Сестра
Шрифт:
Было ли у нее детство? Она этого не помнит. Школа, огород, вылазки за лесным урожаем, долгие часы на трассе, – сначала с матерью, а потом в одиночестве. Была ли обида на мать? Скорее, нет. Та выживала, как могла, и старалась всеми силами поднять на ноги ее, Лену. Не было обиды на нее даже тогда, когда Мария Федоровна сказала ей правду.
Девочка заканчивала одиннадцатый класс. Встал вопрос: что дальше? Выбор, в общем-то, был не велик. О получении высшего образования не было и речи. Особых успехов в учебе Лена не добилась – высоких оценок в ее аттестате почти не было. Возможно, потому, что времени на освоение школьной программы оказалось недостаточно. Большая его часть уходила на помощь матери по хозяйству и торговлю. Возможно,
Как бы там ни было, после окончания школы Лена решила стать медсестрой. Мария Федоровна одобрила ее выбор. Правда, у них возник спор, где именно продолжать учебу: в Екатеринбурге или в Челябинске. Почему-то, мать была категорически против Екатеринбурга. В процессе их перебранки у Марии Федоровны и вырвалось: «Я не хочу, чтобы ты повторила судьбу своей матери!»
– Что значит – матери?! – переспросила ошарашенная Лена. – Объясни, что значит – матери!
Мария Федоровна поняла, что сболтнула лишнее. Она какое-то время молчала. Успокаивая себя тем, что так даже лучше, что девочка выросла и имеет полное право знать правду, женщина продолжила разговор.
– Леночка, – начала она. – Дело в том, что твоя родная мать, – и моя дочь, – умерла при родах. Я забрала тебя из роддома и удочерила. Так получилось. Прости, что не говорила тебе об этом раньше.
– То есть, получается, что ты моя бабушка?
– Да. Но Леночка, это ничего не значит, я люблю тебя, как дочь. Это ничего не меняет.
В тот день Мария Федоровна рассказала все, что так тщательно скрывала все эти годы. Точнее, почти все. О сестре, родившейся минутами раньше или позже, она не упомянула. Как ей объяснишь, что не могла она тогда взять двоих младенцев, не потянула бы – так убеждали ее органы опеки, с которыми вести войну было бесполезно. Достаточно того, что за этот свой поступок она сама корит себя всю жизнь и до сих пор просит прощения у Бога.
Наступившая тишина стояла в их доме до вечера. Лена заговорила сама.
– Мам, все нормально. Ты не переживай. Это хорошо, что я теперь все знаю. Ты права, это ничего не меняет. Ты для меня мама и останешься ею навсегда.
– Спасибо, доченька, – произнесла Мария Федоровна с явным облегчением. – Я знала, что ты все поймешь. Я знала… – на глазах у нее появились слезы.
– Не плачь, мам. Все хорошо, – Лена подошла к матери и обняла ее. – Все же хорошо, ничего не случилось. И не бойся за меня, все будет тип-топ, вот увидишь.
Чтобы не обижать мать, учиться девушка уехала в Челябинск, но, закончив колледж, она все же перебралась в Екатеринбург, где и нашла работу в одной из городских больниц. Жизнь в столице Урала начиналась несладко. Лена долгое время не могла найти себе подходящее жилье. Ее зарплаты вместе со всеми подработками не хватало на съем приличной квартиры.
Но один единственный случай изменил в ее жизни все. К ним в отделение поступила женщина с обострением язвы желудка.
– Амосова Ангелина Яковлевна, – прочитала девушка в истории болезни, заступив на ночное дежурство. – Ну-ка, и что нам там назначили… – Лена пробежалась взглядом по строчкам.
Ничего нового, все, как и положено язвенникам. Свеженькая история тут же попала в общую папку с такими же, как она, но уже потрепанными свидетелями чужих болезней. Эта ночь была на удивление спокойной. Девушка даже неплохо поспала. Знакомство с Ангелиной Яковлевной произошло наутро, в момент разноса градусников по палатам.
– Спасибо, милочка, – произнесла вновь поступившая больная.
– Пожалуйста, – не очень приветливо ответила тогда Лена.
– Что ж вы такая хмурая? Устаете с нами?
Но девушка, не дослушав, уже скрылась за дверями. Не было у нее ни времени, ни настроения, ни желания отвечать на такие вопросы. Ее дежурство закончилось. И нужно возвращаться домой. Домой… какой же это дом! Очередное съемное жилье, комната
с соседями, мужем и женой, любителями выпить. Вася – так звали соседа, вчера получил зарплату… значит, дня три покоя не будет. Хорошо еще, что сегодня удалось поспать в отделении. На душе было тоскливо, и уж совершенно не до разговоров с пациентами. Лена пыталась придумать, как же пережить эти «веселые» денечки, как назло совпавшими с ее выходными.Опять придется ехать к Галке Зубовой, ее единственной и все понимающей подруге. В отличие от Тимошкиной, Галка жила в своей собственной квартире. Вполне приличная«двушка» досталась ей в наследство от бабушки. Она не раз выручала Лену, когда у той возникали проблемы с соседями или хозяевами арендованной территории. Зубова была только рада помочь подруге, и они вполне уживались вдвоем. Но долго стеснять своим присутствием Галку девушке было неудобно, она старалась быстрее избавить ее от своего соседства. А сегодня опять придется воспользоваться добротой подруги. Только раньше вечера у Зубовой появляться бесполезно, она на работе. К сожалению, их выходные совпадают редко. Лена сдала дежурство и поехала к себе.
На удивление, соседей дома не оказалось. «Уехали к друзьям собутыльникам. Есть шанс не увидеть их сегодня до вечера», – подумала девушка.
– Что ж, и то хорошо, – произнесла она вслух.
Спать не хотелось. Лена приняла душ и, прихватив из холодильника коробку с кефиром, закрылась в своей комнате. Лежа на диване, она думала о том, как же осточертело ей такое проживание, эти вечные проблемы с соседями, эти бесконечные переезды. Безрадостные мысли были прерваны телефонным звонком. «Наверное, Галка», – подумала девушка и пошла за сумочкой, в которой надрывался мобильник. Увидев высветившийся номер, Тимошкина сначала разочаровалась – звонила ее сменщица, а значит, будет просить о подмене. Все так и вышло. Уже на следующее утро Лена снова шла по коридору своего терапевтического отделения. В это внеплановое дежурство девушка и сошлась с Амосовой.
Ангелина Яковлевна зашла в процедурный кабинет на укол. Обыкновенная женщина лет шестидесяти, она мало чем отличалась от тех, что лечились в их больнице. Девушка никогда особо не разглядывала своих подопечных. Для нее больные делились на мужчин и женщин, на молодых и пожилых – только и всего. Лена помнила каждого в лицо, четко выполняла все назначения врачей и даже не пыталась разузнать что-то больше о своих пациентах, нежели то, что было записано в истории болезни. Люди выздоравливали и уходили, на их месте появлялись другие, каждый со своим характером и своей причиной попадания на больничную кровать. А девушка просто выполняла свою работу, забывая о тех, кто благополучно покинул стены ее родного отделения. Ничего особенного не увидела она и в Амосовой. Пожилая женщина невысокого роста, с мелкими чертами лица, – сколько таких уже побывало в этой больничке. Ее темно-каштановый цвет волос явно был не родным, о чем говорили уже отросшие, седые у корней пряди. На ее когда-то молодом лице не было большого количества морщин, но дряблеющая кожа слегка обвисла по контуру. Этот потерявший упругость овал лица еще больше делал Ангелину Яковлевну похожей на таких же, как и она, стареющих женщин.
Лена сама не знала – почему… почему она тогда пошла на более близкий контакт. Возможно, заметила, что Амосову никто не навещает, а в ее глазах было столько тоски и одиночества, что ей захотелось пожалеть эту женщину. Возможно, ей нравилось то, что, в отличие от других больных, та не капризничала, не ворчала и ни на кого не жаловалась. Много чего возможно, только в тот момент девушка не пыталась копаться в причинах, сблизивших ее с Амосовой. Без всяких там «возможно» Лену просто радовала улыбка на лице Ангелины Яковлевны и огонек, появившийся в ее глазах. Так их ничего незначащая в день внепланового дежурства беседа стала началом очень близких отношений. К концу курса лечения Амосова предложила Лене жить у нее.