Сети обмана
Шрифт:
– Она нас так совсем забросит, – вздохнула я. – Того и гляди, начнет краситься и юбки носить.
– Тогда она точно придет к тебе за советом, разве ты не этого всегда хотела? – хихикнула Женя. – Но влюбленная женщина глупеет, это точно.
Мне хотелось поинтересоваться, распространяется ли это правило на нее, но Точка же мне откусит что-нибудь за это. Уже даже не верится, что когда-нибудь она переживет всю эту ситуацию с Владом и станет хоть чуточку добрее. Наверное, это нехорошо – желать подруге личного счастья, только чтобы она тебя не убила при случае.
– Я думаю, что в этой поездке обязательно произойдет что-то чудесное… – Варвара продолжала мечтать.
– О, я уверена в этом. Только это чудесное рано или поздно происходит практически со всеми.
– Перестань ехидничать, чего праздник ребенку поганишь, – заступилась я за Андрееву.
Женька своим цинизмом кому хочешь настроение испортит. Хорошо, что она не знает, куда я собираюсь после кафе. А то обязательно решила бы, что это глупость. Ярик сочла бы мой план пустой тратой времени. Может, только Варя поняла бы. Но так или иначе в этот воскресный вечер я собиралась в музыкальное училище – не на концерт, не чтобы продемонстрировать новый наряд, не даже чтобы поболтать с Сережей. Я ехала туда, чтобы просто побыть с ним рядом.
Да,
«Он теперь будет думать, что ты как собачка – бежишь по первому зову и даже косточки тебе не надо!» Точка, живущая в моей голове, умела выбирать подходящие примеры. Я даже покосилась на подругу, чтобы убедиться, что она молчит. «Хочешь ехать, значит, надо ехать!» – возразила ей Ярослава. «Ему будет приятно просто от того, что ты рядом. Парням тоже иногда хочется чувствовать себя нужными и любимыми», – убеждала в моей голове Варя. А Настя? Настя просто натянула джинсы, черные сапоги с устойчивым каблуком, водолазку, жакет с заклепками, не Givenchy, но похож, и шарфик с кисточками. Надеюсь, я не сильно похожа на Шарон Осборн, помнится, ее весной за похожий наряд все журналисты раскритиковали… Но я все-таки постройнее, надеюсь! В скинни, хоть и с трудом, но влезла, надо перестать есть эклеры. А лучше вообще перестать есть!
Аромат я выбирала очень долго. Мы с Сережей договорились, что я просто посижу в аудитории, почитаю или сделаю уроки (ему не обязательно знать, что уроки я у Женьки списываю), а он пока позанимается. Значит, отвлекать его напрямую я не могла, но никто же ничего не говорил про парфюм… В этом что-то есть, пусть Сергей даже не будет меня видеть, но я очень постараюсь, чтобы он меня чувствовал. Ничего не подходило. Одни запахи казались слишком резкими, другие – слишком сладкими, а мне ведь нужен такой аромат-намек… Почти отчаявшись, я потопала в комнату родителей. Мама легко может поспорить со мной по количеству флакончиков на туалетном столике.
Pure White Linen от Эсте Лаудер. Не очень яркий, классический, мягкий и обволакивающий аромат с легкой горчинкой. Когда я брызнула немного парфюма на запястье, мне вдруг пришло в голову, что в тот день, когда мы познакомились с Сергеем, я читала большую статью об Эсте Лаудер. Варька наверняка бы решила, что это знак свыше, но я не стала ей об этом рассказывать. У подружки голова собственной любовью забита.
Я не очень верила во все эти знаки, но одно я знала точно – сегодня я просто хочу видеть Сережу. Да, пусть это негламурно – сидеть и смотреть, как твой парень с головой погружается в музыку и забывает о твоем существовании. Пусть настоящая модная девушка никогда бы не позволила любимому отвлечься от нее хоть на секунду. Пусть это красноречивее всех слов продемонстрирует, что я чертовски им увлечена и готова за ним на край света – если там, конечно, будут модные магазины. Какая разница?
– Земля, я первый, как слышно? Варька уходит, мне нужно к сестрице заскочить, занести ей кое-что из вещей. Ты сейчас куда?
Женька, уже в пальто и шарфе, нависла надо мной как скала. Вот умеет же она пугать людей одним своим видом.
– Я? По магазинам, конечно. Кто хочет со мной?
Даже хорошо, что мои подружки не шопоголики. Иначе как бы я от них отделалась?
…По дороге я обдумывала все, что произошло вчера. Студенточка написала мне новое письмо. Извинялась, еще раз благодарила за «спасение» – мне даже неловко стало. Я-то вряд ли стала бы ее спасать. Но, думаю, мы все-таки помирились. Женька разбанила ее на сайте, и мы договорились просто забыть обо всем, что произошло. Но вряд ли стоит это делать. Вся эта история многому меня научила. Главное, не забыть чему…
Иногда вещи бывают совсем не такими, какими кажутся на первый взгляд. И людей это тоже касается. Если быть до конца честной – люди вообще не такие, какими мы их воспринимаем. Студенточка видела меня пару минут, мельком, но тут же вообразила, что знает обо мне все. Знает, что я двуличная, подлая, избалованная девчонка, которая что угодно сделает, чтобы добиться своего. Я видела Сережу со Снежаной всего один раз, но немедленно решила, что знаю все об их отношениях. А на самом деле увиденное было лишь отражением моей собственной неуверенности.
Даже вся эта глупая месть – Зина, по сути, мстила не мне, а той злодейке, что увела ее парня. Я точно так же мстила не этой плачущей на лавочке девушке, а какому-то виртуальному образу.
Классической злодейке из голливудских сказок и любовных романов. А в жизни мы все живые люди. Видим то, что хотим видеть.
Интересно, что видит Сережа, когда смотрит на меня?
Он ждал меня в фойе. Когда он меня заметил, на лице заиграла улыбка, глаза засияли. По крайней мере, он явно видит во мне что-то очень приятное.
Я бросила быстрый взгляд на свое отражение. А ничего – макияж неяркий, но глаза подчеркнуты, на скулах румянец, укладка, правда, чуть помялась под капюшоном новомодной парки. Пришлось быстро встряхнуть волосами, чтобы тщательно завитые крупные локоны расправились.
– Привет. – Сережа обнял меня и быстро чмокнул в щеку. – Мне нужно часа два, а потом можем куда-нибудь сходить. В Центре фотографии на «Кропоткинской» интересная выставка.
Он так прекрасно выглядел в светлой рубашке, однотонном жилете и отглаженных брюках, что мне вдруг захотелось сказать: с ним я готова идти куда угодно. Но все-таки нехорошо девушке делать такие признания первой. Мы поднялись по каменной лестнице. Мимо прошмыгнула Снежана Колокольевна. Она увидела меня и тут же дернула в ближайший класс. Так ей и надо. Из-за закрытых дверей доносилось звучание скрипок, медных духовых и даже чьи-то голоса. Кто-то громко ухал, как сова.
– Не обращай внимания, это басы распеваются, – улыбнулся Сергей.
– Их что, наняли озвучивать передачу «В мире животных»?Он рассмеялся и открыл дверь в один из кабинетов. Заходящее солнце светило прямо в окно. Задернутые персиковые шторы отбрасывали на пол и парты причудливые узоры – крупные цветы, кажется пионы, крошечные бутоны и темные разводы, похожие на побеги.
Пахло мокрым мелом и почему-то жасмином. На учительском столе, опутывая зелеными лапами деревянную форму, стояло растение, усыпанное белыми цветочками. Его тонкий аромат чуть бодрил – не зря при депрессии и усталости советуют добавить в аромалампу каплю жасмина, лимона и бергамота, сразу почувствуешь прилив энергии.
– Если заскучаешь – в соседнем классе теоретики делают вид, что к викторине по музыкальной литературе готовятся.
– А на самом деле? – поинтересовалась я, устраиваясь на единственном
мягком стуле – естественно, за учительским столом.– А на самом деле поймали какую-нибудь радиостанцию и пляшут. Или Полинка опять очередной конкурс придумывает.
Да, на Полину это было похоже – ей для постоянной бодрости никакой жасмин не нужен. Наоборот, успокаивающее бы что-то.Сергей начал разыгрываться. Сначала он играл гаммы и арпеджио – все эти умные слова он мне еще в прошлом месяце объяснял. Я даже запомнила. Интересно, что там на выставке? Я не очень понимаю изобразительное искусство, но эта фотовыставка, может быть, действительно будет что-то интересное…
Стараясь слишком сильно не шуметь, я достала из сумки журнал и снова уставилась на Сережу.
Интересно наблюдать за человеком, когда он увлечен любимым делом. Я уже знаю, что, когда Сергей только знакомится с произведением, он играет глядя в ноты. Когда разучивает – смотрит на пальцы. А когда выучил наизусть – играет практически с закрытыми глазами, полностью погружаясь в мир звуков. И сложно понять, то ли мелодия оживает под его пальцами, то ли он сам оживает под ее влиянием. Когда звучит мелодичная, приятная тема – его руки движутся плавно и спокойно. Но чем сильнее нарастает драматизм, тем более напряженной становится его фигура.
Тени на полу медленно гасли. Журнал, по-прежнему открытый на первой странице, бросал на меня обиженные взгляды. А я все слушала и слушала. С учительского места мне не были видны названия произведений, которые Сережа играет, но они были не нужны – какая разница? Иногда Сережа вдруг резко останавливался, недовольно качал головой и снова возвращался к трудному месту. Тогда мне хотелось подойти к нему, обнять и сказать, что у него все обязательно получится. Хотя он и сам об этом наверняка знал.
Некоторые мелодии были мне знакомы – классика, она на то и классика, другие я слышала у Сережи раньше, но все равно так и не начала читать «Слово редактора».
– Почти закончил. Хочу, чтобы ты еще кое-что послушала. Мне давно хотелось написать что-то в духе «Девушки с волосами цвета льна». – Сережин голос звучал чуть хрипло, или мне так казалось после долгого молчания?
– Какое интересное название. Романтично.
– Не думаю, что дело в романтике, – улыбнулся Сергей. – Это одна из прелюдий Клода Дебюсси, французского композитора-импрессиониста. Он пытался в музыке передать настроение не столько столкновением разных тем, сколько именно звучанием, определенными тонами и аккордами. Поэтому когда его слушаешь, ты чувствуешь, что тебе не «рассказывают» о событиях, а рисуют картину.
– То есть это вам не кино, а живопись?
– В крайнем случае, комикс, – засмеялся он. – Но суть ты поняла верно.
– Значит, ты бы хотел музыкой описать еще одну девушку с волосами цвета льна? – уточнила я.
– Да. У меня как раз есть подходящая знакомая. – Ой, вот опять я краснею, надо научиться как-то спокойно воспринимать комплименты. – Послушаешь?
Я кивнула, потому что подходящих слов не нашла.Сережа заиграл что-то похожее на старинный танец – с приседаниями и реверансами, но без вычурности. На его фоне медленно появилась изящная мелодия, похожая на кружево, – ее звуки все время вращались вокруг основной ноты, а затем медленно расползались, теряясь то в одном аккорде, то в другом. Но спустя минуту основная мелодия возникала снова, будто дразнясь. Но вот новая волна – и она исчезает. Как прилив и отлив. Крепнет, наполняется, того и гляди зазвучит в полную силу – но нет, снова растворилась. На танцевальном фоне она звучала как танец, но когда фоновая музыка ушла вверх и стала холодной и звонкой, в мелодии тут же появился такой же легкий перезвон. Да, она чем-то походила на зеркало – отражала другие темы, но при этом всегда оставалась собой. Изящной, немного романтичной, с охами и вздохами. И вот остальные мелодии – и холодный перезвон, и старинный танец, и четкий ритм, похожий на барабанный бой, – начали постепенно меняться. В них вплетались звуки той самой темы. Она не только отражала их – она их меняла своим присутствием.
Значит, вот как меня видит Сережа? Это кружево из звуков, такое изменчивое, легкое и в то же время сильное – это я?
– Ну как? – Сергей повернулся ко мне.
В глубине души мне всегда хотелось быть «музой». Прекрасной дамой, которой восхищаются парфюмеры, дизайнеры или модельеры. Как София Коппола для Марка Джейкобса или Катрин Денев для Сен-Лорана. Но в реальности мысль, что кто-то может счесть меня – с вечной диетой, глупыми вопросами, заскоками, нервами и страданиями – достойной чего-то настолько красивого, казалась просто смешной. Это ведь я – Настя Козарева. Которая поругалась с девочкой из-за сумки, вскрыла ее почту и едва не бросила парня потому, что он зафрендил кого-то вконтакте. Я, которая ест по эклеру в день, хоть и сидит на диете, никак не доберется до спортзала и иногда даже выходит из дома ненакрашенной? Разве кто-то может видеть меня… такой?– Это даже круче признания в любви… – выдохнула я. И даже не сразу поняла, что я сейчас сказала. Мамочки! Ну почему я никогда-никогда не думаю прежде, чем рот открыть? Все, это полный провал!
Я резко отвернулась к окну, боясь, что сейчас зарыдаю от собственной тупости.
– Вообще-то я думал, что это оно и есть.
Я почувствовала, как его руки обхватывают мою талию, а подбородок упирается в макушку. У меня перехватило дыхание.
– Так… так не бывает. Я же… Ну я ничего не понимаю в искусстве, и вообще…
– Главное, что ты умеешь слушать. – Его теплое дыхание согревало мне шею, по коже побежали мурашки.
– Ты не понимаешь. Я тут таких дел натворила… Я поругалась с девочкой из-за сумки и вскрыла ее почту. Я даже в кабинет директора залезла…
– Ты замечательная. Особенно потому, что делаешь то, что тебе кажется правильным, признаешься в своих ошибках и не делаешь вид, что так и было задумано. И еще потому, что всегда говоришь, что думаешь, не важно, насколько это соответствует ситуации, – рассмеялся Сережа.
– Лучше бы я сначала думала. – Я уткнулась носом в его светлую рубашку. Надеюсь, он не против разводов от моей пудры.
– Тогда это была бы не ты. Кажется, он даже не издевался.
Сережа подошел к роялю, взял в руки распечатанные ноты и протянул мне:
– Держи, это на память.
Я осторожно перелистала нотные страницы. В самом начале, вместо названия, было стихотворение:Я видел разными твои глаза:
Когда затишье в них, когда гроза,
Когда они светлы, как летний день,
Когда они темны, как ночи тень,
Когда они, как горные озера,
Из-под бровей глядят прозрачным взором.
Я видел их, когда им что-то снится,
Когда их прячут длинные ресницы,
Смеющимися видел их, бывало,
Печальными, глядящими устало,
Склонившимися над моей строкой…
Они забрали ясность и покой
Моих невозмутимых раньше глаз, —
А я, чудак, пою их в сотый раз. [12]