Северная война. На пути к Полтаве

О первых годах жизни Петра известно мало. Как, впрочем, о детстве всех царевичей. До 5–6 лет все они пребывали на женской половине дворца, под опекой матери, кормилиц и нянек. Затем царевича передавали «дядьке» – воспитателю. Это была ответственная и одновременно почетная должность. Не случайно назначеным в воспитатели обыкновенно жаловался боярский чин. «Дядька» должен был следить за обучением и воспитанием царевича.

Петр развивался очень быстро. Рано пошел – в семь месяцев. Вместе с матерью сопровождал отца в богомольных походах и поездках по подмосковным дворцовым усадьбам. Царское семейство выезжало в позолоченных каретах, специально приобретенных за границей (царский и царицын поезда, впрочем, двигались порознь). Сообразительный Матвеев тут же подарил Петру «потешную» карету, которая пользовалась у москвичей неизменным успехом – не часто можно было увидеть карликовых лошадей и лилипутов на запятках.

Однако как формировался внутренний мир Петра, каковы были его самые первые впечатления – загадка. Документы отразили то, что можно отнести к внешним проявлениям уклада детской жизни. Покои царевича были завалены игрушками – свидетельство неизбывной родительской любви. Особенно много было игрушек, призванных воспитать воина: луки, доспехи, сабельки, пистолеты, ружья, пики, деревянные лошадки, седла, уздечки, барабаны, трубы, пушечки, солдатики и т. д. Сам по себе этот перечень приоткрывает истоки любви Петра к военному делу. Однако было бы ошибкой думать, что Алексей Михайлович и его окружение делали упор именно на эту сторону воспитания. В свое время детские покои Алексея Михайловича также ломились от подобных игрушек. Даже послы и посланники везли в подарок царевичу игрушечное и настоящее оружие.

Безмятежное счастье оборвала неожиданная смерть Алексея Михайловича. Шел январь 1676 года. Царь был весел и здоров. В эти дни он принял послов из Голландии, слушал с царевнами и придворными музыку. 23 января явились признаки простуды. Царь поначалу лечился сам. Во всяком случае, доктора позднее утверждали, что государь отказался от их услуг. Лечение было своеобразным, если не сказать – самоубийственным. Весь в жару, царь требовал холодного кваса, на живот клал толченый лед. Через неделю положение стало безнадежным – пришло скорбное время «нашествия облака смертного», когда правитель «оставляет царство временное и отходит в жизнь вечную».

Патриарх Никон у ложа больного царя Алексея Михайловича

29 января царь благословил на царство сына Федора. Одно из последних и традиционных волеизъявлений умирающего – освободить из темниц узников и уплатить долги за должников. В ночь на 30-е наступила агония.

Утром гроб был поставлен в Архангельском соборе. За гробом в кресле несли Федора Алексеевича. Новый царь серьезно недомогал, так что придворные не были уверены в том, что им не придется вскоре повторять печальное шествие. Сумеречная атмосфера скорби едва ли коснулась сознания четырехлетнего Петра. Между тем в его жизни наступала полоса важных перемен.

Воцарение

Со смертью Алексея Михайловича Наталья Кирилловна стала вдовствующей царицей. Как ни высок был этот сан, он обрекал ее, молодую, двадцатипятилетнюю женщину, на жизнь, сильно отличную от прежней. Изменялось и сокращалось все – содержание, возможности, двор, образ жизни, отношение. Оставался один свет в окошке – ненаглядный Петруша. Однако и на его будущее ложился налет неопределенности. До сих пор он был горячо любимым царевичем, которого отец пестовал и оберегал. Но что будет, когда к власти придут новые люди, вовсе не питавшие к Наталье Кирилловне и ее сыну симпатий? Конечно, наследник Федор Алексеевич хорошо относился к крестнику, но он сам был еще слишком молод, чтобы жить своим умом.

То был рок всех первых Романовых, начиная с основателя династии. Федор Алексеевич не стал исключением. Он занял престол в 14 лет. Воцарение прошло спокойно. Тело Алексея Михайловича еще не было погребено, как думные и придворные чины стали приносить присягу юному государю. В подобной поспешности не было ничего необычного – именно так обеспечивались преемственность власти и правопорядок. Опасным было именно промедление – свидетельство о сомнениях в законности прав наследника.

Сомнения, впрочем, были, однако совсем иного свойства. Внушало опасение состояние здоровья Федора Алексеевича. Как долго он протянет? По свидетельству князя Б.И. Куракина, старший сын второго Романова был «отягчен болезнями с младенчества своего». «Есть также большая вероятность, что теперешний царь, с детских лет совсем больной и меланхоличный, долго не проживет», – доносил в Копенгаген датский резидент.

По воцарению Федора был созван консилиум иностранных врачей. «Ево государская болезнь не от внешнего случая и ни от какой порчи, но от ево царского величества природы… та-де цынга была отца ево государева… в персоне», – гласило вселявшее надежды заключение с описанием способов лечения и общим приговором: полное излечение возможно «только исподволь, а не скорым временем».

Царь Федор Алексеевич

Физическая немощь и неопытность молодого царя вносили серьезные поправки в жизнь двора. Они делали монарха, как никогда, зависимым от окружения. Возрастало значение Боярской думы, в которой развернулась упорнейшая борьба за влияние и должности. Эта борьба, не затихая, продолжалась до самой смерти Федора, исподволь подготавливая апрельско-майские события 1682 года.

Полюсы противостояния вовсе не сводились к антитезе Нарышкины-Милославские. Это скорее один из мифов, которыми так изобилует история. Вообще если и можно говорить об этих двух враждующих «партиях» царских родственников, то очень условно, как о неких точках притяжения, разделивших интересы царедворцев. На самом деле при дворе существовали разнообразные и вполне самостоятельные группировки-кланы, которые скорее манипулировали Милославскими и Нарышкиными, а не наоборот.

О «партии Нарышкиных» в 1676 году вообще трудно вести речь. Вся она, собственно, сводилась к Артамону Сергеевичу Матвееву. Из новой царской родни в боярах ходил один отец царицы, К.П. Нарышкин. Однако большого веса он не имел. Даже три финансовых приказа получены им были за две недели до кончины Алексея Михайловича. Остальные Нарышкины занимали скромные придворные чины или пребывали в таких юных летах, что их следует сбросить со счетов придворной борьбы.

Положение Милославских было определеннее. Во-первых, в жилах нового царя текла доля их крови. Во-вторых, за двадцать лет жизни царицы Марии Ильиничны они успели прочно обосноваться в придворной среде и обрасти связями. Это имело свои преимущества, как, впрочем, и недостатки: Милославские всем надоели, и их уход в тень после второй женитьбы царя не многих огорчил. Боярина И.Б. Милославского отправили «корыстоваться» воеводой в Казань, а окольничий Иван Михайлович Милославский, самый тщеславный и злопамятный, поехал на ту же должность в далекую Астрахань. Удаление из Москвы было не без основания отнесено Милославскими на счет Матвеева и Нарышкиных. Поквитаться с первым в перспективе становилось делом чести, возможностью показать всем возвращенную силу. Но при жизни Алексея Михайловича это сделать было невозможно. Оставалось копить ненависть и ждать подходящего случая.

Кто же тогда определял ход событий в 1676 году? Не Милославские и уж тем более не Нарышкины, а Боярская дума, в которой выделилось несколько аристократических группировок. Прочные позиции при дворе занимали Одоевские во главе с одним из «отцов» Соборного уложения, князем Н.И. Одоевским, а также Долгорукие, особенно князь Юрий Алексеевич. Влиятелен был боярин Б.М. Хитрово, сын которого, Иван Богданович, был «дядькой» молодого государя. Большинство Долгоруких, Одоевских, Хитрово ходили при Алексее Михайловиче в «ближних людях» и сидели на думских скамьях. Их окружали многочисленные родственники и свойственники. Эти боярские кланы ревниво следили друг за другом и стремились не допустить чрезмерного усиления соперников. Но при необходимости они умели объединяться.

Смерть Алексея Михайловича открыла возможности для перераспределения сфер влияния. Первым пострадал А.С. Матвеев. Уже 1 февраля он передал Аптекарский приказ князю Н.И. Одоевскому. В этом была своя символика: не царский родственник и не фаворит, а самый старый и авторитетный представитель думы отныне ответствовал за приказ, который ведал драгоценным здоровьем монарха.

Отстранение Матвеева от Аптекарского приказа – еще не крушение. Худородного Матвеева ставила на «место» аристократия. Но те же родовитые кланы вовсе не спешили с возвращением из Астрахани всеми не любимого И.М. Милославского. Удар как бы наносился по старой и новой родне покойного государя, чрезмерные претензии которой вызывали у знати сильные опасения. В этом смысле Матвеев, как соперник И.М. Милославского, был даже необходим придворным группировкам. Он уравновешивал Милославских, служил своеобразным громоотводом, принимающим на себя все их удары. В итоге, хоть и стесненный, Артамон Сергеевич остался у власти, но не из-за симпатий или признания его выдающихся способностей, а по причине прозаического политического расчета – так было до поры до времени выгодно.