЙЛЬ, с простоватым видом. – Наверняка, мадмуазель, наверняка там были птицы. Зачем нужна клетка без птиц?