Sex Only

Альберт. Аль. Алик? Альб? Катаю на языке его имя, никак не могу найти сокращенный вариант, который бы ему подходил. Звать его милым, солнышком или зайкой тоже как-то… не того. Вот и приходится сокращать совсем радикально – выдыхать во время оргазма длинное «Ааааааа…» Но надо же как-то и в мирной обстановке обращаться? Я все больше увязаю в каких-то мелочах, в признаках близости, на которые мне никто не давал разрешения.

Выхожу на палубу вся замороченная-замороченная, но вижу Альберта в одних плавках и новой бандане – голубой – и теряю дар речи, рассыпаю по теплым доскам все заморочки. Да, я не смогла оценить его в той рубашке, но могу сейчас – светло-синий цвет идет ему невероятно, в глазах появляются новые оттенки, будто бушует море. Не это – бирюзовое, а северное, темное.

Он подходит ко мне, замершей на полушаге, не в силах отвести от него глаз, поднимает одним пальцем мой подбородок, прикасается губами к губам, нежно-нежно… и вдруг хватает меня в охапку и прыгает в море!

– А-а-а-а-альберт, твою мать, да ты псих! – я отплевываюсь от воды, барахтаюсь и… встаю на ноги. Совсем недалеко от яхты, но мелеет тут стремительно – пять метров в сторону и можно нырять в глубину или стоять здесь по пояс, оглядываться. Во все стороны – нереальных оттенков Карибское море. Я где-то между землей и небом – и ближе все-таки к небу.

– Осторожно, не поднимай ее из воды, на воздухе она погибнет, – Альберт уже нашел звезду, пока я барахталась и ругалась и теперь протягивает мне ее под водой.

Огромную! Я не думала, что они такие большие, нужно держать двумя руками. Пухлая, красно-оранжевая – совсем не похожа на бледных сушеных звезд в средиземноморских сувенирных лавках. Она ничего не делает, индифферентно лежит – такая же яркая и нереальная, как все вокруг. Словно создатель нашего мира начал раскрашивать реальность, начав отсюда, и пока еще не жалел красок. Это ближе к России и зиме пришлось экономить и некоторые места оставлять не раскрашенными.

Я качаю в руках звезду и отпускаю ее домой.

Альберт подходит, закидывает мои руки себе на шею, а свои кладет мне на задницу и вжимается в меня бедрами. Я чувствую, как там под водой твердеет его член. Интересно, он вообще о чем-нибудь другом может думать?

Ммммм…

А я-то могу?..

Где вообще осталась женщина, для которой главным было – душевное и интеллектуальное родство? Мы с этим вот синеглазым и загорелым обменялись едва ли десятком фраз, и в основном – техническими в процессе секса. Здесь не только звезды иные, здесь даже я другая – словно карибская девушка, которая радуется жизни и не думает о будущем. Легко о нем не думать, если никогда не видела снега.

Я бы с удовольствием погрузилась сейчас в безнадежную рефлексию и древнерусскую тоску, но «этот вот синеглазый» не дает. Сдвигает купальник на груди и прикусывает мой сосок как будто требует обратить на него внимание. Твердый член вжимается между моих бедер, толкается внутрь и нет желания более сильного, чем наплевать на все и…

– Голодная? – спрашивает Альберт хрипло.

Его член уже практически во мне, мешают только два слоя полиэстера и наш здравый смысл. И здравый смысл уже кончается.

Его руки тискают мою задницу так, что я вспоминаю единожды испробованный антицеллюлитный массаж, после которого ходила вся в синяках, но мужские руки и с таким жаром – это намного приятнее!

Его глаза выжигают во мне дыры с синими оплавленными краями.

Так что он там спросил?

Господи, конечно, голодная!

Лесенка на палубу становится нашим невыносимым испытанием – я лезу первая, и тут же чувствую, как с меня буквально стаскивают купальник. Мы зависаем на середине, бешено целуясь, и от того, чтобы трахнуться прямо на лестнице нас останавливает только то, что у Альберта, на удивление, не припасен в кармашке плавок презерватив. Я прямо-таки удивлена.

Зато уже на яхте я вижу, что над главной палубой натянут белоснежный тент, под ним накрыт стол, крышки на блюдах пускают солнечные зайчики, тает лед в ведерке с новой бутылкой шампанского, и до меня доходит, что вопрос был – внезапно! – не про секс.

Хотя уже без разницы, потому что жалких остатков здравого смысла хватает исключительно на то, чтобы все-таки добраться до этого тента, а не начать трахаться прямо под злым доминиканским солнцем.

Едва оказавшись в тени, Альберт стаскивает с меня верхнюю часть купальника и впивается губами в сосок почти с рычанием. Я освобождаю из плавок его член, и тут замечаю, что вообще-то на нас смотрят как минимум трое из команды – рулевой в кабине, парень с подносом, выходящий с камбуза, и просто матрос, который лениво шлялся по яхте, когда мы решили устроить представление.

Альберт следит за моим взглядом – очень уж не вовремя я прервалась —и коротко бросает:

– Они отвернутся.

– Надолго? – насмешливо спрашиваю я, и синие глаза темнеют. Оу, черт, он же решил, что я намекаю на стремительность нашей утренней встречи…

– Сошлю всех вниз! – рычит он, что-то бросает наблюдающим на испанском, и те послушно спускаются по лестнице.

– А рулевой?

Альберт машет парню в рубке, тот разводит руками.

– Мы же врежемся в кого-нибудь! – пугаюсь я, когда парень просто бросает штурвал яхты.

– Да и черт с ним!

Я, конечно, совершенно согласна, тем более что мои руки уже накрывают торчащий член, и в круг моих интересов больше не входят кораблекрушения. Но Альберт делает знак, и рулевой возвращается, яхта потихоньку останавливается, замирает, только покачиваясь на волнах. Вокруг никого и ничего, только синее море.

И я старательно не думаю, что команда обсуждает, собравшись внизу. Особенно, когда меня разворачивают, укладывают животом на свободное место между блюдами на столе и дерут так, что на белоснежную скатерть выплескивается ярко-оранжевый соус, а из ведерка с шампанским рассыпаются кубики.

***

Соус, конечно, немного жаль. Он был манговый, и так изумительно подходил к креветкам, что за остатки мы с Альбертом только что не дрались. Я победила, потому что вовремя сделала красивые глазки и поинтересовалась, неужели он вот так же пожалел бы мне спасательную шлюпку на тонущем «Титанике»? Пока он переживал мою феерическую наглость, соус я доела.

Конец ознакомительного фрагмента.