Сестры. Мечты сбываются

С возвращением. С возвращением? А с каким возвращением, о чем это? Куда, например, ей возвращаться, если у нее ничего нет, даже дома. Нет и не было. Возвращение, что хозяйка имеет в виду? Что сын ее заговорил, наверное. Было у женщины все хорошо, и вот ее счастье вернулось, сын заговорил. А у меня? У меня ничего не было, а то, что было, оказалось ненастоящим. Как та картинка в парке, где она встречалась с отцом... Господи, а вдруг вся жизнь только обман? Поманит и обманет.

Как сказала та женщина... «Хочешь узнать об отце, пойдем со мной...» Она пошла, и что? Узнала, что все оказалось зря. А если так вся жизнь? Ты идешь, на что-то надеясь, а впереди только обман или смерть. Но все равно идешь, потому что надеешься. Одна надежда погибает, а ты находишь себе другую, потому что иначе нельзя. Может быть, все стоит только на одной мечте, за нее и стоит держаться. Не за реальное же. Реальность обманывает, а мечта нет.

– Слушай, – Катька вгляделась в нее, сощурившись, – ты если поела, так ложись. Лица на тебе нет, и круги под глазами. Отдохни еще, нам ведь завтра с утра ехать. К Афиногенову, – она весело подмигнула.

– Мне кажется, его там уже нет, – Света тяжело поднялась со стула и прилегла на диван.

– Кажется, так крестись, – вдруг рассердилась Катька. Ей так славно было в этом доме, после всех приключений, что не хотелось, чтобы кому-то было плохо. Пусть у Светы будет все хорошо, пожелала она. И вообще, пусть всем будет хорошо.

Света как легла, так сразу и заснула.

Утром, туманным, сырым и пасмурным, ее разбудила Катерина, сказав: «Собирайся, пора!» Света поднялась и зашнуровала кроссовки, думая о том, что почему-то в каждом слове она слышит что-то еще, ловит скрытый смысл. Например, в слове «пора» вдруг обнаружился призыв к какому-то подвигу. Или это из-за того, что голова все еще болит?

Они вышли во двор, Максим уже подогнал старенькую «шестерку». Тучи плотно устилали небо.

– Я не прощаюсь, – утешила Катерина встревоженную отъездом хозяйку. – Мы отвезем Свету и вернемся.

До Брусян они добирались три часа: дорогу после ливня развезло, приходилось объезжать завалы и выбираться из глубоких, заполненных водой колдобин. С Максима ручьем лил пот, а Света мерзла и пыталась закутаться в старое детское одеяло, постеленное на заднее сиденье. Оно было слишком маленьким, и в этом тоже обнаруживался некий знак. Значит, нечего и пытаться вернуться к детству, значит, впереди только взрослая жизнь. А она не обещала хорошего. Света покосилась на Катерину; та давала советы Максиму, щебетала, и все встречные препятствия ее только возбуждали. Счастливый характер. Солнечный.

Наконец они въехали в деревню. Там стояла какая-то странная тишина, и сердце у Светы упало. Предчувствия ее не обманули: группа уехала. Они затормозили у Юлиного дома, Света постучалась и, не дождавшись ответа, вошла. В доме было полутемно, возле кровати стоял табурет с какими-то склянками, а из-под одеяла торчал Юлин нос. На звук шагов она приподняла голову и слабо улыбнулась:

– Привет.

Света подошла к кровати и, присев на корточки, жалобно заглянула Юле в глаза:

– Я опоздала?

– На три часа. В шесть ушел автобус, – Света вздохнула, но Юля снова улыбнулась.

– Филипп тебя ждал до последнего. Но ничего, в конце концов, улетим вместе. Я тоже, видишь... Отравилась чем-то, не могу от туалета отойти, ужас какой-то, позорище. Всем улетать, а у меня расстройство желудка.

– Ждал? – переспросила Света. – А как?

– Как все ждут. Обыкновенно. Спрашивал, не появилась ли. Да, слушай! Вот что. Плохие новости...

Юля оперлась руками и села на кровати. Лицо ее стало озабоченным:

– Тут такое дело... Только ты сразу не пугайся... В общем, Динку найти не можем. Приехали к Паше в замок, там вообще никого, один охранник, а остальных как сдуло. Что произошло, неизвестно. Мы ведь их давно знаем, четыре года сюда ездим, все было в порядке. А теперь ни Паши, ни Галки, ни таджика. И Динки нет. А охрана либо не в курсах, либо говорить не велено. В общем, покрутились там, а что делать? Хозяина нет, а со слуги какой спрос?

Света окаменела. Господи, за все время она ни разу не вспомнила о Динке! Ведь раз Филипп ей сказал, что девочка в надежных руках, она сразу поверила. Но ведь он не знает их обстоятельств и того, что где бы они ни появлялись, тут сразу все и начиналось! Взрывы, кражи, трупы... Даже в самых надежных руках ее нельзя было оставлять! Господи, что же делать?

Света вскочила и рванулась к выходу, бросив Юле: «Я скоро!»

Она влезла в машину и попросила:

– Максим, еще три километра отсюда дворец такой. Очень надо. У меня там сестра осталась.

– У тебя есть сестра? – удивилась Катерина. – А раньше чего не сказала? Ну ты даешь, разведчица! А Афиногенов где?

– Уехал. Опоздали на три часа. Надо было по шпалам скакать...

– Да уж, – усмехнулась Катя, – по шпалам и сейчас бы еще скакали. И Максима б не встретили.

Катерина ласково погладила молчуна по плечу. Машина тронулась с места, Света, закрыв глаза, откинулась на сиденье. Она не видела, как из-за поворота вывернул черный джип и пристроился за ними на небольшом расстоянии.

У ворот Пашиного дома она выбралась и нажала кнопку звонка на воротах. Ждать пришлось долго, потом открылось небольшое окошко с металлической пластинкой вместо стекла, пластинка поднялась, но между нею и показавшимся в отверстии лицом охранника все равно оставалась прозрачная перегородка.

– У вас моя сестра Дина... Хочу забрать, – решительно произнесла Света.

– Нет здесь ее, – хмуро ответил Бондарчук.

– А где она?

– Не знаю. Хозяина нету, разбежались все. Повар, садовник... Никого нет. Ушли, а куда – не сказали.

Окошко захлопнулось, Света снова принялась жать на кнопку. Окошко снова открылось:

– Брысь отсюда, не ясно что ли?

– Дайте адрес садовника.

– Да какой у него адрес... Он беженец.

– А повара?

– Люба из Брусян, там и спрашивай.

Окошко вновь захлопнулось. Света принялась звонить снова. На этот раз окошко, едва открывшись, закрылось мгновенно. Света заметила только, что охранник посмотрел не на нее, а ей за спину. Она оглянулась и дрогнула: из-за поворота выехал черный джип и остановился. Света побрела к шестерке Максима, стараясь не выдать своего страха. Опять они.

Открыла дверцу машины, села и мрачно скомандовала: «В Брусяны».

13

Бондарчук меж тем вернулся к своим делам. Беседовать с Пашей. Сел напротив, намахнул водки и надолго замолчал. Разговаривать с Пашей было бесполезно, тот мог словами измучить. Надо было молчать и ждать, пока тому самому надоест. Но Паше игра в пленника не надоедала, видимо, даже нравилось сидеть на привязи в наручниках и изводить своего немногословного стража.