Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3

Что бы ни делал Чарльз в эти дни – ехал верхом, стрелял, выполнял рискованные задания, – его сознание словно пребывало в стороне от ежедневных событий, находясь в каком-то неведомом мире, из которого его товарищи и друзья уходили один за другим. Хэмптон получил повышение, и Чарльз его больше не видел, разве что издали. Дивизион Кэлбрайта Батлера, после того как, скакав всю ночь сквозь страшный буран, помог отбросить усиленный Пятый корпус губернатора Уоррена от Уэлдонского железнодорожного узла, вернулся домой. В Южной Каролине снова собирали людей, чтобы защитить штат от полчища Шермана.

Все это – да еще январская стужа – повергло Чарльза в самое глубокое уныние, какое он только испытывал. Но нестерпимее всего была мысль, которая терзала его и днем и ночью, такая же безжалостная и неумолимая, как боевая машина Гранта. Он начинал верить, что, расставшись с Гус, совершил самую ужасную ошибку в своей жизни.

Его борода, пронизанная седыми прядями, свисала теперь ниже середины груди. Собственный запах оскорблял его обоняние – мыло в армии закончилось еще осенью. Чтобы сохранять тепло на морозе, он с помощью иголки и ниток из своего тщательно охраняемого запаса соорудил похожий на пончо балахон из обрывков старой формы и даже заслужил после этого новое прозвище.

Он был в этом балахоне, когда они с Джимом Пиклзом, ежась от холодного резкого ветра, сидели у маленького костра одним темным январским вечером, наслаждаясь их первой за день трапезой, которая состояла из горсти горелой кукурузы.

– Цыган?

Чарльз поднял голову, а Джим сунул руку в перчатке без пальцев за отворот грязного мундира:

– Я сегодня письмо получил.

Чарльз промолчал. Сам он давно не ждал никаких писем, поэтому никогда не знал, когда привозили почту. Джим вытащил небольшой грязный листок и держал его двумя пальцами, подальше от огня.

– Из дома – шесть недель назад отправили. Моя мама умирает, если… – он откашлялся, и от его дыхания в воздухе поплыли облачка пара, – если только уже не умерла. – Он замолчал и внимательно посмотрел на друга, чтобы увидеть его реакцию на свои следующие слова: – Я уезжаю.

Такое заявление не стало неожиданностью, и все же голос Чарльза прозвучал холоднее январской погоды, когда он ответил:

– Это дезертирство.

– И что с того? Там о младших больше некому позаботиться. Некому, кроме меня.

Чарльз покачал головой:

– Твой долг – остаться здесь.

– Вот только не надо мне о долге говорить, когда половина армии уже рванула по дорогам на юг. – Обветренные губы Джима сжались. – Я уже сыт по горло всей этой фигней. Когда я чую запах дерьма, меня трудно обмануть.

– Это не имеет значения, – произнес Чарльз странным неживым голосом. – Ты не можешь уйти.

– А что изменится, если я останусь? – Джим швырнул остатки своей кукурузы в огонь; было заметно, что он уже на взводе. – Мы проиграли, Цыган! Все кончено! Джефф Дэвис это понимает, Боб Ли тоже, и генерал Хэмптон… все, кроме тебя!

– Не важно… – Чарльз пожал плечами. – Ты не можешь уйти. – Он посмотрел на Джима. – Я этого не допущу.

Пиклз потер ладонями в перчатках обросшие щетиной щеки. За границей светового круга тихо заржал голодный Бедовый. Фуража не было, лошади ели израсходованную бумагу и жевали хвосты друг друга.

– Повтори, что ты сказал, Цыган.

– Все просто. Я не разрешаю тебе дезертировать.

Джим вскочил. Это был уже не тот здоровяк, которого Чарльз увидел впервые; его крупное тело как будто съежилось, усохло.

– Ах ты, гад… – Он умолк, судорожно сглотнул, потом снова взял себя в руки.

В вышине скрипели большие голые ветви. Другие маленькие костры, разбросанные по всей глубокой расселине, мигали и дымили на ветру.

– Не мешай мне, Чарли, – снова заговорил Джим, – пожалуйста. Ты мой лучший друг, но, клянусь Богом, если ты попытаешься меня остановить, тебе достанется! И сильно!

Чувствуя невыносимую усталость, Чарльз смотрел на него из-под полей грязной шерстяной шляпы. Джим Пиклз говорил серьезно. Даже очень серьезно. Под балахоном у Чарльза скрывался кольт, но он по-прежнему сидел неподвижно на светлом снегу, оставшемся после дневного бурана.

– Что-то гложет тебя, Чарли, – грустно сказал Джим. – Ты бы разобрался в себе, пока не начал на своих кидаться.

Чарльз продолжал молча смотреть на него. Джим снова потер руки:

– В общем, счастливо оставаться. Береги себя.

Клубы пара растаяли, когда он повернулся и пошел прочь, медленно и уверенно. Еще в декабре подошва его правого ботинка протерлась насквозь, и Джим напихал внутрь бумаги и тряпок, чтобы хоть немного защитить ногу от холода и сырости, но они постоянно вываливались. И теперь тоже. Обрывки бумаги оставались в следах его ног. И красные точки, заметил Чарльз. Яркие красные точки в каждом отпечатке на свежем снегу.

Он слышал, как протопали копыта лошади Джима, но по-прежнему сидел на корточках перед угасающим костром, гоняя во рту последнее зернышко кукурузы. «Что-то гложет тебя». Составить список было нетрудно. Война. Любовь к Августе.

И его последняя чудовищная ошибка.

Два дня спустя Чарльз и пять других разведчиков, в форме, снятой с пленных янки, снова отправились наблюдать за левым флангом северян, проезжая мимо позиций конфедератов напротив Хэтчерс-Рана, к месту пересечения лежневок на Уайт-Оак и Бойдтон. В предрассветных сумерках, под очередным снегопадом, разведчики широким полукругом двигались на юго-восток, пробираясь к Уэлдонской железной дороге. Вскоре снег прекратился, небо очистилось. Они разъехались в разные стороны, чтобы увеличить радиус наблюдения, и каждый теперь оставался сам по себе, не видя других.

Чарльз быстро сориентировался и повернул Бедового влево, на север, собираясь осмотреть укрепления северян ниже Хэтчерс-Рана. Когда встало солнце, яркое и неожиданно теплое, несмотря на облака, он ехал через пустынный густой лес. Огромные снопы света падали между могучими стволами. Чарльз пустил Бедового шагом и представил, что въезжает в какой-то фантастический белый собор.

Иллюзию разрушил неожиданный крик, пронзивший утреннюю тишину еще спящего леса. Это был крик человека в агонии. Он доносился из густого тумана, висящего над землей прямо перед ним.

Чарльз чуть осадил Бедового, который тоже слышал крик и беспокойно рванулся вперед. Прислушавшись, Чарльз удивился – выстрелов почему-то не было. Он был уверен, что находится рядом, возможно, даже чуть восточнее последних окопов северян на левом фланге осадной линии. Нужно было выяснить, кто кричал – к первому голосу уже присоединился второй, – но делать это осторожно, чтобы не наткнуться на кавалерийский дозор.

Он тихо дал команду серому, и тот быстрым шагом двинулся вперед. Вскоре в туманной дымке показались оранжевые отсветы пожара. Их источник не был виден в ярких солнечных лучах, но Чарльз снова услышал пронзительный крик и громкий треск. Потянуло дымом.