Сети Госпожи ужаса

— Вы теперь! — Анхер ткнул своей палкой в грудь какого-то бедолаги, тощего, словно весло. — Пол из камень хорошо есть для богатый писец. Господин пожелать из мелкий камень рисунки на пол выложить. Разный цвет чтобы. Ноги наступать не на простой серый плита, а на цветок, на лев или на красивый баба с большой сиська. Кто желать такой работа сделать?

Он походил вдоль строя понурившихся мастеров, которые отводили глаза в сторону. Неслыханная задача, на которой собьешь в кровь колени. И кому это надо?

— Локоть на локоть кусок пола есть! — торжественно сказал Анхер. — Квадратный локоть называться. Драхма серебряный за каждый такой квадратный локоть оплата. Две дюжины локоть — статер золотой. Кто желать?

— Я! Я! Я! — вскинулись мастера, которые мигом уловили сказанное, хотя геометрию не учили. Они уже хорошо усвоили те преимущества, что дают серебряные драхмы.

— Ты! Ты! Ты! — ткнул в них Анхер. — Выложить каждый свой кусок в дальний угол. Два шага на два. Кто лучше выложить, получать своя драхма. Я его господин над эта работа поставить. Остальные трудиться и слушать господина работ как истину Маат. Знать, чем господин работ от простой фенху отличаться? Не знать? А я сейчас рассказать, чтобы озарить вас мудрость великий и внезапный, подобный молния с небес! У господина работ палка есть. Такой, как у меня. Я бить палка его, он бить палка вас, а вы бить палкой тот, кто таскать камень и месить известь. Тот, кто камень таскать, никого не бить, ибо он есть конец в великой цепи благостный вразумление. Когда поток вразумление палкой от самый высший к самый низший проистекать непрерывно, словно божественные воды река Нил, только тогда появляться безупречный красота, который радовать Священный порядок. Священный порядок Маат есть то, что противно хаосу Исефет. Понимать, ничтожный фенху, выражением лиц подобный коровья задница? Если понимать, то устремиться к работе. Если не понимать, то устремиться тоже. Как к горшку с ячменный каша устремиться, и немного быстрее даже.

Я слушал речь Анхера в коридоре, не заходя в тронный зал. Мне не по чину самому давать указания мастерам. Субординация, черт бы ее побрал. Передо мной теперь бежит глашатай, раздувающийся от важности порученной ему работы, и извещает простой люд о моем приближении. Я уже и человеческих глаз не вижу, одни покорно согнутые спины. Довольно неприятное зрелище, скажу я вам. Мой слуга — глашатай в пятом поколении, и работе своей обучен с детства. Он после штурма Энгоми выполз из какой-то дыры в земле и упал в ноги старшему писцу Акаманту, моля о куске хлеба. Он ведь ничего больше делать не умеет, только угождать своему повелителю. М-да… Кажется, я начинаю обрастать челядью, как и положено царю из высшей лиги. Я ведь не Одиссей какой-нибудь, который выходит утром на улицу, чтобы опорожнить мочевой пузырь, и спотыкается о спящую у порога свинью.

— Трон нужно переделать, — сказал я Акаманту.

— Как прикажет царственный, — угодливо склонился тот, подняв стилос над сырой глиняной табличкой. — Что именно сделать?

— Да ничего особенного, — небрежно ответил я. — Он медью обит, а это непорядок.

— А чем его обить нужно, господин? — непонимающе посмотрел на меня писец.

— Золотом, конечно, — хмыкнул я, и писец даже задохнулся от удивления. Надо отдать ему должное, он ничего не сказал, лишь ткнул в табличку трясущейся рукой. Человеческих букв он пока не знает, местными закорючками пользуется, похожими на те, какими писали еще минойцы.

— Купец Кулли к вашей царственности просится, — угодливо проверещал глашатай. — Прогнать наглеца, господин?

— Я тебе прогоню! Зови немедленно!

— Слушаюсь! — слуга испарился, сохраняя на своей лоснящейся физиономии выражение необыкновенного счастья.

— Беда… — покачал я головой. — Вот так скоро начнут доступ к телу продавать. Любимое дело дворцовой челяди.

Кулли выглядел довольным и посвежевшим. Его пронырливая физиономия по-прежнему напоминает череп, обтянутый кожей, но из глаз ушла настороженность и опаска. Он явно гордится собой и сейчас осчастливит меня списком своих достижений. Он приоделся на родине. Длинная рубаха-канди, расшитая аляповатыми узорами, снизу украшена бахромой, а с широкого кожаного пояса свисают разноцветные кисти. На шишковатой башке вместо остроконечной войлочной шляпы, в которой он уходил, теперь навернут немыслимых размеров тюрбан, украшенный пером страуса и драгоценной брошью. Он расчесал смоляного цвета бороду и заплел ее в мелкие косички, перевитые красными лентами. Кровь из глаз в моем понимании, и красота неописуемая в понимании всех остальных. Мужик оделся по последней вавилонской моде, и своими шмотками гордится не меньше, чем россыпью перстней на пальцах. Тут иначе нельзя. Встречают по одежке и провожают по ней же.

— Говори, — я одобрительно улыбнулся, давая понять, что оценил его стремления соответствовать самым современным модным тенденциям.

— Господин, — торжественно заявил Кулли. — Путь через Каркемиш для наших товаров открыт. Путь через Эмар для наших товаров открыт. Поставки олова будут обеспечены. Железные орудия оторвут с руками. Золота возьмут столько, сколько мы сможем привезти. Вавилон задыхается без него с тех самых пор, как арамеи перекрыли путь через города страны Ямхад(2). Горбатых лошадей из Аравии скоро пригонят в количестве пятьдесят голов. И я предлагаю открыть в Вавилоне торговый дом на паях с одной очень уважаемой семьей. Это она готова нам продавать олово и лазурит. У-фф! — он даже лоб промокнул от усердия.

— Подробности будут? — спросил его я. — И поясни насчет Эмара. Это же город на востоке. Он разрушен до основания племенами пустыни. Его что, отстроили снова? И кто будет его защищать? Там же вокруг бегают шайки арамеев!

— Это будет очень долгий разговор, мой господин, — набрал воздуха в грудь Кулли. — Начну с того, что я женился на лучшей из женщин. На волшебном цветке, подобном жемчужине из страны Дильмун…

Кулли говорил долго, а я прикидывал выгоды от сотрудничества с арамеями. Надо сказать, я не верю этой публике ни на обол. Мало того что народец ненадежный, так еще и враждуют племена между собой. Ты договоришься с одним, но совершенно не исключено, что тут же не попадешь под набег конкурирующей шайки. Это дело обычное. В любом случае нужно пробовать, потому что совсем скоро они начнут садиться на землю и захватят Дамаск.

Мне нужно хорошенько все спланировать. Очень скоро Египет получит несколько ударов немыслимой силы, а потому впервые в истории станет договороспособен. Мы будем действовать с хирургической точностью, чтобы не обрушить его хрупкую экономику, но и спесь с него изрядно собьем. У этих зазнаек, считающих всех остальных пылью под ногами, из полезных ископаемых имеется только медь, сода, золото, вода и земля. Они производят зерно и лен, привозя золото из Нубии, а медь с Синая. Даже стекло, которое изготавливали в Пер-Рамзесе, уже вовсю делают тирцы и сидонцы. И делают даже лучше, чем египтяне, потому как в Финикии безупречно чистый песок, лучший из всех.

Три четверти меди египтяне и раньше получали с Кипра, и дорожили каждым ее талантом. Сейчас они благоденствуют, ведь их захлестнул поток награбленного. Медь наперебой поставляли покойные царьки моего острова, но я пока не спешу открывать продажи, а потому очень скоро египтяне будут вынуждены довольствоваться только рудниками Синая. Той меди мало, в ней слишком большое содержание мышьяка, и она далеко. Сейчас ее добывают где-то в районе современного мне Эйлата. Ее везут морем через Газу, и для этого приходится тащить караванами ослов через пустыню Негев, дорога в которой охраняется целой цепью крепостей. А ведь рядом с шахтами кочуют разнообразные семитские племена. В том числе те самые, которые сбежали из Египта пару поколений назад. Они ужасно не любят бывших хозяев, и они довольно злопамятны. Злопамятны настолько, что пронесли обиду через столетия и написали про нее в своих священных текстах.

— Скажи мне, Акамант, — повернулся я к своему писцу, который молча переваривал полученную информацию, а потому напоминал соляной столп. Ему и не снился подобный размах.

— Да, господин, — склонился тот, выйдя из оцепенения.

— Есть ли у нас кто-то настолько отчаянный, что сходил бы с посольством в славный город Иерихон?

Мой вопрос повис в пустоте. Присутствующие мысленно перебирали в памяти своих знакомых, пытаясь припомнить тех из них, что мечтают закончить свою жизнь максимально неприятным и мучительным способом. Судя по их лицам, желающих совершить суицид пока не нашлось. Ну ничего, найдем, время еще есть. Я верю в человеческий идиотизм куда больше, чем в Посейдона.

1 Именно так и описывал обычаи фракийцев Геродот. Человек, который мог себе позволить праздную жизнь, пользовался среди них большим уважением. Работа на земле, напротив, считалась низменной.

2 Ямхад — древнее царство на территории Сирии.

Глава 18

Год 2 от основания храма. Месяц восьмой, Эниалион, богу войны посвященный. Уллаза. Бывшее царство Амурру.

Несколько воинов сидели у костра, встречая запахом каши первые лучи солнца. Ночью прохладно было, и тело гнется плохо. Задубело совсем. Тимофей поднялся на ноги и помахал руками, пытаясь разогнать кровь по жилам. Вроде полегчало, и он уселся на свое место, на гладкий, отполированный морем камень. Дядька посмотрел на него косо, но не сказал ничего. Только заглянул в горшок, где булькала вода, разваривая ячмень в вязкую, тягучую массу, прилипающую к стенкам не хуже рыбьего клея. Сидевшие вокруг парни достали глиняные плошки и куски пресной лепешки, кипу которых выменяли вчера на чашу из цветного тирского стекла. Добыча понемногу расходилась. Уж очень еда в Уллазе дорога. Она куда дороже, чем на Кипре, потому что мало ее.