Сетевые публикации
Шрифт:
Российская империя распалась на части, а части разделили на улусы.
Хозяевами улусов стали богатые люди, часто нечестные. Многие из них были ворами, некоторые — убийцами. И хотя мы все повторяли строчки «ворюга мне милей чем кровопийца» мы постепенно поняли, что кровопийцами становятся те, кто защищает награбленное. Но все-таки они же не фашисты: ну награбили, ну постреляли — перемены, чего хотите?.
Затем появились правозащитники нового толка. Прежние правозащитники боролись с тоталитаризмом за абстрактное свободное слово.
Новые правозащитники боролись не за абстракции, а за конкретные вещи, почти всегда воплощенные в неправедно нажитых деньгах. Спекулянты
Если кто-то выступал за коллективную собственность, он тут же становился изгоем среди либералов: ты какую Россию защищаешь? Страну рабов? Тюрьму народов? Поминали наследие Сталина — хотя Сталин много десятилетий назад помер. Мол, сталинизм жив, коль скоро патриоты хотят казарму в целости сохранить. И спрашивали: а что, разве кто-то хочет страну рушить? Ну кому она нужна?
Меня однажды назвал сталинистом человек, чей отец был профессиональным стукачом и писал доносы, по которым сажали людей. Причиной послужило то, что я возразил против концепции, считающей Сталина зачинщиком мировой войны. Обвинение было тем нелепее, что моего отца арестовали при Сталине именно по доносу такого же вот человека. Меня самого исключали из школы и комсомола за антисоветские выходки, а уж антисоветских картин я нарисовал столько, что в глазах темно. Но вчера доносили на антисоветские настроения, а сегодня доносят на советские. И вот, когда я возмутился и назвал мерзавца потомственным стукачом — либеральная публика устроила мне гражданский суд.
Это был виртуальный суд в интернет-газете. Председательствовала неизвестная мне тогда Маша Гессен. Лейтмотивом было то, что я защищаю Россию и коммунизм против справедливой критики — и не брезгую такими приемами: взял и припомнил стукача отца благородному правозащитнику.
Совсем как в советском кино. Отец, видишь ли, у него стукач. Подумаешь, стукач! Меня осудили прогрессивные люди.
Впоследствии я узнал про Гессен больше. Она последовательный враг сегодняшней власти. Но большой друг банкиров. Писатель Селинджер и ботаники-утописты ей не нравятся. Нравятся резкие люди, добившиеся реального успеха. При Советской власти не было вообще ничего хорошего — и со страной надо обращаться жестко, чтобы добиться генетических культурных перемен. В последнем интервью она приветствует резкие меры Америки — хватит миндальничать.
Недавно мне попались две книги издательства ИМКА пресс «История Власовской армии» и «Жертвы Ялты» — обе про то, как русские сотрудничали с Гитлером, и почему это было хорошо. Советские солдаты в них названы «русские звери», а Власов изображен героем, который хотел увидеть обновленную Россию — без коммунистов, партизан, колхозов и т. п. Храбрый атаман Краснов (тот, который снабжал ставку Гитлера памятными записками о бывшей родине при составлении плана Барбаросса) и атаман Шкуро названы хранителями достоинства — в целом это гимн коллаборационизму.
Книги написаны англичанином и немцем — а переведены на русский язык Е. С. Гессен — матерью М. Гессен.
И я вспомнил советские детективные фильмы.
А уж линию от атамана Шкуро — вы вольны сами проводить или нет; это по настроению.
Шкуро, кстати, тоже очень любил свободу и западное частное предпринимательство.
Тяга к самовыражению (27.04.2012)
Высказывания вызваны синдромом Добчинского («передайте государю императору, что живет такой Добчинский»), то есть, жгучей потребностью обывателя обозначить свое присутствие в мире. Отчего-то люди убеждены,
что их присутствие необходимо, хотя это и не совсем так.Взглядов и убеждений нет ни у кого (помимо медведевского «свобода лучше чем несвобода» и иггипоповского «три доллара лучше чем два»), но судят о политике, искусстве, философии, социологии, литературе и — что поразительно — о религии. Основа для суждения есть: мы члены общества, где данные понятия присутствуют — и мы свободно выражаем мнение.
Демократическое общество породило бесчисленное множество кураторов, рестораторов, франчайзеров, критиков, дистрибьютеров, пиарщиков, колумнистов, девелоперов, инвесторов, рекетиров, маркетолов и банкиров — и каждый является личностью, с правом на суждение обо всем. и мало того, суждение имеется. Каждый сам себе энциклопедист, каждый сам себе журналист, сам себе фотограф, сам себе художник, сам себе политолог и тп.
Практически каждый из сегодняшних кураторов искусства — человек глубоко невежественный, но это неважно; главное в том, что он — человек, чье суждение принято определенным кругом. И то же самое касается литературной критикессы, политолога, социолога и т. п. Иными словами, происходит следующее:
Демократическое общество самовыражается — как дышит, это форма его существования. Для того, чтобы система самовыражений (необременительных и неопасных) функционировала — необходима система мелких договоренностей: критикесса считается сведущей внутри данного круга лиц; куратор принят в среде бостонских критиков; и так далее.
Объективным критерием могло бы стать общее представление о знании — но его нет, или общее социальное дело — но такового нет; или общая вера и единая цель — этого нет совсем. Следовательно, система функционирования мелких самовыражений — есть бесконечная череда мелких соглашений, то есть, ни что иное, как перманентная коррупция.
Коррупция имманентна демократии; интеллектуальная коррупция — это и есть по сути мотор демократии; другого мотора нет. Экономическая коррупция лишь бледная тень ежедневных договоренностей считать Дусю — критиком, а Васю — знатоком.
Поразительно, что несмотря на что всякий является сам себе энциклопедистом, но у миллионов энциклопедистов есть потребность иметь единый уголовный закон. Казалось бы — пусть всякий будет еще и прокурором! Но нет, эту грань переступать страшновато. Дайте нам объективный правый суд!
Самоубийственное желание ресторатора-литератора или куратора-прогрессиста добиться некоего объективного общественного закона, справедливого суда, твердого регламента общественных отношений — неизбежно приведет к тому, что общий закон коснется и мелких коррупционных соглашений. Грядет страшное время закона, когда ученый станет ученым, историк будет обязан заниматься историей, а рекетир потеряет право быть правозащитником.
Задумайтесь, прежде чем идти на демонстрации.
Существует мнение (28.04.2012)
Гомосексуалисты, евреи, авангардисты, калеки, цветные — то есть те, кого раньше преследовали на основании их несходства с большинством — отныне уравнены в правах. И даже более того: эти меньшинства получили права в превосходной степени, их голос должен быть возвышен — на том основании, что они долго немотствовали. Повсеместно проводятся парады гомосексуалистов, а евреи тщательно следят за тем, чтобы их не обидели. Гюнтер Грасс, сказавший, что Израиль может начать войну, был обвинен в анти-гуманизме. Этого бы не случилось, если бы он предостерег от агрессивности России, поскольку предполагается, что Россия достаточно большая страна и сама может постоять за себя.