Северные рассказы

Это самое промысловое время, самое дорогое и напряженное. Тут уж не зевай, а лишь поторапливайся.

Колхозники начали ловить дружно.

Ходили невода в воду, не щадили рыбу. К концу июня прошел вонзь. Сегой с бригадой приехал в Нори и доложил в правлении о том, что план они выполнили на сто тридцать процентов.

Осень наступает на Ямале всегда неожиданно. Первыми чувствуют ее пернатые гости юга. В сентябре шумными и крикливыми стаями стали улетать на юг ожиревшие гуси и красавцы лебеди. Забеспокоились в заводях гаги. Затихали на небе пожарища солнца, и ночь вступала в свои семидесятидневные права, а земля, не успевшая оттаять за лето на полметра вглубь, стала вновь застывать.

Надвигалась полярная зима.

В эту пору окружной комсомол в Сале-Харде получил из Нори от комсомольца Ядко Сегоя следующее письмо:

«Лиза и Хатанзеев Миша! Когда вы были в Норях, долго жили там, где наш колхоз рыбу промышлял, говорили, что писать надо вам в Обдорск, как работаем мы в колхозе, хорошо или плохо живем, чтобы знали это комсомольцы других колхозов.

Что нужно нам — тоже писать, и вы пошлете из Обдорска или привезете из большого города.

Моя голова много думала и много хочет сказать вам. Когда собрание колхоза было в чуме Якова Салендера, говорили, не надо кулаков, шаманов в колхоз пускать, я думал: «Зачем так говорить? У нас все хорошие люди».

Плохо думал. Олени худо в стаде паслись, сермик каждую ночь давит. Почему так пастух караулит? Спал много, оленя резал каждый день, гостей звал мясо есть, кровь горячую пить. Гостей, много нарт было, ели мясо оленей день и ночь. Хороший колхозник так делать не будет. Я сказал Того Хатио: «Не надо нам худых людей. Нужно больше смотреть, как пасут оленей, рыбу ловят, песца промышляют».

У Малых Норей, где стояло много чумов бедняков, куда я с вами и Петром Филипповым ходили звать их на большой праздник, мы там собрание проводили, чтобы оленей одно стадо сделать — так каслать лучше будет на Ямал, а кто дома останется — рыбу ловить будет.

Много ненцев согласилось, стадо большое пошло, пасти два чума отправили, остальные в бригаду Салендера Лапчима записались и рыбу промышлять в Хоровую уехали.

Когда много народу в Таз ехало, у нас в Норях долго жили, я у них видел патефон, хорошо, очень хорошо играет, все слушать приходили. Мне Айва-Седа рассказал, где его строят. Моя голова думает, что нашу песню тоже так делать можно, и ненцы все слушать будут.

Там, в Ленинграде, учится мой товарищ Няруй Иван, хорошо он пел, когда в тундре оленей пас. Напишите ему, что я просил, и он пошлет, чтобы патефон играл.

Ячейка наша хорошо работает. Бригада ездила в тундру к ненцам, помогала фактории пушнину заготовлять. Трех наших ребят скоро к вам в Обдорск пошлем учиться. Я очень тоже хочу учиться. Вы скажите Того Хатио, чтобы он меня на новую зиму отпустил.

Комсомольцы в Норях на днях стрелять всех собирали, кто метко бьет. Мы на трех нартах из колхоза приехали: я, Хено Пекась, Толе Оковой, Марьин. Винтовка маленькая была, точку далеко поставили, куда бить надо. Все стреляли по 10 патрон, я 8 раз попал. Мне сказали — больше всех. Еще больше так стрелять надо — лучше стрелять буду.

Много я вам сказал, другой раз писать буду, а то рука моя устала, как рыбу неводила.

Будем ждать, когда приедете к нам из Обдорска и привезете все, если наш колхоз за товаром поедет, я поеду в Обдорск, в гости приду и говорить больше буду — моя голова думает очень много.

Опять прощай.

Сегой Ядко.»

В окружкоме письму не удивились. Тундра, побережье суровых холодных ледяных морей, изменяется. Растет там из года в год социалистическое строительство, и шагает через многие века бывший дикарь-кочевник — ныне сын единой трудовой семьи народов нашей великой Родины.

ПАДОРГА

Письмо с пером птицы — должно лететь, как птица.

Закон тундры.

1

Весь экипаж воздушной службы Енисейской линии вызвали в политотдел. Разговор шел о возможностях доставки в далекие уголки эвенкийской тайги и глухоманные тундры Таймыра проекта новой Конституции Союза ССР, выработанной специальной Конституционной комиссией VII Съезда Советов Союза ССР во главе с товарищем Сталиным.

Летчики брались доставить газеты до некоторых районных центров, около которых была бы, по их выражению, «какая-нибудь лужа, в которую можно плюхнуться, как гусаку».

— А дальше? До таежных станов эвенков, до глубинных тундровых стоянок ненцев?

— Это, пожалуй, нам не взять. Как лететь-то? В тундре — болота да кочки, в тайге — леса и пади. Ни воды — большой и широкой нет, ни земли — луговой, раздольной не найдешь. Кругом аварии, а не места.

Между тем, весть о новом «большом Красном законе» [57] в этот же день достигла стойбища оленеводов и охотников, кочующих около Игарки. К вечеру в город приехали летними санками делегаты — ненцы, эвенки, кеты, селькупы, якуты. Они явились в политотдел и попросили:

57

Так называют Сталинскую Конституцию народы Крайнего Севера.

— Давай бумагу с большим Красным законом.

— Вы из соседних с Игаркой колхозов, товарищи? — спросили их.

— Мы из тундры.

— К вам на днях поедут работники, помогут разобрать проект Конституции,

— Зачем так скажешь? Один день позднее — худо. Сейчас надо. Тундре новый закон вышел, тундра его просит к себе скорей.

— Через три дня самолеты доставят проект в Туру, Байкит, Хатангу, на Пясину, к озеру Куэн-Куэлю...

— Железная птица, — перебил начальника политотдела безволосый старик Айва-Седа, что значит «Лысый», проживший в снегах сто шестьдесят лет и зим [58] , — хорошая птица. Она быстрая, как пуля, как вольный олешек. Но железная птица устанет — ей встать на тундру негде. Она принесет закон только ненцам в стойбищах Брата Моря [59] .

58

То есть восемьдесят лет.

59

Так зовут ненцы великую сибирскую реку — Енисей.

— Как же быть, люди свободных лесов и тундр?

— Падоргу пускать надо — она везде пройдет, — торжественно проговорил старик, — так ли, народ тундр и лесов? Время ли пустить падоргу, люди? Я сказал.

— Надо пустить!

— Ты хорошо сказал, отец!

— Падорга — а...

Одобрили остальные делегаты слова старейшего.

— Какая падорга, товарищи? — удивился начальник. — Что это за безногая, бескрылая штука, что пойдет быстрее самолета? Растолкуйте мне это...

— Слушай, улахан [60] , — сурово перебил его Айва-Седа, — не смейся над нашими законами. Они живут, ой, много-много лет и зим в снегах живут вместе с нами. Законы эти — крепки и честны всегда. Законы эти — законы нашего народа. Смеяться над ними нельзя — они не прощают обид.

60

Улахан — начальник.

— Ты это напрасно, старый следопыт, — успокоил его начальник. — Я знаю много законов вашего народа и среди них не вижу плохих. Просто я не знаю об этом новом законе. Расскажи.

2

— Слушай, улахан. Давно мы живем здесь, привыкли. Стан от стана далеко стоит — не увидишь, пешком не дойдешь. Троп оленьих, следов собак нет от чума к чуму. По звездам, по ветру ходим от стойбища к стойбищу. Однако знаем все, что где делается: мор ли олений, болезнь ли худая, огонь в лесах идет ли, замор ли в реках. Говорка такая от чума к чуму идет — весть.