Сестры

– Так рано? Я мылась три дня назад. Мне, наверное, сейчас не положено.

– У тебя посетители сегодня, Рагозина! На еду даю десять минут.

Дверь захлопнулась. Маша ничего не понимала. Для завтрака было еще рано. А до посещения душа, по ее прикидкам, оставалось еще несколько дней. Если бы под «посетителями» подразумевали «адвоката», то вряд ли ее бы так рано подняли. На визит мамы она давно перестала надеяться, поэтому загадочные «посетители» не выходили у нее из головы. С другой стороны, кем бы они ни были, она была им благодарна хотя бы за возможность внепланово посетить душевую. Завтрак, как всегда, был малосъедобен, но мысли о пятнадцати минутах под теплой водой помогли его проглотить.

***

Марк вернулся с двумя стаканчиками кофе и двумя сэндвичами, как и обещал. Молча протянул Нине капучино, и в машине повисла тишина, которая нарушалась лишь шуршанием бумаги, в которую были упакованы бутерброды. Каждый из них думал о своем. Нина о том, как построить разговор с девочкой, а Марк прикидывал, на какое количество нарушений он пошел для того, чтобы организовать эту встречу. И чем дольше он об этом думал, тем яснее понимал, что у человека его положения перспектив, конечно, больше было в столице. Но здесь, на своем месте, у него был один неоспоримый бонус – он мог делать то, что считал нужным и особо не оглядываться на руководство, которое сидело высоко, но с «видеть далеко» были проблемы. И даже, несмотря на то, что в кои-то веки у него в руках оказалось по-настоящему резонансное дело, ему дали полный карт-бланш, лишь с одной установкой: сестер надо посадить. Во-первых, чтобы другим «дочерям» неповадно было решать семейные проблемы таким способом, а во-вторых у убитого имелись какие-то пусть хлипкие, но связи, которые требовали того же. Обвинительного приговора. И, в общем, Марк был с ними согласен. Убийцам место в тюрьме. Но всем вокруг было понятно, что дело неочевидное и надо бы разобраться, хотя бы для того, чтобы журналисты и правозащитники, наконец, замолчали. Марк знал, что у девчонок был мотив. Он понял это сразу, как только посмотрел в их глаза, а потом уже экспертизы подтвердили, что он не ошибся. Но сестры молчали, и ни одна из них не обронила ни слова, для того, чтобы себя оправдать. И можно было бы закрыть на это глаза, поторопить суд, посадить их и забыть, как о страшном сне, но он не мог. Потому что в его жизни уже была женщина, которая прошла через что-то подобное и, если бы у него была возможность, он бы разорвал ее обидчика сам, голыми руками. Но эта мразь ушла от ответственности и сейчас находилась черт знает, где и черт знает с кем. Глядя на сестер, он думал о Нине и о том, что возможно жизнь дает им шанс протянуть руку помощи кому-то, кто оказался в подобной ситуации. Но для этого сестры должны заговорить и рассказать, что происходило у них в доме. И, если Марк верен в своих предположениях, то он попробует им помочь. Нет, он не рассчитывал, что их могут оправдать, но робкий червячок внутри повторял ему только два слова «суд присяжных». Дата проведения предварительного слушания уже была назначена, и до нее оставалось совсем немного времени, а это означало, что Нина – его последний шанс.

Нине всегда было интересно знать, что творится у Марка в голове. Например, когда он думал о чем-то важном, как сейчас, со стороны можно было подумать, что он занят чтением какой-то невидимой книги. Казалось, его глаза соскальзывают с одной строки на другую, а губы, иногда, шевелятся в такт чтению. Нина, которая когда-то жила с Марком, знала, что когда он впадает в такое состояние, его лучше не отвлекать, а спокойно отправиться по своим делам. Но сейчас они сидели в машине, и Нине было жизненно необходимо с кем-то поговорить и попытаться составить примерный план действий. Поэтому она решилась:

– Марк, прости, что я тебя отвлекаю, но я совершенно не представляю, с чего мне начать сегодняшний разговор с Марией. – Не увидев, никакой реакции на свои слова Нина аккуратно потрепала Марка по руке. После этого он вздрогнул и перевел взгляд на Нину. – Марк, я тебе говорила о том, что…

– Да, я услышал тебя. Для начала прекрати волноваться. Я тоже не знаю, как тебе начать разговор. Интуиция мне подсказывает, что действовать ты будешь по ситуации.

– А где будешь ты в этот момент?

– Марии семнадцать лет. Она несовершеннолетняя. Поэтому оставить тебя с ней один на один я не смогу. Но так как ваша беседа носит частный характер, я буду рядом с вами, в соседнем помещении. Она меня не будет видеть, а формальности нам удастся соблюсти.

– Ладно, так даже спокойнее, знать, что ты где-то рядом и, если что сможешь меня подстраховать. Кстати, я давно хотела спросить, а где мать этих девочек? Я поняла, что вместе с ними она не жила. Но виделась ли она с ними? Почему она ушла? Почему не забрала дочерей с собой? Ты можешь мне что-нибудь об этом рассказать?

Марк остановил машину, посмотрел на часы, достал пачку сигарет и заговорил:

– Знаешь, бывают такие люди, вот смотришь на них, глаза добрые, улыбаются, стараются быть вежливыми, правильными, пытаются всем угодить, но чем дольше с ними общаешься, тем яснее понимаешь, что с ними что-то не так. В общем, зовут ее Галина Рагозина, сейчас ей тридцать восемь лет. С отцом девочек, Владимиром Рагозиным, познакомилась двадцать лет назад. Работала в швейном ателье. Впрочем, и сейчас продолжает там работать. Родила ему за это время трех дочерей. Вместе они прожили около пятнадцати лет. Она говорит, что человеком он был требовательным и агрессивным. За неподобающее поведение мог ударить. А я так пониманию, что под категорию «неподобающее» могло попасть, что угодно.

– Марк, а почему она это терпела?

– Она говорит, что любила его и верила в то, что он пытается из нее сделать «достойную женщину». Тем более, его агрессия распространялась только на нее. Дочерей он не трогал. Мог отругать, но физические наказания никогда к ним не применялись. Один раз соседи услышали крики из их дома, вызвали ментов. Они приехали и со слов Галины, оказались знакомыми ее мужа. Протокол составлять не стали, поговорили с ним и уехали. После этого муж припугнул соседей, сказал, что еще раз вмешаются в его разборки с женой и менты приедут уже к ним. Ну, соседи больше и вмешивалась. А Галина утверждает, что он ей угрожал, что, если сама заявит в полицию или побои снимет, то дочерей она больше не увидит.

– А то, что дети росли в такой атмосфере, ее не смущало?

– Нина, прекрати меня перебивать. В этой истории, итак черт ногу сломит. Дослушай меня. На чем я остановился?

– «Дочерей больше не увидит».

– Да. Так вот. Отвечая, на твой вопрос про «зачем терпела» и «атмосферу», скажу тебе следующее. Я, может быть, выскажусь жестко, но это мое мнение. Такова ментальность русских женщин. Не зря поговорка «Бьет – значит любит» появилась на свет именно в России. И я не удивлюсь, если сами женщины ее и придумали.

Нина закатила глаза, криво улыбнулась и ответила:

– О, Марк, ты еще скажи, что «Домострой» тоже придумали женщины.

– Нин, «Домострой» это совсем другая история. С удовольствием, об этом с тобой поговорю, но позже, – Марк взглянул на часы. –У нас осталось около часа до встречи с Машей. Дай мне закончить. В общем, все так и продолжалось. Галину он периодически бил, она продолжала верить в то, что он ее любит, но в один прекрасный день, ей не удалось отделать парочкой синяков. Ее ненаглядный муж, сломал ей пару ребер, нос и правую руку, чему имеются документальные доказательства, а именно справка из травмпункта. Как она туда доехала сама, я не очень понимаю. Она говорит, что не помнит из-за сильной боли. Вроде бы поймала такси. Но факт, что в этот раз она обратилась в больницу, правда, отказалась говорить, где и как получила травмы. Врачи оказались нормальными ребятами и сами вызвали полицию, им она сказала, что упала с лестницы. Я не знаю, поверили они ей или нет, но уехали. Со слов Галины, больше она домой не возвращалась. Сказала, что сил у нее больше не было, и этот раз стал последним. Владимир ее искать не стал, видимо, довольный тем, что она оставила дочерей. Следователям вся эта история показалась странной и они решили опросить друзей и коллег Галины, которых оказалось совсем немного. Все они в один голос жалели ее и говорили каким ужасным человеком был ее муж. Все, кроме одной. Ее подруга детства, о которой нам Галина забыла рассказать, поведала очень интересную историю о том, что Галина до знакомства с Владимиром, встречалась с неким молодым человеком, которого любила без памяти. Этого парня, кажется Артема, впрочем, не важно, посадили за сбыт наркоты, и Галочка буквально через месяц выскочила замуж за Владимира. Но буквально пару лет назад, этого Артема выпустили и он пришел в ателье, где работала наша несчастная жена, и, по словам подруги, роман разгорелся вновь, несмотря на страх, что Владимир обо всем узнает. Что, в общем, и произошло. Он узнал о том, что она ходит «налево», избил ее и выставил вон. И из этого становится понятно, почему он не стал ее искать. Кстати, родственники убитого эту версию подтверждают. Галина же теперь говорит, что с Артемом, она сошлась уже после того, как муж ее выставил. Но в чем смыл вранья? В общем, как бы то ни было, девчонки остались с отцом одни. Галина говорит, что он запретил им с ней общаться, но она подлавливала их либо около школы, когда те выходили с занятий, либо когда кто-то из них выходил в магазин. По ее словам, девочки никогда не говорили ей о том, что происходит дома. И об убийстве она узнала из новостей. Сейчас она настаивает на их невиновности. Вот и все в общем-то.

– Да, это история тоже какая-то странная. Как и все, что касается этого дела. Я думала, что если я что-то узнаю о их матери, это хоть немного мне сегодня поможет, но я ошиблась. И я по-прежнему не знаю, как начать разговор. Сколько у меня будет времени?

– Один час. Нина, постарайся специально ничего не придумывать. Действуй по ситуации, опирайся на внутренние ощущения. И да, нам пора, поехали, – Марк завел машины, убрал пачку сигарет в бардачок и повинуясь, какому-то мимолетному желанию, взял Нину за руку и бережно сжал ее ладонь. Нина никак не отреагировала и продолжала смотреть в окно. Марк надавил на газ и про себя подумал, что сегодняшнее утро ему по душе.

***

Нина шла по пятам за Марком, представляя себя Тесеем, попавшим в лабиринт. Одинаковые коридоры и кабинеты, в которые заглядывал Марк, с кем-то он здоровался, кому-то делал замечания, Нина старалась не вслушиваться и думать только о том, что через несколько минут ее представят девочке. В комнате она оказалась первой, Марк кивнул конвоирам, и те кивнули в ответ. В комнате повисла тишина, которая прервалась только скрипом отворившейся двери. В комнату привели девушку, сняли с нее наручниками. Она настороженно смотрела вокруг, прошелестела тихое «здравствуйте» Марку и села напротив Нины, опустила глаза и только по легкому движению ресниц Нина поняла, что девушка продолжает ее изучать. Марк посмотрел на обеих и сказал: