Севастопольский вальс
Шрифт:
По кают-компании снова прошел гул. Похоже, что большинство было удовлетворено тем, что я сказал. В конце концов, наши командиры меньше всего думали о балах, на которых они выглядели бы белыми воронами, или об имениях с крестьянами. К тому же освобождение этих самых крестьян уже не за горами. Наши ребята вряд ли воспользуются своими правами и привилегиями, доступными им согласно манифесту 1762 года «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству», который «расширила и углубила» Екатерина II в 1785 году в «Жалованной грамоте дворянству», превратив когда-то служилое сословие в паразитов.
Думаю, что никто из наших современников не захочет превратиться в Собакевича или Ноздрева. «В службе честь!» –
– Дмитрий Николаевич, – сказал вдруг Виктор Юрьевич Никольский, капитан контейнеровоза «Надежда». – А как насчет тех, кто сейчас является гражданскими моряками?
– Виктор Юрьевич, этот вопрос мы с императором также затронули. Для вольнонаемных есть две альтернативы. Первая – оставить все, как есть. Многие из них – да и вы, Виктор Юрьевич – носят звание офицеров запаса. То есть вы уже имеете классный чин. Те же из гражданских, кто не имеет офицерского звания, будет причислен к сословию почетных граждан. Для этого им лишь следует написать ходатайство. Особые права и преимущества почетного гражданина заключаются в свободе от рекрутской повинности, от подушного оклада, от телесного наказания.
Вторая же возможность – поступить на военную службу. Насколько я понимаю, большинство наших гражданских моряков имеют высшее и среднеспециальное образование. Эти лица при поступлении на военную службу получат офицерские погоны. Точно так же произойдет с военными журналистами – им присвоят офицерские звания.
Никольский улыбнулся и сказал:
– А что здесь думать-то. И я, и моя команда, все мы служили срочную. Так почему б нам не тряхнуть стариной и снова встать в строй. Только вот такой вопрос – мой грузовой помощник Лев Абрамович Зайдерман, например, еврей, хоть и не очень-то верующий. А боцман, Ринат Зязиков – так тот мусульманин. Что с ними делать-то? Ведь присяга во времена императора Николая I – процедура религиозная.
– Для мусульман, иудеев, буддистов, католиков, протестантов и даже верований малых народов предусмотрена особая последовательность присяги. Конечно, иудеи-офицеры в теперешней армии – редкость, но император дал мне понять, что такое будет дозволено.
– Дмитрий Николаевич, – неожиданно спросил меня подполковник Березин, – с личным статусом нам все более-менее ясно. Но ведь мы – люди военные, и вопрос субординации для нас очень важен. Раскассируют наших ребят по разным полкам и начнут давать им немыслимые задания, или, еще хуже – начнут прессовать, как чужаков. Очень бы не хотелось такого…
– Я прекрасно вас понимаю, Андрей Борисович, – ожидая подобного вопроса, я заранее подготовил на него ответ. – Наша эскадра и все вольнонаемные ни в коем случае не будут раскассированы. По моему предложению император Николай решил создать на базе нашей группы особый отряд, который станет составной частью Гвардейского флотского экипажа. Но мы не будем подчиняться его командиру контр-адмиралу Мофету. Нашим прямым начальником станет сын императора, великий князь Константин Николаевич. Но и он будет кем-то вроде зиц-председателя. Приказы, которые мы станем получать от него, подлежат исполнению лишь в том случае, если они будут завизированы императором. И еще. Внутри нашего отряда будут действовать наши законы и уставы. Император в своем указе о нашем статусе обещал особо выделить тот момент, что любые полицейские либо иные действия в адрес любого человека из нашего отряда будут проводиться только при участии наших военных юристов, либо сотрудников наших спецслужб.
Присутствующие одобрительно закивали головами. Похоже, что вопрос подчинения тоже их сильно волновал.
Я взглянул на часы. Для того чтобы приступить ко «второй
фигуре Марлезонского балета», следует сделать перерыв. Пусть люди обсудят то, что я им сейчас сказал, оценят, посоветуются. Следующий вопрос, который нам необходимо решить, был не менее сложным, чем первый.23 августа 1854 года, закат. Бад Ишль, терраса Мраморного дворца в саду императорской виллы Франц-Иосиф I, император Австрийский; граф Карл Фердинанд фон Буоль-Шауенштейн, министр иностранных дел и президент совета министров Австрии
– Ваше императорское величество, – почтительно поклонившись, произнес фон Буоль, – простите, что нарушаю ваш вечерний покой. Я знаю, как вам нравится смотреть на закат, но, поверьте мне, я бы не стал вам мешать, если бы известие, которое я хотел бы вам сообщить, не было бы столь важным.
– Я внимательно слушаю вас, герр министр, – император легким кивком головы ответил на поклон фон Буоля. Потом он принюхался и спросил: – Вы только что из Вены? От вас пахнет угольным дымом.
– Да, ваше величество, я несколько часов был в пути. Пришлось поспешить, чтобы обо всем доложить вам лично. Как вы знаете, в министерстве иностранных дел в Берлине у меня есть… – фон Буоль замялся, – ну, как бы это поделикатнее сказать…
– Друзья, я вас правильно понял, герр министр? – усмехнулся император.
– Именно друзья, ваше императорское величество, – кивнул фон Буоль. – Один из этих друзей побывал у нас весной по государственным делам. Всем известно, что он – большой любитель голубей, и мы, конечно, подарили ему несколько птиц самых лучших пород. Три из них были почтовыми. В пятницу наш знакомый воспользовался одной из этих птиц, а сегодня – второй.
Франц-Иосиф перестал улыбаться, лицо его стало серьезным, и он чуть подался вперед в кресле. Фон Буоль тем временем продолжил:
– Так вот, в его руки попало несколько интересных документов.
– И какие же, герр министр?
– Во-первых, перехваченные английские телеграммы. Оказалось, что русские сумели полностью разгромить англо-французскую эскадру на Балтике, причем практически без потерь. Пленен и экспедиционный корпус, высаженный французами у Бомарзундской крепости. Подробности сражения он не приводит, но уже сам факт, если он действительно имел место быть, заслуживает весьма серьезного отношения.
Франц-Иосиф пристально посмотрел на фон Буоля, потом жестом остановил его монолог и спросил:
– Герр министр, а вы уверены, что ваш источник не лжет?
– Ваше императорское величество, – голос фон Боуля был мрачен, как у распорядителя на похоронах, – мой источник также прислал мне набросок депеши прусскому послу в Санкт-Петербурге, который, по его словам, был отправлен для зашифровки. Интересно, что рука, которой он был написан, принадлежит министру Фердинанду фон Вестфалену; мой контакт хорошо знаком с его почерком. Согласно этому приказу, посол должен просить о срочной аудиенции у императора Николая, или у канцлера Нессельроде, и заверить последнего в дружеском отношении Прусского королевства к России, а также предложить уступки в сфере преференций и в других политических сферах.
– Герр министр, но получается, что часть этой информации была получена вами уже на прошлой неделе? И вы сообщаете мне об этом только сейчас.
– Ваше императорское величество… – растерянно заблеял фон Буоль, – поверьте, мне не хотелось нарушать ваш отдых, тем более что до полного разгрома тогда было еще далеко…
– Герр министр, а вы не пытались хотя бы поговорить с российским посланником?
– Ваше императорское величество, вы же знаете, что князь Горчаков должен заменить барона фон Мейендорфа, и я хотел пригласить его на беседу. Но согласно протоколу, я могу это сделать только после того, как барон фон Мейендорф передаст ему все дела.