Северный круг

— Отойди, мы сами, — посоветовала ему Ольга и, привстав на цыпочки, замахала мчащемуся зеленому «Москвичу» с драной, вымазанной черной грунтовкой, правой дверцей. Тот вильнул к бордюру, остановился. — Молодой человек, нам нужно к первому дому по проспекту. Подвезите, пожалуйста, мы очень опаздываем.

— К первому дому? — удивленно переспросил круглолицый водитель в милицейском кителе со споротыми нашивками. — Там же промзона сплошная, одни заводы!

— Да-да, — закивала рыжая, — мы на работу опаздываем.

— На работу? — Водитель с удивлением окинул взглядом спортивный костюм женщины, помятые платья ее подруг. Но предпенсионный возраст дам, их потуги на ухоженность несколько успокоили бывшего милиционера, и он открыл дверцы. — Ладно, поехали.

Вперед села Инга Алексеевна, остальные женщины втиснулись на задний диван. Едва захлопнулись дверцы, как Ольга наклонилась вперед, обхватила водителя локтем под подбородок и откинулась назад, выдергивая его к себе. Тамара Семеновна и Елена Павловна, презрев приличия, ухватили его за руки, а остроносая молодая леди, торопливо сняв туфлю, принялась со всей силы мутузить несчастного острой шпилькой по лицу, по глазам, по шее под Ольгину руку. Однако минуты проходили за минутами, а жертва не желала умирать ни от удушья, ни от травм. В конце концов, водителя уложили головой на заднее сиденье, после чего Ольга села ему на лицо всем своим весом. Бедолага изогнулся дугой, застучал ногами по панели магнитолы, крышке бардачка, приборной доске — и затих. На всякий случай женщина посидела еще немного, пока ее подруги пытались нащупать пульс своей жертвы, после чего Инга Алексеевна позвала толстяка.

Сергей Салохович устроился за рулем, немного проехал по проспекту Гагарина, перед автозаправкой повернул к густому кустарнику с заболоченной мусорной ямой перед ним. Спириты выкинули труп к старым коробкам из-под моторных вкладышей, бутылкам от импортного пива и рваным полиэтиленовым пакетам, после чего снова выкатились на проспект. Теперь они могли пускаться в погоню без глупых объяснений и оправданий.

Толстяк гнал машину вперед как только мог, но уже после нескольких перекрестков дорога стала все более сужаться, на ней появилось множество глубоких ям, через которые «Москвич» пробирался с немалым трудом, и наконец превратилась в пыльный переулок, что уперся в широкую улицу, заполненную непрерывным потоком машин. Знак перед перекрестком предписывал поворачивать только направо, то есть практически назад. Сергей Салохович повернул, потом, на ближайшем перекрестке, еще раз — и уткнулся в закрытый железнодорожный переезд. Он выругался, сдал чуть назад, вкатился в какой-то проулок, еще один — и опять оказался перед выездом на оживленную улицу. Толстяк вырулил направо, но на ближайшем перекрестке уже не стал отворачивать, а развернулся в обратную сторону и припустил по проспекту. Виадук черед железнодорожную одноколейку, перекресток, пост через широкую реку и… Спириты оказались перед «Т»-образным перекрестком.

— Куда? — повел носом мужчина.

— Налево, — указала Инга Алексеевна.

Толстяк послушался, повернул, но уже через триста метров уперся в новое «Т».

— Теперь направо, — дружно скомандовали с заднего дивана.

Сергей Салохович выскочил на четырехполосный и почти пустой Московский проспект, дал газу, перемахнул мостик и… почти сразу уперся в строительный забор. [53] Громко проклиная все и всех, толстяк развернулся, перед мостом вырулил налево, на набережную.

53

Автор считает нужным напомнить, что в 1995 голу в указанном месте, на Сенной площади, шло строительство станции метро.

— Туда, туда, — оживились женщины. — Он впереди.

Увы, переехав Невский проспект и миновав Михайловский замок, спириты опять оказались перед оживленной улицей, по которой предписывающий знак требовал поворачивать только направо. Сергей Салохович послушался и начал по узкой улочке проезжать перекрестки: один, второй, третий.

— Налево, — требовала Инга Алексеевна.

— Налево, — шипели женщины сзади.

Однако светофор за светофором знаки в красном ободке указывали одно и то же: левый поворот запрещен…

В эти самые минуты Алексей Дикулин затормозил возле блочной пятиэтажки на проспекте Науки, приткнувшись передним колесом в бордюр перед рубиновой «Тойотой», откинул подножку, снял шлем и подошел к парадной напротив машины. Набрал код домофона.

— Леша, это ты?

— Я.

— Хорошо, я спускаюсь.

— Понятно, — развел руками Алексей, отпустив кнопку. — Чашечки кофе на дорогу не предвидится. Ладно, день длинный. Посмотрим, что будет дальше.

Спустя минуту щелкнул замок двери, на улицу легким шагом вышла Елена — в плотно обтягивающем ярко-желтом, с красными полосами от груди на бока, комбинезоне из какой-то мягкой кожи. Волосы были заплетены в десяток плотных косичек, так же переплетенных в одну общую косу. В ушах хищно поблескивали оправленные золотом рубины, в руке покачивался точно такой же, как комбинезон, желтый шлем с красными полосами от стекла назад.

— Черт возьми, до чего же ты красива! — поморщился Алексей, понимая, что под такой пассажиркой его бывалый «Ижак» будет выглядеть старой, полуразвалившейся сикаракой. И хорошо, если водитель не произведет точно такое же впечатление.

— Спасибо, я знаю, — скромно кивнула девушка. — А это что? — указала она на закрепленный на багажнике рюкзак.

— Палатка, надувные матрасы, одеяло, полотенца, складная удочка, — пожал плечами Дикулин. — Мы ведь собирались ловить рыбу и загорать?

Лена красноречиво прищурилась на низкие тучи, ползущие по небу, коротко выдохнула, словно надеясь разглядеть облачко пара, склонила голову набок:

— Значит, купаться, ловить рыбу и загорать? Ну-ну… Ладно, раз обещала довериться — значит, посмотрю, что ты придумал. Поехали.

Она решительно направилась к мотоциклу, села на пассажирское сиденье, а когда Алексей занял свое место, обхватила его, крепко прижавшись к спине. Дикулин даже сквозь толстую косуху ощутил жар ее тела, облизнул мгновенно пересохшие губы, убрал подножку и с силой пнул рычаг кикстартера. Двигатель не подвел, схватившись с полоборота. Молодой человек, упираясь кончиками кроссовок в асфальт, вывел своего двухколесного коня на открытое место, воткнул первую передачу и дал полный газ, выворачивая в сторону путепровода на промзону «Парнас».

* * *

Санкт-Петербург, Невский проспект, дворец Белосельских-Белозерских, Красная гостиная,

21 сентября 1829 года. 18:25

— Боже мой, Андрей! Да вас не узнать, милый мой! Боже мой, вы просто Геракл! — Княжна Юлия, словно занервничав, одним движением распахнула веер и принялась торопливо им обмахиваться. Зажатые в тугой корсет белоснежные груди с манящей темной щелью между ними несколько раз приподнялись и опустились в такт участившемуся дыханию. Девушка перехватила взгляд офицера и немедленно прикрыла веером свое декольте вместе с изумрудным колье и небольшой черной мушкой. — Я вижу, вы стали настоящим офицером, дорогой кузен. Даже не верится, что именно с вами мы всего десять лет назад играли в солдатиков и фрейлин.

— С тех пор прошла целая вечность, Юлия, — подступил ближе к княжне прапорщик в темно-синем мундире с золотыми пуговицами, в коричневых лосинах, с длинным палашом, свисающим на ремнях с широкого, тисненного золотом пояса. Плотные кудри молодого человека заставляли заподозрить, что нынешнюю ночь он провел в бигудях, да и рыжие густые усы носили следы тщательного ухода. — Мы больше не мальчик и девочка, но ваш голос, ваши глаза с тех пор не покидают моего сердца. Вы самая прекрасная девушка из всех, кого я встречал в своей жизни!

— Да, граф Андрей, когда-то я была чуть не вдвое выше вас, а ныне вы уже на голову переросли свою бывшую няньку… Вы стали настоящим мужчиной. — Девушка протянула ему руку, и офицер, упав на колено, с трепетом прикоснулся к ней губами.

— Юлия, счастье мое. Ваши голубые глаза не покидали моей памяти на протяжении всего этого похода! Ваши золотые волосы, коралловые губы, ваши тонкие брови, ваш голос, улыбка. Я все больше понимаю, что не могу жить без вас, что мои чувства к вам становятся лишь крепче и могут покинуть сердце только вместе с жизнью!