Сетевые публикации
Шрифт:
Арминий
Хватит! Напрасно вы пытаетесь насмешками Смутить меня, унизить и втянуть В свой заговор, еще и не составленный. Еще раз вам обоим повторю: Допустим, вы — союзники друг другу (Хотя на самом деле вы — враги) И ваш союз идет войной на Вара — Один в болотной топи, а другой — С вершин лесистых гор… А хитроумный римлянин Тебе подарит тут же, Дагоберт, Твое, Зелгар, прибрежье быстрой Липпе, Где мандрагора меж дерев растет, — И всё! Вы сразу вцепитесь друг в дружку, Двум паукам подобно.Вольф(в
Арминий
Простите! Я любуюсь вашею отвагой — И это не из лести говорю, Не из попытки подсластить пилюлю. Тяжелые настали времена, Тяжелые для всех нас испытанья, — Я знаю вас, друзья, и с лучшей стороны. Найдись у нас тень шанса на победу, Я счастлив был бы встать плечом к плечу С такими, о вожди, как вы, мужами. Но раз уж вы решили проиграть, Раз жажда смерти вас объединила, — То нет, увольте, к вам я не хочу. В такую битву я встревать не стану, Один пребуду — под защитою Небес.Тьюскомар
Прости мне, друг, но в толк я не возьму, С чего это мы непременно проиграем. С чего это мы все, объединяясь (Хотя ты прав: представить это трудно), Все вкупе, как бывало встарь, не порознь, Не сможем славной сечей встретить Рим И обратить с полей Отчизны в бегство?Арминий
Нет-нет! О том и речь, Тьюскар! Вас всех Безумье охватило, бред и морок. Германия повержена уже! Твой трон сикамвров, твой — отважных каттов, Его — трон марсов, мой — херусков трон — Мы сыновьям в наследство не оставим: Нам и самим на них не усидеть! Да и каким, вожди, вам видится сраженье с грозным Варом? Вы с копьями всем сбродом, из лесов Внезапно выскочив, вгрызаетесь в когорты — В размеренный и четкий римский строй, Ни в лагере не сокрушимый, ни на марше? Отчизну уберечь хотите? Чем? Руками и ногами? Грудь врагу подставив, Ничем не защищенную? А он Грядет в броне, грядет во всеоружье, Грядет, в победных битвах закален На западе, на юге, на востоке, Да и на севере! Известно же, друзья, Что ладный лев медведя одолеет, — Точь-в-точь как ладный Рим осилит вас.Вольф
Ты, кажется, считаешь пришлецов Из рощ лимонных некой высшей расой, И, значит, нам, лесным сычам, они теперь указ?Арминий
В каком-то смысле так оно и есть.. Я верю, что величье нам присуще, А римлянам, напротив, не дано, — Но нас они пока опережают. И если сбудется пророчество Певца — И человечество объединится Под властью одного, — пусть это будет немец, Пусть будет бритт, пусть галл, пусть кто угодно, Но лишь не уроженец Апеннин! Которому чужда душа народа Любого, кроме собственного… Рим В конце концов погибнет непременно, Но не случится этого, пока Рассеянные по земле народы Не обретут в неистовстве времен Свободы, равновесья и покоя, А до тех пор, как ястреб, будет он Клевать орлят и разорять лесные гнезда. —Правило раскачивания лодки (20.09.2012)
Существует закономерность: если мозги устроены так, что хочется честных выборов при отсутствии кандидата на выборы — то эти же мозги полагают, что умение рисовать в изобразительном искусстве не обязательно.
Казалось бы, для того чтобы плавать («честно плавать»), нужно налить в бассейн воду. Для того чтобы выбирать («честно выбирать»), нужно иметь альтернативного кандидата с программой. Для того чтобы создавать произведение изобразительного искусства («честно создавать»), нужно изображать.
Трудно плавать вне воды, выбирать без альтернативной идеи, изображать помимо изображения — но эта трудность преодолевается шаманским способом.
Если долго раскачивать лодку — все само устроится.
Йозеф Бойс был солдатом нацистской Германии, принес зло русским людям, летал над Россией, потом сделался авангардным художником — рисовать не умел, составлял разные предметы вместе, это называется инсталляция. Он был эпатажный человек, все время что-то делал смешное; отечественные юноши, рисующие пенис на мосту и лающие в голом виде — идут по его стопам. Студенты в Дюссельдорфе его обожали — и сейчас любят цитировать пророческие слова: лучшее, что вы можете сделать, это взять топор и разрубить холст. Эту фразу, благоговея перед мудростью мастера, мне сказал в Дюссельдорфе юноша с оранжевыми волосами. Он тоже что-то свободолюбивое делал — писал или какал, не помню точно.
Бойс был забавник: то лежал в снегу Чикаго, изображая мертвого гангстера, то соединял разные трубки и гонял по ним мед и сало. Как и про всех такого рода забавников — про него распустили слух, что вообще-то он рисовать умеет, это он нарочно не рисует. Так точно говорили и про Кабакова, и про Ворхола. Никто из них, конечно, рисовать не умел — Кабаков рисует на уровне «Веселых картинок», где долгие годы был иллюстратором, а Бойс рисовал на уровне ученика второго класса. В Дюссельдорфе плохо преподавали рисунок — а таланта пластического у парня не было. Но Бойсу это умение было не нужно. Он хотел иного: ему хотелось самовыражаться (есть такое малопонятное слово), являть миру сокрушительную волю. Особого послания (как говорят: «мессиджа») у Бойса не было — он говорил загадочно, как юродивый: мед, сало, демократия, масло, дискурс. Если послушает такую речь неподготовленный — подумает про Бойса: идиот. А люди подготовленные уважительно скажут: пророк. Правда, что именно он пророчествует — неведомо. Но это и не важно. Важно раскачивать лодку. Бойса называют возвышенно и загадочно: шаман.
Бойс очень нравится мещанам: им вообще нравятся загадочные слова «демократия», «инсталляция», «деривативы», «дискурс» — мещанам кажется, что там, за этими высоколобыми терминами, сокрыто умное — а значит, и хорошее. Втюхивать мещанам демократию и инсталляции — работа легкая: надо рассказать, что авторитеты продукт ценят (в музее висит, богач купил, Черчилль похвалил, в лучших странах это носят) — и мещанин придет в неистовство…
Никогда мещанин не додумается до такой простой вещи, что никто бы не стал ему объяснять (и никто не объясняет) величие Сикстинской Капеллы — как никто не объясняет ему преимуществ любви к ближнему. Эти вещи самоочевидны — оттого как бы и не считаются за норму.
А вот то, что инсталляция есть искусство, а круговая порука обманщиков есть правовое государство — вот это мещанину втолковывает тысяча авторитетных специалистов.
Бойс занимался тем, что интриговал мещан, пугал их тем, что существует некая над-человеческая энергия (элементы, стихии) бытия. Это, вообще-то, абсолютно фашистская мысль — мысль неглубокая и пугательная. Вот вы, люди, вы просто живете — а есть стихийные силы, гуляющие по миру. И в подтверждение этих значительных слов Бойс показывал мещанам предметы, наделенные магической силой: мертвого зайца, сало, воск, мед.
Вот и все. И больше ничего.
Это очень бедная мысль.
Но мещанину она представляется грандиозной: стихии! образа нет! уууу! как страшно!
И то, что Бойс присовокуплял к этому набору слов громоподобные заклинания «демократия» и «свобода» — делало эффект сокрушительным.
Надо сказать, что обманщиков в мире много — не одни только банкиры. Спустя сто лет все более или менее разобрались в том, что Распутин был шарлатан. Надо надеется, что с течением времени все подобное политическое шаманство будет разоблачено. А вот сколько времени должно пройти, чтобы фашистский летчик, рассказывающий публике, что образ умер и настало время стихий — сколько времени надо, чтобы люди поняли, что на сцене перед ними обыкновенный Распутин — вот это науке неизвестно.
Людей вообще манит всякая гадость. Мальчики хотят попасть в дурную компанию и ругаться матом как большие; девочки едут к плейбоям на дачу, не заботясь о последствиях; а доверчивые мещане слушают рассказы о стихиях Бойса и о том, что образ умер — а потом идут и требуют честных выборов.
И если мещане будут себя хорошо вести, к ним в бассейн нальют воду.
«Интересно, каково это: раскачивать лодку в бассейне с водой — до сих пор мы раскачивали всухую».