Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3

– Как это?

– Черт побери, Буллок, что вы задумали?

– Да это просто надувательство какое-то…

– Увы, это печальная необходимость, джентльмены, – сказал Буллок, заглушая все протесты своим мощным голосом уроженца Джорджии. – В воскресенье нас предупредили, что, если этот корабль останется в водах Мерси еще сорок восемь часов, его конфискуют. А это потеря для нашего дела. Вам незачем тревожиться из-за проблем с властями, если вы просто скажете правду. Вас пригласили в круиз, который вы сейчас и совершаете. Единственный нюанс в том, что обратно в Ливерпуль вас доставит уже другое судно. И можете меня за это проклинать.

– Значит, слухи верны? Корабль построен незаконно.

– Его построили в строгом соответствии с британскими законами, сэр.

– Это не ответ, – сказал кто-то еще. – Куда вы направляетесь?

– Вверх по Северному проливу, а затем в порт, название которого я не вправе оглашать. В конечном счете мы войдем в американские воды уже с другой командой.

Купер почувствовал странную дрожь в позвоночнике – такую же неожиданную, как и его неуклюжая храбрость в порту. Какая невероятная, почти незаметная перемена произошла в нем с тех пор, как он обсуждал безумие сецессии со всеми, кто хотел слушать. Купер гордился этим кораблем и тем, что лично причастен к его выходу в море. Он гордился тем, что корабль будет называться «Алабама», о чем Буллок уже сообщил ему по секрету. Гордился тем, что стоял на новенькой палубе, когда баркентина шла вниз по сверкающим водам Мерси к цели, о которой Буллок тихо сказал потрясенным гостям:

– Мы идем воевать.

Когда корабль Конфедерации направлялся к острову Англси, Джордж был на пути в Массачусетс, но сначала на полтора дня заехал в Лихай-Стейшн, где встретился с Юпом Смитом, который сообщил, что легислатура штата теперь смотрит на открытие банка с большим воодушевлением.

– Вот так сюрприз! – пробормотал Джордж.

Следующие семь часов он провел с Уотерспуном, проверяя отчеты, обходя производственные площади и изучая образцы нынешней продукции завода. Перед уходом он повидал венгерскую пару и их подопечных – теперь их было пятнадцать. Бретт писала, что иногда помогает мистеру и миссис Чорна заботиться о детях, чтобы не тосковать в одиночестве. Только во время визита в этот дом Джордж увидел, как оживилась Бретт.

После безуспешных попыток подремать, проведя всю ночь в поезде, Джордж был совершенно измучен, когда наконец добрался до Брейнтри. Старина Сильванус Тайер позволил ему поспать три часа в мягкой постели, но потом разбудил и подал завтрак, больше похожий на пир. Джордж, обычно очень сдержанный в еде, проглотил шесть жареных яиц, четыре ломтя окорока и шесть печений – и все это в пять часов жаркого летнего дня. А пока он ел, Тайер говорил:

– Козлы отпущения, Джордж. Вот что всегда нужно людям… и они готовы их найти, когда все выходит из берегов и ничего не наладить. Человек – своенравное животное, и зачастую глупое. И проклятия часто обрушиваются не по адресу, просто потому, что любое объяснение хаоса, каким бы бессмысленным оно ни было, все равно лучше, чем отсутствие объяснений. А без объяснений люди сходят с ума. Я, конечно, не утверждаю, что это всегда так. Но во время войны проклятия сыплются на армию, и вполне справедливо. – (Для Тайера существовала одна-единственная война – последняя война с Британией.) – Но теперь, впрочем, я уверен, что течение повернуло в другую сторону, и всерьез воспринимаю предостережение вашего брата. – Он похлопал по экземпляру «Харперс уикли», который вытащил из-под стопки недавних номеров «Нью-Йорк трибьюн». – Вот этот ядовитый журналишка, как и газетенка Грили, требует, чтобы Академию закрыли навсегда. Им наплевать на то, что из наших стен вышли великие люди. Армия снова проигрывает, поэтому кого-то или что-то надо срочно распять на кресте.

Джордж допил кофе и закурил сигару.

– Меня уже тошнит от их заявлений, что мы якобы обучаем врагов, – сказал он.

– Знаю, знаю. – Пальцы Тайера, белые, как льняная скатерть, покрывавшая стол, сжались; на тыльных сторонах ладоней вздулись темно-голубые вены. – Разумеется, мы выпустили и много прекрасных офицеров, которые остались верны Союзу. Увы, при всех его стараниях и искренности, наш президент, похоже, не способен правильно их использовать. Возможно, он слишком во все вмешивается, как и Дэвис, по слухам. Но это лишь наблюдение, а не объяснение бездействия. Мы не можем избежать неизбежного, Джордж. Вест-Пойнт должен начать войну.

Джордж вытащил изо рта сигару:

– Как это понимать, сэр?

– Именно войну. Те из нас, кому дорого это место, обязаны начать войну, притом такую, будто противостоит нам очень и очень серьезный противник, а это так и есть. – Он с силой хлопнул по газете Грили. – Мы должны вложить в эту борьбу весь наш ум, усердие и душу и ни на минуту не допускать даже малейшей возможности поражения. Мы не будем трусами. Мы не станем пассивно ждать, когда наши позиции захватят. Мы начнем наступление.

– С такой стратегией я согласен, полковник. Но какова тактика?

Глаза Тайера сверкнули.

– Мы не станем скромничать. Мы расскажем о нашем прошлом – о наших подвигах во славу республики в Мексике и пограничных районах. Мы начнем трубить о нашем деле и о наших целях. Мы будем шептать во влиятельные уши. Мы отведем протянутые к Академии руки. Мы настучим по упрямым головам. Мы будем атаковать, Джордж… – За этими словами последовал удар кулаком по столу. – Атаковать, атаковать и еще раз атаковать!

Они проговорили до ночи. Первое, что решено было сделать, – это обратиться с призывом к выпускникам и друзьям Вест-Пойнта во всеуслышание говорить и писать в защиту Академии. Джордж взялся написать письма шести членам Консультативного совета, Тайер – остальным десяти. Не откладывая надолго, Джордж решил сразу заехать в Академию по дороге домой. Спать он лег в половине четвертого, а когда встал в шесть тридцать, Тайер был уже час как на ногах и проводил его до станции. Даже на шумной платформе полковник не переставал думать о деле:

– Какие влиятельные союзники у нас есть в конгрессе? И есть ли вообще?

– Первый, кто приходит на ум, – тоже, как и Уйэд, сенатор от Огайо – брат Билла Шермана Джон. Хотя они с Уэйдом не особо любят друг друга.

– Значит, надо с ним подружиться, – твердо сказал Тайер, пожимая руку Джорджа.

Джордж чувствовал себя так, словно получил приказ о выступлении. Когда поезд тронулся, полковник шагал рядом с вагоном, продолжая выкрикивать все новые наставления.

После короткой остановки в Колд-Спринге и взаимного обмена жалобами с Бене Джордж пересек Гудзон и уже вскоре очутился на знакомом плацу, чтобы начать осуществлять план, который они разработали с Тайером. Профессор Мэхен пообещал написать еще больше статей и писем в защиту Академии. Капитан Эдвард Бойнтон, одноклассник Джорджа и Орри, который одно время преподавал здесь химию, а теперь занимал должность начальника отделения личного состава, заверил, что поторопится с завершением своего большого труда об истории Вест-Пойнта и непременно включит в окончательный текст опровержение всех нападок на Академию.

Снова сев в битком набитый прокопченный поезд до Вашингтона, Джордж чувствовал себя уже немного лучше – их наступательная операция началась.

Он очень надеялся, что еще не слишком поздно. Ассигнования в конгрессе должны были распределяться в начале следующего года. Оставалось меньше шести месяцев на то, чтобы начать и выиграть их маленькую войну, в то время как большая война грохотала по темной мрачной дороге, конца которой никто не видел.

Вернувшись на работу, Джордж обнаружил, что критика армии стала еще яростнее, чем прежде. С запада вызвали Генри Халлека на должность главнокомандующего. Макклеллан все еще командовал Потомакской армией, располагая теперь более крупными силами; Северовиргинскую армию отдали Джону Поупу за его успехи на Острове номер десять. Поуп быстро настроил против себя большинство своих людей, постоянно повторяя, что на западном театре военных действий солдаты крепче и воюют лучше. А еще надменно заявил, что он именно тот командир, на которого правительство может рассчитывать, и что он всегда будет держать свои штабы в полной боевой готовности. Остряки тут же переделали «штабы» в «гробы».

Политика Линкольна в отношении чернокожих вызывала ожесточенные споры и в светских салонах, и в армейских гарнизонах. Похоже, единственной статьей закона о конфискации, которая понравилась всем, была та, где говорилось о поддержке эмиграции освобожденных негров в какую-нибудь тропическую страну.

– Все говорят об освобождении, но мы к нему не готовы, – сказал Джордж жене. – И никто в это не верит.

– А стоит поверить.

– Да, конечно. Но ты ведь знаешь, какова реальность, Констанция. Большинству северян плевать на черных, и они точно не считают, что негры могут иметь такие же права, как белые люди. На самом деле причина этой войны вовсе не в рабстве, а в любви к Союзу и его великому старому флагу. Я не говорю, что это правильно. Я только говорю, что это факт. И если освобождение действительно состоится, я очень боюсь его последствий.