Сестры Шанель
Шрифт:
Он плотно сжал губы, растерянно глядя на меня своими мягкими глазами.
– Я этого не хочу. Это последнее, что я хотел бы сделать. Но он не даст денег, если мы поедем вместе.
Я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Было ощущение, что воздух царапает мне легкие. Более прохладная погода принесла с собой стужу.
– И я буду жить здесь, без тебя, под одной крышей с человеком, который меня презирает?
– Он тебя не презирает. – Оскар выглядел пораженным. – Он сердится на меня.
Я потянулась к нему и взяла за руки.
– Милый Оскар, ты вообще хочешь стать адвокатом? Или это то, чего
– Не важно, чего я хочу, – ответил Оскар. – Это единственное, что можно сделать. Отец не даст мне больше денег, пока я не уеду учиться в Торонто.
– Единственное, что нужно сделать, это не бросать жену. Три года, Оскар. Чтобы стать адвокатом, нужно целых три года.
– Он не будет настаивать, чтобы мы вообще не виделись. Все временно, Антуанетта. – Он хотел обнять меня, но я попятилась. – Я буду приезжать в Виндзор при каждом удобном случае. На каникулы, летом. Всего день езды на поезде. Не успеешь оглянуться, как я стану адвокатом. У нас будет собственный дом. Большой дом. Замок, который я тебе обещал. Мы можем жить в Монреале. Тебе бы там понравилось. Все говорят по-французски. Мы будем такими же, какими были сразу после войны. Мы будем ездить в Париж и обратно когда ты захочешь.
Я оцепенело откинулась на спинку кровати.
– Ты действительно оставляешь меня.
Он снова потянулся ко мне, но я отвернулась.
– Я не оставлю тебя, Антуанетта. Я никогда не оставлю тебя. Ты – все, что мне нужно. Я умоляю тебя, пожалуйста, наберись терпения. Я еду в Торонто изучать право и делаю это для нас. Я вернусь.
Я вернусь.
Оскар не боролся за меня. Он не настоял на том, чтобы я поехала с ним.
Мой храбрый, красивый, обаятельный летчик. Он мог бросить вызов гравитации, но не мог бросить вызов отцу.
Мы так много друг другу не сказали той осенью в Париже, когда наступил долгожданный мир и все вокруг сверкало. Мы не хотели говорить о прошлом, вспоминать о котором было достаточно тяжело.
Брак должен был стать выражением любви, но разве можно по-настоящему любить того, кого на самом деле не знаешь, того, кто знает только твою светлую сторону, не догадываясь о наличии темной?
После того как Оскар уехал, я словно выключилась. У меня начались головные боли. Несколько часов я просто не могла пошевелиться. Его братья и сестры ходили в школу. Если я чувствовала себя хорошо, чтобы скоротать время, помогала мальчикам с французским, девочкам с шитьем.
Жанна, моя горничная, уехала несколько месяцев назад. Когда одна из девочек, пытаясь говорить по-французски, нечаянно обозвала ее обезьянкой, Жанна огрызнулась и устроила сцену. На следующий день отец Оскара вручил ей деньги на обратный билет во Францию.
Если бы мне так повезло!
Когда матери Оскара не было поблизости, девочки засыпали меня вопросами. Каково это – курить? Как вы закуриваете сигарету? Вы держите ее именно так? Как заставить мужчин смотреть на тебя? Как вы ходите на каблуках?
Я позволила им примерить мои платья и туфли. Я показала им, как держать сигарету, но прикурить не дала. Я учила их таким песням, как «Коко на Трокадеро» и «Фиакр» – присесть здесь, покружиться там.Через несколько недель после отъезда Оскара одну из его сестер застали курящей в ванной. Мать Оскара обвинила меня.
Я написала Габриэль:
«Они отправили Оскара в Торонто без меня. Я не знаю, что делать. Все это было ужасной ошибкой. Габриэль, я в отчаянии».
В ненастный день я пошла в город, чтобы отправить письмо. Начался проливной дождь, а зонта у меня не было. Вернувшись, я рухнула в постель, дрожа всем телом. В глазах появилась болезненная тяжесть. Я была разгоряченной, уставшей, боль пронзала каждую клеточку. Следующие две недели я провела в кровати, мучимая лихорадкой.
СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ
Месяц спустя из Парижа пришло письмо от Габриэль, адресованное отцу Оскара. В Онтарио проездом будет друг семьи. Не будет ли господин Флеминг так любезен принять его на несколько дней? Его зовут Артуро Харрингтон, и он очень хочет побольше узнать о канадской культуре.
– Вы знаете этого Артуро Харрингтона? – спросил отец Оскара, пригласив меня в свой кабинет.
– Да, – ответила я, пытаясь скрыть свое потрясение. Я все еще была слаба после болезни, но мысль об Артуро взбодрила меня. – Я знаю его по Парижу. Он из состоятельной аргентинской семьи. Он очень… презентабельный.
На этом я и остановилась.
Отец Оскара написал ответ. Семья Флемингов будет рада принять у себя мистера Харрингтона.
Возможно, тот факт, что его сын женат на мне, не сыграл никакой роли, просто он не мог отказать просьбе знаменитой Коко Шанель, тем более что Габриэль помогла его дочери Гасси обзавестись в Париже нужными связями.
Я не знала что и думать. Зачем Артуро едет в Виндзор? Канадская культура его однозначно не интересовала. Единственным логичным выводом было то, что Габриэль отправила его, чтобы он сообщил мне лично, что они нашли останки Лучо. Мне было бы слишком тяжело услышать эту новость из письма, находясь в одиночестве. Я заставила себя поесть. Я не хотела, чтобы Артуро видел меня хрупкой и худой: он может пожалеть меня и не сказать всей правды. А мне нужно было услышать ее, как бы трудно это ни оказалось. В противном случае я в глубине души всегда буду верить, что Лучо может вернуться, и никогда не смогу по-настоящему отдаться другому, как бы я ни старалась притвориться.
Через две недели появился Артуро.
– Артуро де Альба де Вальядо де Ирухо де Харрингтон, – сказал он, кланяясь Флемингам, словно они были королевской семьей, а он – принцем.
Он по-прежнему был очарователен, волосы по-прежнему блестели, а в петлице вместо гвоздики красовалась камелия. Он по-прежнему носил граммофон в футляре на боку, хотя, похоже, теперь это была более совершенная модель. Его вид заставил меня улыбнуться, пока я не вспомнила о цели его визита.
– Антониета, – сказал он, подходя ко мне и приветствуя, целуя в обе щеки, как мы делали это во Франции; при этом сестры Оскара захихикали.