Север&юг

— Кишки сводит от твоего взгляда, — говорит со вздохом и садится на кровати, морщась от боли. — Надо найти себе другое пристанище, я так кукухой уеду.

— Пожалуй, так в самом деле будет лучше.

Разворачивается через плечо и смотрит волком.

«Что? — спрашиваю одними глазами. — Нужно было умолять остаться?».

Поднимается и идёт в ванну, а я разваливаюсь на кровати звездой, расслабляя каждую мышцу.

Брагин приехал ближе к одиннадцати, окинул взглядом Третьякова и спросил ехидно:

— Какие новости, Дмитрий? Что удалось выяснить?

— Ничего конкретного, — цедит сквозь зубы, а Брагин улыбается и уточняет:

— То есть, нет ни одной зацепки, а ты с такой рожей, что днём по улице не сможешь пройти, чтобы не обратить на себя внимания и, как следствие, не сможешь проверить даже те, что удалось найти мне, я верно уловил?

— Что Вы нашли?! — тут же загорелся Третьяков, а Брагин закатил глаза:

— Ничему жизнь не учит…

— А что мне надо было делать?! — взбесился Третьяков. — Сидеть и ждать, когда за мной придут?!

— Самое время хлопнуть дверью и совершить очередную дурость, — продолжил подначивать его Брагин. — Но, для начала, ответь мне на один вопрос. Почему ты не воспользовался таким удобным алиби? Приехал к ней ты, может, и ночью, тебя никто не видел, но вернулся-то днём. И, почти уверен, на такси. С разбитым лицом, руками, лето, жара, значит, ты в футболке, а значит, видно татуировки. Узнал бы любой таксист, подтвердить — не проблема.

— Это очевидно, — ответил хмуро, — я не хочу её впутывать.

— Лично мне очевидно другое, — хмыкнул Брагин, а Третьяков полоснул его взглядом. — Одевайся, поживёшь пару дней на моей даче, пока, хотя бы, оба глаза не сможешь держать открытыми. И вот это всё не забудь, — кивнул на стол, усыпанный разномастными коробками с таблетками и мазями, к которым я в последний момент добавила ещё и антибиотик.

Третьяков пошёл в спальню за футболкой и скудными пожитками, а я спросила тихо:

— Что Вам очевидно, Глеб Борисович?

— Разное, — ответил уклончиво, — расскажу, когда разберусь во всём до конца, томить не буду.

— Но сейчас же тоже интересно… — промямлила, отводя взгляд, — и что там по результатам с ковра…

— Помнится, ещё несколько часов назад… — протянул задумчиво.

— Да будет Вам! — вспылила, всплеснув руками. — Я сгорю от любопытства, пока Вы там за своими уликами тащиться будете!

— Резкие все, как понос, прости Господи… — ответил ворчливо, с неудовольствием покосившись на меня, — тренируй выдержку, Майя. Отвезу одну горячую голову и вернусь к тебе, пообщаемся. Думал, вы мозгами шевелить начнёте, подстёгивая друг друга, а вы… чёрте чем занимаетесь.

— Если бы, — брякнул Третьяков из коридора. — Готов.

Вышли, не прощаясь, а до меня дошло, на что намекал Брагин и от чего Дмитрий так поспешно ретировался, даже не предприняв попытки меня поцеловать. Даже не дотронувшись вскользь. Даже не бросив мимолётный, но испепеляющий взгляд.

Замужем она. Девушка, с которой он был в ту ночь. И никакой загадки нет, всё прозаично до безобразия. Она бы просто начала отрицать, что он был у неё, может, в этом и была истинная причина расставания — он попросил, она отказала. Понимаю даже, почему сей факт он предпочёл от меня скрыть — портрет рисуется непривлекательный, да и жизненные ценности в таком разрезе явно прихрамывают. И если сомнительная генетика меня не оттолкнула, то этот факт был сродни ведру ледяной воды. Сначала вылили содержимое, а после нахлобучили на голову и постучали по дну. Спасибо, отрезвляет.

Но, как это ни парадоксально, разобраться захотелось с новой силой. В мозгах прояснилось, а розовые очки сползли с носа, показывая неприглядную реальность. И уже не ради него, не для него, скорее просто из желания довести дело до конца, из ослиного упрямства, щедро отсыпанного мне природой. Как с учёбой: запал иссяк, а корочку получить всё равно хочется.

Через два часа приехал Глеб Борисович. Прищурился с порога, произвёл в голове расчёты, получил результат и остался им доволен, улыбнувшись, как кот, греющийся на нагретом солнцем капоте.

— Признался? — спросила невзначай, ставя чайник на плиту.

В глаза криминалиста смотреть не хотелось, он бы понял, он бы раскусил в момент все мои душевные мытарства. Как бы я не пыталась стоить из себя железную, собственная догадка отзывалась на сердце тупой болью. Слабой, но навязчивой.

— Конкретизируй, — хмыкнул Глеб Борисович дипломатично, пристраиваясь на стуле в ожидании чашки горячего чая, к которому наверняка не притронется.

— Она замужем, — ответила обыденно и развернулась.

— Признался, — кивнул, вновь присматриваясь, впиваясь в меня своими внимательными глазами.

— Да нормально всё, — улыбнулась тут же. Отмахнулась, продолжая развивать мысль, убеждать не то его, не то себя: — Слишком хитрожопый для меня. Мне как-то больше по душе прямолинейные, открытые. Пусть будет лучше грубоват, но без всей этой соломки, от неё всё только чешется.

— Тут спорить не буду, относительно хитрожопости, — пожевал губами Брагин. Идиотская привычка, накидывающая ему лет пятнадцать поверх имеющихся. — Думаю, он далеко не всё рассказал.

— Или не так, — горько усмехнулась в ответ. — Он участвовал в этих боях с самого своего приезда в город. Уверяет, что шёл по следу, но… любит он покрасоваться, Глеб Борисович.

— Оба варианта имеют право на жизнь, — пожал плечами криминалист. — Меня сейчас больше волнует, где третья пуля.

— Что в ней особенного? — спросила тут же, даже не думая скрывать вспыхнувшее любопытство.

— Её забрал убийца, — хмыкнул Брагин, довольный произведённым эффектом и тем, что одной лишь фразой смог увлечь меня. И тут же пустился в объяснения: — Смотри. Всего в теле жертвы три пулевых ранения. Одна пуля осталась в нём, две прошли навылет. Из них — одну Дмитрий выколупывал собственноручно, а вот вторую — нет. И сделали это край как неаккуратно, он отметил, что дыра в стене была много больше той, что получилась от второй.

— Другой калибр? — удивилась, а он отрицательно мотнул головой:

— Ты видела отчёт патолога. Пули одинаковые.

— Хотел забрать обе, но его спугнули? — принялась строить версии, а он выражать обоснованное сомнение, подначивая:

— Тело упаковать и вынести успел, а пулю вытащить — нет?

Брагин слегка вскинул подбородок, поглядывая на меня с таким самодовольством, что захотелось утереть ему нос. И я упрямо продолжила развивать свою теорию:

— Сначала вынес тело, вернулся, чтобы забрать пули, но успел вытащить лишь одну. Например, вернулся Третьяков.