Сеятели смерти. Задание — Токио
Шрифт:
— Понятно. Спасибо за информацию.
— В последнее время тут у нас было несколько очень странных похищений. Мы пока что не можем понять их цель. Убийство — это понятно, но похищение… Возможно, ты сумеешь нас просветить на этот счет?
— Боюсь, что нет, мне известно только то, что похитили мою жену.
— Разумеется! — холодно отозвался он. — Где и когда тебе нужна машина?
Я назвал ему время и место. Положив трубку на рычаг, я состроил гримасу в зеркало комода. Не люблю, знаете, обращаться за помощью к людям, которым вынужден лгать, равно как и лгать людям, к которым я обращаюсь за помощью. Я достал свой чемодан, бросил его на кровать и путем хитроумных манипуляций вскрыл потайное отделение, где среди прочих полезных вещей покоился мой маленький «тридцать восьмой-специальный» — тупорылый пятизарядник с алюминиевыми
На мой взгляд, это оружие не более приемлемо для тайных операций, чем 20-миллиметровое противотанковое ружье, но так уж повелось, что наши вашингтонские начальники решили экипировать нас по своему усмотрению. Правилами предусмотрено, что мы обязаны иметь наготове эти миниатюрные гаубицы в любое время дня и ночи, насколько это, конечно, позволяет используемая в данный момент «крыша», но более или менее ушлые оперативники никогда не придерживаются этого правила слишком строго. По необходимости мне приходится таскать его с собой в чемодане, но носить его на себе — увольте! Единственное, из-за чего можно нарваться на неприятности — к тому же за рубежом, — так это из-за огнестрельного оружия. Уинни, разумеется, получила строжайший наказ ни при каких условиях не иметь при себе «пушки». Когда придет черед действовать, я должен буду обеспечить ее необходимым инструментом из собственных запасов.
Я закрыл потайное отделение, засунул стального мерзавчика за пояс, застегнул пиджак, надел пальто и шляпу. Мне понадобился еще один предмет, обычно отсутствующий в несессере секретного агента. И в моих вещах ничего подходящего не оказалось. Мой собственный ремень был необходим для поддержания брюк. Возможно, рано или поздно он бы мне понадобился и для иных целей, ибо это был не совсем обычный ремень.
Мне повезло, если это можно назвать везением. А может быть, я даже напал на след. Торопливо собираясь, под угрозой смерти, Уинни поспешно вынула все свои вещи из комода, забыв заглянуть в один небольшой ящик. Там лежали перчатки, несколько пар нейлоновых чулок в фабричной упаковке, какая-то косметика, бижутерия и два пояса. Я выбрал один — широкий черный, из мягкой кожи, с крупной замысловатой пряжкой. Хотя и аляповатый на вид, он, пожалуй, был достаточно прочным для той цели, для которой понадобился. Я скатал. era и, сунув в карман пальто, вышел из номера.
Коктейль-холл отеля «Кларидж» совсем не напоминал сумрачную и тесную хромированную мышеловку, куда обычно попадаешь, скажем, в нью-йоркских отелях. Эта светлая, просторная и богато изукрашенная зала с высоким потолком, подпираемым колоннами, больше походила на приемную средневекового замка или дворца, где знать дожидалась аудиенции короля. Безмолвные официанты скользили мимо меня с подносами, на которых возвышались неведомо откуда добытые напитки. Ничего столь вульгарного, как стойка бара, я не заметил.
Вадя сидела все за тем же столиком у двери, своим присутствием подчеркивая атмосферу этого заведения. Она и впрямь выглядела сногсшибательно. Я подошел к столику, сел напротив нее и бросил шляпу и пальто на пустой стул. За моей спиной тут же соткался из воздуха официант, и я заказал мартини.
Вадя ничуть не удивилась моему появлению.
— Надо было попросить двойной, милый! — лениво протянула она. — Напитки тут подают в наперстках.
— Двойной! — передал я официанту.
— А мне повторите, пожалуйста!
— И еще один двойной для леди, — сказал я.
Официант с поклоном удалился. Я откинулся на спинку и стал рассматривать Вадю с нескрываемым интересом. В конце концов, не считая мимолетной встречи в дверях отеля, мы с ней не виделись два года.
Она блистала в этом моноспектакле. На ее голове красовалась пышная, хотя и без выкрутасов, изысканнопростая укладка, если, конечно, эти два эпитета, поставленные рядом, не кажутся взаимоисключающими. Наброшенный на спинку кресла палантин был из настоящей норки. Далее— костюм из мягкой светло-коричневой (точнее сказать, бежевой) шерсти: короткая облегающая юбка и короткий свободного покроя жакет. В голове у меня промелькнула мысль: что же сталось со старой доброй привычкой дамских портных кроить жакеты по фигуре? Мне эта традиция казалась вполне
разумной, но, надо думать, я несколько отстал от современной моды.Еще на ней была шелковая блузка со стоячим воротником— того фасона, который ассоциируется больше с гусеницами и плодами тутового дерева, чем с химическими колбами. Нейлоновые чулки были столь прозрачными, что в них ее ноги казались голыми — так, облачко какое-то, нежно обволакивающее икру. Туалет завершали туфли на каблуках метровой длины и миллиметровой толщины. Ну, почти. Выглядела она, повторяю, потрясающе: откормленная шикарная дама.
В последний раз, когда я ее видел, в западном полушарии, она выступала в дешевенькой роли стройной красотки. Я вспомнил ее белые шорты — короткие ровно настолько, насколько позволяли местные правила приличия, и мальчишескую рубашку без верхней пуговицы. Я также вспомнил, что видел ее и в более скудной одежде. То было довольно-таки интригующее предприятие, благодаря которому наши жизненные пути перекрестились в юго-западной части Северной Америки.
К счастью, тогда наши национальные интересы более или менее совпали — такое иногда случается, но прежде чем это выяснилось, мы подстроили друг другу немало ловушек и засад. Потом я посадил ее на самолет и позволил беспрепятственно покинуть страну— вместо того, чтобы свернуть ей шею, как то, без сомнения, и следовало сделать. Полагаю, что Уинни, наш маленький головорез, презрительно назвала бы это приступом сентиментальности. Добросердечный Хелм, рыцарь секретной службы! Черт побери, ну нельзя же, в самом деле, убивать каждого встречного!
— Если это действительно ты, куколка, — сказал я, — то ты явно не отказывала себе в еде. Терпеть не могу, когда мои наложницы жиреют!
— Твои наложницы? — фыркнула она.
Я усмехнулся.
— Насколько я помню, кто-то заявлял свои права на этот титул самым что ни на есть активным образом. Дело было в мотеле города Тусон, штат Аризона, если мне не изменяет память.
— Но теперь-то у тебя молоденькая блондинка-жена, как мне доложили. И ты проводишь здесь медовый месяц. — Она внимательно следила за моей реакцией. Она выждала немного, вероятно, давая мне возможность завести монолог обуреваемого горем мужа, но, зная ее, я понял, что единственный способ заставить ее поверить, будто я действительно женился и совершаю свадебное путешествие, это не слишком переигрывать по части постигшего меня несчастья. Надо было отыграть эту антрепризу спокойно и с достоинством. А если бы я стал ломать руки и лить горючие слезы, то этим ничего б не добился. Она бы сразу поняла, что я валяю ваньку. Видя, что я никак не реагирую, она театрально вздохнула:
— Ну вот, так быстро меня забыл, променял на другую! Дорогой, меня это уязвляет!
Официант расставил перед нами напитки. Когда он удалился, я сказал:
— Только одно может тебя по-настоящему уязвить, Вадя, — топор палача. Кстати, что ты тут делаешь?
— А разве это не ясно? Я узнала, что ты здесь — вот и приехала с тобой повидаться.
— А, ну конечно. Я польщен.
Ее игривая улыбка увяла.
— Как ни странно, Мэтью, я говорю правду.
Я пропустил эти слова мимо ушей.
— Как мне тебя представлять знакомым, если кто-то заинтересуется?
Она произнесла с сильным акцентом:
— А, зови меня мадам Дюмэр, дорогой. Мадам Эвелин Дюмэр. Месье Дюмэр, к нешастью, уже покинул наш мир, но, к шастью, он оставил достатошные средства для своей вдови…
— Понятно, — сказал я, бросив взгляд на ее дорогие меха. — Эвелин так Эвелин. Боже, храни Францию! Надеюсь, они крепко прибили «Джоконду», а не то завтра же она окажется в Третьяковской галерее!
— Нет, — покачала она головой. — «Джоконда» тут ни при чем, конечно. Кому взбредет в голову тратить время и талант хорошего агента из-за куска холста с усмехающейся теткой! Однако я действительно была отозвана с задания в Париже. Мне позвонили в обед и сказали: «В Лондоне появился мужчина, Вадя, с которым ты знакома. Судя по нашему досье, он однажды спас тебе жизнь. Так что, видимо, ты наилучший кандидат для ведения переговоров. Уже поздно придумывать для тебя новую «крышу». Полетишь в Лондон, и немедленно, под видом пышнотелой мадам Дюмэр», — она улыбнулась. Видишь: я обезоруживающе откровенна с тобой. И хочу сразу сказать: меня прислали сюда только из-за тебя. Ибо, как считают мои работодатели, я достаточно бессовестна, чтобы извлечь пользу из нашей старинной дружбы. И они не ошибаются.