Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
В тени за палаткой стоял высокий толстый мальчик лет пятнадцати с бледным лицом. На нем была старая шерстяная куртка и много раз чиненные джинсы. Его ясные темные глаза чуть косили; крупная голова над бровями и ушами была круглой, а на макушке – почти плоской.
Выглядел мальчик испуганным. Бородач положил руку ему на плечо:
– Все в порядке, Малыш. Драка закончилась. Теперь будет тихо. Тебе больше нечего бояться.
Паренек двумя руками вцепился в его правую ладонь, и на лице его отразилось что-то вроде жалкой благодарной улыбки. Бородач левой рукой ласково похлопал его по запястью:
– Прости, что заставил тебя ждать здесь, просто захотелось промочить горло. Все-все, не бойся.
Мальчик смотрел на него, явно силясь понять. Напротив Чарльз со стоном
– Решительный малый, – сказал он, – крепкий. И в армию теперь уж точно ему не вернуться. Может, мы нашли того, кого искали? А если нет, то хотя бы поступим по-христиански и дадим ему кров в нашем типи. – Он опустил руки мальчика, все еще державшие его, потом осторожно взял его за ладошку и сжал ее. – Идем, Малыш. Поможешь мне поднять его.
Так и держась за руки, они пошли вперед.
ТЕТРАДЬ МАДЛЕН
Июль 1865-го. Наняла еще троих освобожденных, теперь их шестеро. «Пальметто банк» одобрил кредит в девятьсот долларов для строительства лесопильни. Вчера начали рыть яму для первой пилорамы. Энди Ш. до обеда руководил работами, потом до четырех часов вместе с двумя другими рабочими обтесывал ствол огромного кипариса, а с наступлением темноты вспахивал землю на собственном участке. Каждый новый рабочий получает свои пять акров, жалованье и маленькую долю от будущей прибыли, которую мы когда-нибудь получим за проданный урожай или древесину.
Жена Немо Кассандра ожидала, что им дадут больше чем пять акров. Со слезами она показала мне толстую связку колышков, кое-как выкрашенных в красную, белую и синюю полоску. Бедная, простодушная женщина отдала за них последний доллар, а белый жулик, который обманом продал ей их, давно исчез. Просто удивительно, что происходит вокруг…
– Крашеные колышки? – раздраженно спросил Джонсон.
– Да, мистер президент. Их продают цветным в Южной Каролине по два доллара.
Эндрю Джонсон швырнул перевязанный ленточкой доклад на стол:
– Это бесчестно, мистер Хазард!
Семнадцатый президент Соединенных Штатов пребывал в скверном настроении. Его гость, Стэнли Хазард, считал этого смуглого сорокавосьмилетнего человека простолюдином. Да и можно ли было по-другому относиться к портному откуда-то из захолустья, который толком читать и писать не умел, пока его жена не научила? Джонсон даже не был республиканцем. На выборах шестьдесят четвертого года, которые проходили во время войны, он шел кандидатом в вице-президенты вместе с Линкольном от Национального союза.
Так или иначе, но простолюдин и демократ Эндрю Джонсон все-таки требовал объяснений. Его черные глаза смотрели с едва сдерживаемым гневом, пока Стэнли чуть дрожащими руками брал со стола доклад. Стэнли служил одним из нескольких помощников военного министра Эдвина Стэнтона и отвечал за работу Бюро по делам освобожденных, входившего в их департамент.
– Да, сэр, бесчестно, – сказал он, – но могу вас заверить, что наше бюро не имеет к этому никакого отношения. Ни министр Стэнтон, ни генерал Ховард не потерпели бы такого гнусного обмана.
– А как насчет слухов, которые воодушевили мошенников? О том, что каждому освобожденному негру дадут мула и сорок акров земли к Рождеству? Сорок акров – если он отметит их кольями, выкрашенными в патриотические цвета! Кто распустил такие слухи?
Бледное, толстое лицо Стэнли покрылось испариной. Ну почему главе бюро Ховарду пришлось уехать из Вашингтона и отправить его на ковер к президенту? Почему он не мог отвечать уверенно или хотя бы припомнить одну из ховардовских религиозных банальностей? Ему срочно требовалось выпить.
– Итак, мистер помощник?
– Сэр… – Голос Стэнли дрогнул. – Генерал Сакстон заверил меня, что агенты бюро в Южной Каролине никоим образом не подстрекают негров, создавая ложные надежды или распространяя
слухи. Они не имеют к этому отношения…– Тогда откуда взялись слухи?
– Насколько нам известно, сэр, это просто результат случайного замечания… – Стэнли откашлялся, мучаясь от мысли, что придется сказать нелицеприятные вещи о влиятельном члене их партии, однако страх потерять работу, пусть и ненавистную, был сильнее, – замечания конгрессмена Стивенса. – Он попал в точку; Джонсон фыркнул, как будто понюхал тухлую рыбу. – Он что-то говорил о конфискации и перераспределении трехсот миллионов акров земель бунтовщиков, – уже увереннее продолжил Стэнли. – Возможно, мистеру Стивенсу этого хочется, но у бюро нет такой программы, и никто не собирается затевать ничего подобного.
– Тем не менее эта новость разлетелась по Южной Каролине, ведь так? Что позволило всяким нечистоплотным барыгам продавать эти крашеные колышки направо и налево. Едва ли вы осознаете, Хазард, все масштабы этой авантюры. Мало того что слухи о сорока акрах и муле жестоко обманули негров, так они еще и оскорбили и оттолкнули от нас тех белых, которых мы должны были привлечь на свою сторону! Мне, как и вам, не нравятся плантаторы… – (Гораздо больше, подумал Стэнли; о ненависти Джонсона к южной аристократии ходили легенды.) – Однако, судя по конституции, они никогда и не выходили из Союза, потому что сам факт отделения ею просто не предусмотрен. – Он наклонился вперед, словно разозлившийся школьный учитель. – Именно поэтому моя программа реконструкции Юга состоит всего из трех простых пунктов. Побежденные штаты должны отказаться от идей Конфедерации. Они должны отменить все законы, связанные с сецессией. И ратифицировать Тринадцатую поправку, полностью запретив рабство. От них не требуется большего, потому что по конституции федеральное правительство и не может потребовать большего. Генерал Шерман совершенно этого не понимал, когда конфисковал прибрежные и речные земли своим незаконным военным приказом номер пятнадцать – слава Богу, уже отмененным. Ваше бюро тоже не понимает. Вы повсюду беспечно болтаете о праве участвовать в выборах, хотя по закону ограничения и допуск к голосованию – это дело каждого штата. И уж совсем никто, кажется, не понимает, что если мы будем угрожать отъемом земель, то лишь озлобим тех южан, которых хотим вернуть в паству. Или вы скажете, что я не прав? Я каждый день подписываю сотни прошений о помиловании и теперь получаю этот доклад.
– Мистер президент, при всем уважении я вынужден повторить, что бюро не имеет никакого отношения…
– А кто еще болтает о сорока акрах? Я возлагаю ответственность именно на бюро. Будьте так любезны передать это мистеру Стэнтону и генералу Ховарду. А теперь прошу меня извинить.
Жизнь Стэнли Хазарда в эти дни была сплошным мучением. Чтобы хоть как-то это выдержать, он стал теперь выпивать свою первую рюмку еще до восьми утра. В его письменном столе в старом офисном здании, где временно расположилось Бюро по делам освобожденных, были спрятаны разные бутылки с вином и бренди. Если в течение дня он выпивал слишком много, отчего переставал понимать обращенные к нему вопросы, спотыкался или ронял что-нибудь, то всегда бормотал одно и то же: что, мол, плохо себя чувствует и у него кружится голова. Тех, кто верил, находилось очень немного.
У Стэнли были серьезные причины для того, чтобы чувствовать себя несчастным. Много лет назад его младший брат Джордж отстранил его от управления семейным металлургическим производством. В глубине души Стэнли понимал почему. Просто он ни на что не был способен.
Его жена Изабель, властолюбивая и сварливая женщина, была на два года старше его. Она родила Стэнли двоих сыновей, Лейбана и Леви, которые так часто попадали в неприятности, что он даже завел специальный счет в банке, чтобы давать взятки судьям и тюремщикам и откупаться от забеременевших девушек. Близнецам было по восемнадцать, и Стэнли от отчаяния начал переводить часть «взяточных» денег в Йель и Дартмут. Изабель называла это благотворительными взносами, а Стэнли надеялся, что сыновей примут и они наконец уберутся из дома. Он их терпеть не мог.