Северный богатырь. Живой мертвец(Романы)
Шрифт:
— А как же, — ответил Еремей, — чай, при барине состою все время?!
— Так скачи!
Еремей поскакал, в твердой уверенности, что барин умрет через какие-нибудь полчаса. Ему уже виделась воля, он уже представлял себя бойко торгующим купцом и радостно смеялся, погоняя лошадь.
Но Лукерья знала свое дело; сильная натура Семена Павловича выдержала, и к утру после мучительных болей он заснул сравнительно спокойно.
На другой день он подозвал к себе Власа и тихо спросил его:
— Кто мог сделать этакое?
— Повели казнить, батюшка, в ум не возьму! —
— Верно посуда нечистая или недосмотрел, — сказал Брыков и отпустил Власа.
Он и сам не допускал мысли о преднамеренном покушении. Кому он сделал зло? Он перебирал в уме всех своих дворовых людей и не находил ни одного, кому он сделал бы худо.
Два дня пролежал он в постели и наконец поднялся. Страданья отозвались на нем, и в первое время на него нельзя было без страха взглянуть, — так он изменился. Его лицо потемнело и осунулось, глаза ввалились, подбородок оброс короткими, частыми волосами.
— Заложить коней, — приказал он, едва поднялся с постели.
— Батюшка, барин! — завопил Влас, — да куда же ты такой поедешь? Краше в гроб кладут!
— Не могу ждать! Сегодня же еду! — сказал снова Брыков. — Вышли подставу и давай лошадей!
Влас не смел ослушаться, и, спустя пять часов, Семен Павлович мчался на лихой тройке в Москву.
Увидеть ее, Машу, скорее! Он чувствовал себя так, словно воскрес из мертвых. Вот оно, Машино предчувствие. Простой случай — и он чуть не помер, один, без друзей, вдали от нее. А она ждала бы, ждала!..
При этих мыслях он гнал кучера:
— Скорей, Аким! Гони! Не жалей лошадей.
Аким свистал, гикал, махал кнутом, и тройка мчалась так, словно везла императорского фельдъегеря.
Семен Павлович едва дождался, пока сменили подставу, и помчался снова. Его сердце замирало и билось, по мере того как он приближался к Москве. Был уже вечер. Замелькали огоньки убогих домиков на окраинах. Экипаж запрыгал и застучал, попадая кое-где на каменную мостовую.
Наконец Аким осадил коней перед домиком, снимаемым Брыковым. Семен Павлович торопливо соскочил на землю и, подбежав к крылечку, стал стучать.
Безмолвие дома поразило его.
«Неужто все пьяны?» — с досадой подумал он, огладывая пустой двор.
— Чтой-то, барин, — сказал Аким, вводя во двор тройку, — будто все вымерли!
— Не пойму! Сидор такой исправный, и вдруг…
В это время за дверями раздался голос Сидора:
— Кто там! Что надобно?
— Я! — нетерпеливо отозвался Брыков. — Или не узнаешь?
— Кто? Что? — растерянно забормотал голос, и дверь отворилась. Старик Сидор приподнял фонарь, взглянул на Семена Павловича и закричал не своим голосом: — Барин! Милостивец! Ты жив! Павлушка! Степка! Антон!
Из комнат выскочили слуги и с криком радости стали целовать руки барина.
— Да что это вы? — спросил Семен Павлович.
— Как же! Мы думали, что ты, батюшка, помер.
— Чуть не помер! Ну, давай, старик, умыться, а ты, Степан, изготовь что-либо! Голоден я!
— Батюшка, — плача воскликнул Сидор, — да у нас ведь нет ничего!
— Как? —
Брыков оглянулся и только теперь с изумлением увидел, что квартира его пуста, стены ободраны. — Это что? — грозно крикнул он.Сидор упал ему в ноги.
— Не виновен я ни чуточки! Братец твой обобрал все!..
VII
Странные вещи
Семен Павлович слушал рассказ своего старого дворецкого и возмущался все сильнее и сильнее. Ну, положим, Еремей поторопился известить о смерти, но для чего же так торопится брат? Что, разве это уйдет от него? Он нахмурился и нервно прошелся по комнате.
— Мне завтра в полк являться, и нет мундира! — сказал он. — Пошли Павлушку. Да нет! Я сам! — и, быстро надев шапку, он вышел из дома.
«Странна такая поспешность! — думалось ему. — Я ли не помогал брату и вдруг?.. А если я умер бы? Даже сам не поехал, а посылал Сидора. Ну, брат, брат!»
Он стукнул в дверь братниной квартиры.
Через минуту послышались шаги, и распахнулись двери в темные сени. В тот же миг раздался испуганный возглас Еремея. Он отворил дверь и не поверил сразу своим глазам. Перед ним, ярко освещенный луной, бледный и исхудавший, стоял его умерший барин.
— Свят, свят, свят! С нами крестная сила! — орал Еремей, пятясь вглубь.
Семен Павлович вошел следом за ним, говоря:
— Чего орешь, дурак? Разве не узнал барина?
— Что за крик? Кто тут? — раздался грубый голос Дмитрия, и он, распахнув двери, остановился в своей гостиной, запахиваясь в шелковый халат.
Семен Павлович переступил порог и с горькой насмешкой сказал:
— Это — я, брат! Не ждал?
Дмитрий побледнел и отскочил, словно ужаленный.
— Ты… ты не умер? — растерянно пробормотал он.
Семен Павлович с укоризной покачал головой и произнес:
— Как видишь, я словно хотел испытать тебя… Поторопился ты…
Дмитрий с бледным, искаженным лицом опустился на диван и бессильно забормотал:
— Я, собственно… чтобы сберечь… все расхитили бы… обыкновенно… я, я… я ехать хотел! Как же я рад, Семен! — вдруг словно опомнился он и бросился к брату.
Но тот резко отстранил его:
— Оставь, я верю. Я только пришел к тебе за своими вещами. Мне завтра к шефу быть надо, так мундир и прочее. Ты ведь все взял…
— Сейчас, сейчас! — суетливо проговорил Дмитрий и, бросившись в соседнюю комнату, закричал– — Эй, Федька!
— Так ты мне с Еремеем и пришли! Сейчас только! — сказал Семен Павлович.
— Мигом! — покорно согласился Дмитрий.
Семен Павлович ушел; едва он вышел, Дмитрий позвал Еремея и накинулся на него:
— Да ты что же это, собака? А? Нарочно! Обман?
Еремей отодвинулся от его сжатых кулаков и развел руками:
— Я что же? Я все сделал? Во-о сколько вылопал. И Влас меня гнал: скажи, грит, умирает!
— Ах, ты, скот, скот! — Дмитрий злобно запахнулся в халат и, опустившись на диван, задумался: — Вот, все теперь придется отдавать назад и снова оставаться при драных стульях… И с Машей Семен обвенчается!