Северное Сияние

— Готовы? — произнесла между тем Эльвиры. — Давайте, на счет три… Два, три!

По ее команде мы все одновременно стряхнули кровь в центр звезды. Моментально вокруг, показалось что отовсюду, раздался невероятной силы инфернальный визг. Тьма в линиях звезды налилась силой, обретая плоть и объем — и вся нарисованная конструкция стала напоминать анаконду, заключенную в узкий желоб. Головы только не видно, но налившееся жизнь глянцевое тело — почти один-в-один. Впрочем, созданному нами симбионту, казалось, голова и зубастая пасть не нужны — он оказался готов усваивать чужую жизнь напрямую. Только коснись рукой и с ней можно попрощаться.

Выглядела оживленная тварь, стиснутая в круге трехлучевой звезды, по-настоящему пугающе опасно. Тьма и добровольно пролитая Кровь — это из разряда запрещенных приемов. И сейчас я почувствовал, как побежал ледяной холод вдоль позвоночника. Одно дело знать об опасности, а совсем другое — пробовать на прочность созданную конструкцию. Потому что, если при рисовке звезды мы совершили ошибку, придется напрямую столкнуться с безумной яростью рожденного нами симбионта.

Неожиданно волнами начал накатывать панический страх. Не мой, а возникший словно извне, и липнущий к сознанию. В ушах зазвенело, а после появилось ощущение, что стоишь совсем близко от летящего мимо поезда — даже упруго в лицо воздухом толкнуло. Захотелось отшатнуться, и большим усилие мне удалось удержаться.

Разбуженная добровольно пролитой кровью Тьма, материализовавшаяся в неразумном симбионте, между тем бурлила ярившийся змеей, всеми силами желая вырваться на волю. И к счастью, у нее это не получалось. Держал конструкт — удовлетворенно отметил я, продираясь сквозь мешанину спутанных липким страхом мыслей.

Опомнившись — оторвавшись от созерцания обретшей с помощью нашей крови плоть Тьмы, я посмотрел на Эльвиру и Валеру. Царевна пришла в себя раньше — все же женщины и мужчины совершенно разные; у женщин и болевой порог выше, и эмоции (а часто и логика) совершенно по-другому работают. Что и подтвердил взгляд Эльвиры, которая уже ждала пока мы с Валерой соберемся с мыслями. Что, не скрою, было довольно сложно — рвущий сознание инфернальный визг никуда не уходил, мысли путались, словно попавшие в водоворот куски расколовшегося айсберга, а двигаться приходилось словно находясь в толще воды. Даже глазами шевелить непросто.

Вновь Эльвира исполнила жест оператора катапульты авианосца, показав нам, что пора. Переглянувшись в Валерой, мы опустились на колени рядом с лежащими рядом смертниками. Правда, сначала я сорвал со своего рукава заранее заготовленную широкую полосу скотча, которым залепляли пленникам рот и заклеил себе порез на ладони. После большим пальцем надавил девушке в ямочку за ухом, и почти сразу она вздрогнула всем телом, приходя в себя. Перехватив обреченного олененка, взялся за пластиковые стяжки. Глянув на Валеру и Эльвиру, по кивку царевны, я рывком поднял смертницу, словно длинный сверток и положил ее так, что голова девушки оказалась в центре звезды, в самом центре оживленной кровью Тьмы.

Тело смертницы дернулось, все мышцы напряглись, ясно сейчас видные под кожей. Почти сразу от шеи по спине и рукам побежали черные змейки вен; из груди жертвы раздался глухой стон, а после она вдруг стала истончаться, буквально высасываемая изнутри, и за считанные секунды превращаясь в мумию.

Как только созданный нами симбионт принялся пожирать жизненную энергию жертв, я моментально отшатнулся, поднимаясь на ноги. Вновь по ушам рвануло многократно усилившимся инфернальным визгом, пространство вокруг словно схлопнулось, а после закрутилось как в воронке смерча. Больших усилий мне стоило устоять на ногах и удержаться от паники — в голове шелестом зазвучали голоса, доносившиеся словно из ада. Это было похоже на эффект от наблюдения гравюр Доре — вот только глядя на них, я видел ад, а сейчас я его слышал.

Тело на полу между тем уже оказалось полностью иссушенным — прошло еще пара секунд, и недавно полная отчаянных сил девушка превратилась в прах. Симбионт же в звезде усилился многократно. Так, что мне уже дышать было тяжело, не говоря уже о том, чтобы адекватно воспринимать действительность.

Магия Крови — самая древняя сила, подвластная человеку. И когда фон Колер в ходе индивидуальных лекций рассказывал мне о ней, я увидел некоторую параллель в истории. Но когда задал вопрос о том, связана ли сила крови с тем, что Святая Инквизиция применяла пытки со строжайшим запретом ее пролития, наткнулся на очень жесткую отповедь. Профессор в тот раз мне в очередной раз сказал, что есть в мире вопросы, которые не стоит задавать — если ты из тех людей, которые заботятся о собственном здоровье.

Сейчас же, сопротивляясь накатывающему сонму шепчущих голосов, я вернулся мыслями к возникшим параллелям — словно за якорь цепляясь в волнах ментального шторма. Пытавшие своих жертв палачи инквизиции вытягивали из своих жертв невероятное количество энергии. Которую даже обычный, не наделенный магическим даром человек не может не почувствовать. Насильственная же, мученическая смерть высвобождает столько энергии, что можно словно копьем проткнуть сразу все слои миров — если знать, как этой энергией управлять. Церковные инквизиторы, высвобождая эту энергию и наверняка ее чувствуя, управлять ей все же не умели. Или, как вариант, я не все знаю.

Впрочем, и мы — при всей своей способности к темным искусствам, также далеки от управления. Зато мы, в отличие от палачей, могли эту энергию собрать с помощью подвластной Тьмы: созданный нами монстр, заключенный в рамки разделенного трехлучевой звездой круга, буквально выпил жизнь из трех жертв, сожрав их и напитавшись высвободившейся в ходе жертвоприношения энергией.

Глянцевое тело симбионта, сожравшего все доступное в пределах сдерживающей клетки конструкта, уже яростно билось на полу. Для меня это происходило беззвучно — уши уже давно заложило, отсекая звуки мира, оставляя только перекликающийся гул шепчущих голосов. Больше я сейчас просто ничего не слышал; руки подрагивали, мысли путались — и, если бы не ассоциации с застенками Святой Инквизиции, даже не знаю как мне удалось бы их собрать.

Сквозь разделяющую нас дымку пелены я видел Эльвиру и Валеру. Им явно приходилось непросто, также как и мне: у царевны под глазами появились серые тени, а сами глаза необычайно ярко выглядели на осунувшемся, и практически побелевшем лице; Валера вовсе закусил губу до крови — тоненькая струйка сбегала по подбородку. Глаза его сейчас были желтыми, кошачьими — с круглыми, расширившимися зрачками. В окружающей нас пелене его взгляд горел словно глаза лесного хищника в ночи.

Шагнув вперед, я перехватил переданную Эльвирой кавалерийскую саблю. Валера, учитывая его небольшие успехи в ритуалистике, уже совершил маленький подвиг, безукоризненно создав свою часть конструкта; Эльвира, рисуя Тьмой свою часть, делала это с порезанной рукой, очень сильно рискуя нашими жизнями. Мне же сейчас предстояло не менее сложное, чем у них обоих, дело. Я должен был в самом центре звезды поймать концентрированный момент биения жизни созданного нами безликого существа и нанести удар.

Занося клинок над центром трехлучевой звезды, я думал о том, что инквизиторы знали многое из того, что доступно сейчас семи поколениям одаренных. К примеру, в их пытках не только не проливалась кровь, но и в вершимых казнях не использовалось созданное из металла оружие.

Железо принадлежит к стихии Земли — самой малопопулярной среди тех, кто выбирал направление боевой магии. Очень непростая в освоении универсальная сила, которая может быть как дружелюбна, так и враждебна сразу ко всему.

И вороненый клинок, как теперь догадываюсь, Эльвира взяла не просто потому, что может взять такое эксклюзивное оружие: только сейчас я почувствовал в сабле мягкую, но в то же время неотвратимую силу.

Не знаю, почему удар обычным клинком должен был убить созданного из Тьмы и Крови симбионта. Да, страшное существо, которое — выпусти его наружу, разметало бы в щепки всю усадьбу, перед обычным железом беззащитно. Если конечно знать, как и куда бить.

В голове у меня вдруг с предельной четкостью зазвучал голос фон Колера: