Северный богатырь. Живой мертвец(Романы)

— Арестовал?

— Никак нет! Не дает и бранится. Хотел приказать стрелять в меня!

— Да он о двух головах? — воскликнул Павел Петрович и ударил коня. Последний тотчас вынес его к гауптвахте, император остановился. Раздался барабанный бой, и быстро выбежавший караул тотчас выстроился, а поручик Черемисов подошел к государю неверным шагом и стал было рапортовать, но государь тотчас перебил его. — Вы, сударь, пьяны, — закричал он, — вам не сторожить, а вас сторожить! Вашу шпагу! Вы арестованы! Ну-с!

Поручик покачал головой и ответил:

— Никому не отдам шпаги!

— Как?

— По уставу меня раньше должны сменить с караула, а потом арестовать!

Император вдруг смутился.

— А ведь он лучше моего устав знает, — сказал он адъютанту. — Не пропивай присяги только! — крикнул он поручику и отъехал прочь, очень довольный, что натолкнулся на такого смышленого офицера.

— По этому случаю выпить! — заявил Брыков, когда Черемисов вошел в общую комнату и рассказал, что с ним было.

— Верно! Посылай за вином!

Вино принесли, и попойка продолжалась.

Только в шесть часов Семен Павлович сильно навеселе отправился домой, напевая себе под нос песню. На душе у него было легко и свободно; он был уверен, что его дело удастся у царя, который вспыльчив да отходчив, который справедлив и добр. Ему представлялись радостное возвращение домой, встреча с Машей и расправа со своим братцем.

Он уже подходил к своему дому, как вдруг на него набросилась полицейская стража и перед ним очутился квартальный!

— Пошли прочь! — закричал Брыков. — Как вы смеете!

— А вот там увидим! — ответил квартальный. — Анисим, Петр, волоките его на съезжую! Там разберем, кто он есть: крепостной музыкант или умерший офицер!..

XXI Мытарства продолжаются

Брыков перестал защищаться, и его живо доставили в съезжую или квартальную избу. Это было некрасивое, грязное и угрюмое одноэтажное здание с маленькими, узкими окнами, заделанными железными решетками, с полицейскими служителями у ворот и у каждой двери. Его ввели в большую комнату, и квартальный тотчас куда-то скрылся. Семен Павлович оглянулся. Два постовых стояли у дверей, на грязных лавках сидели люди подозрительного вида, откуда-то из коридора слышались крики и свист розог, чей-то голос кричал: «Постой! Как плетюхами отдерут, покаешься!» — в ответ на это раздалось: «Смилуйтесь, ваше благородие!..» — затем опять возглас: «Я тебе смилуюсь, рак-к-калия!» — и послышалась крепкая пощечина. В эту минуту в комнату влетел высокий толстый пристав в огромных ботфортах, в сюртуке нараспашку, с красным усатым лицом и прямо бросился к Брыкову.

— А! — заорал он, — ты кто, голубчик? Музыкант? Дворовый? А? Петров, Сидоров, Иванов?

Семен Павлович побледнел от гнева.

— Я вас попрошу!.. — начал он.

Но пристав затопал ногами и замахал перед его лицом бумагой.

— Он меня попросит! А! Каков! А это что? Это? — он ткнул в бумагу. — Из Москвы пишут: «Задержать беглого человека Брыкова, скрывающегося под именем…» А? А?

— Я — сам Брыков! — гневно закричал, сжимая кулаки, Семен Павлович.

Пристав отступил от него и нахмурился.

— Сам Брыков! — сказал он. — Еще лучше! Ну, да мы разберем! Посиди тут! — и он пошел из комнаты, шепчась с квартальным, а Брыков бессильно опустился на лавку.

«Что же это такое? Значит, обещание графа Палена — пустая насмешка? Только что обещал и тут же… на! Донос из Москвы! Кто бы мог постараться! Кто же, кроме брата!» — и он громко усмехнулся.

В это время из комнаты вышел квартальный, подкрался к Семену Павловичу и, сев подле него, фамильярно потрогал его за колено и зашептал:

— А ты вот что! Наш барин отходчивый! Ты его умасли и все! Мне рубликов десять дай, ему сотняжку — и все по-тихому… вот! А то на рожон лезть плохо будет — выдерем и этапом в Москву! Так-то, друг!

Брыков резко отодвинулся от него и сказал:

— Я передам обо всем этом графу Палену!

— Графу? — воскликнул квартальный и вдруг расхохотался жидким смехом. — Хи-хи-хи! Графу! Он — графу! Вот уморушка-то! Графу!

— Ты чего грохочешь там? — раздался из соседней комнаты голос пристава.

— А вот наш-то сокол к графу Палену идти хочет! Хи-хи-хи!

Брыков не выдержал и вдруг, размахнувшись, хватил квартального по физиономии.

— Ой-ой! — заорал квартальный. — Сидор, Поликарп, хватайте его! Я ему покажу!

Семен Павлович отскочил в угол комнаты и ухватил табурет. Городовые бросились на него, квартальный кричал:

— Я его запорю, каналью!

— Что здесь за драка? — вдруг раздался оклик, и в комнату вошел высокий, стройный офицер со строгим лицом.

Городовые сразу отскочили и вытянулись в струнку, квартальный низко поклонился и тоже выпрямился. Брыков опустил табурет. В ту же минуту в комнату влетел пристав и тоже униженно вытянулся перед вошедшим.

— Что за драка? — повторил офицер.

Квартальный выступил вперед:

— Честь имею доложить, что стараниями своими выследил беглого крепостного, о коем имел честь вам ранее докладывать!

— Кто такой?

Офицер взглянул на Брыкова. Тот поклонился офицеру и сказал:

— Я был сегодня у графа Палена и…

— Вы — Брыков? — быстро спросил офицер.

— Я!

Пристав и квартальный на миг онемели.

— И вот эти нанесли мне ряд обид!

— Они? — офицер сердито взглянул на последних, а затем сказал Семену Павловичу: — Можете идти, а этих ослов извините. Они от усердия!

Брыков поклонился офицеру, тот протянул ему руку, причем назвал себя:

— Полковник Чулков!

Сторожа бросились поспешно очищать Брыкову дорогу, пристав и квартальный поклонились чуть не до земли.

Семен Павлович вернулся домой уже поздно вечером, и его встретил встревоженный Сидор.

— Батюшка, барин, — воскликнул последний, — вернулся! Ну, слава Те, Господи! А я уж боялся. Ведь все этот квартальный вяжется: «Кто есть твой барин? Вот ужо заберем его!» Я ему рупь да рупь!..

— Ну, теперь можешь прямо в шею гнать, — весело ответил Брыков и расхохотался, вспомнив лица пристава и квартального.

Но на другое утро его ждала новая неприятность. Сидор вздыхая сказал ему:

— Что, батюшка, Семен Павлович! Совсем нам плохо приходится! Теперь Никифор привязался и гонит нас.

— Что такое, — не понял Брыков, — какой Никифор?

— Огородник Никифор, хозяин тутошний!

— А ему что? Ведь мы у Башилова!

— Вот поди ж ты, а он говорит… Да что, — махнул Сидор рукой, — и не выговоришь!