Сейчас и навсегда

— Нет, — я продолжала распутывать клубки. — Посреди ночи я почувствовала голод. Я пошла на кухню, — эта сцена вспомнилась мне, вызвав улыбку. — Мы ели и разговаривали. Вот и все, — я посмотрела на выражение лица Мирейи. — Он был милым.

— Хорошо. Милым? Он убийца.

— Все такие, — ответила я, удивившись, что защищаю Дарио. — Мой папа, твой и дядя Херардо. Ник и Эм. Итальянцы не единственные, у кого руки в крови.

Мирейя подняла руки. — Я никогда этого не говорила.

— Такое ощущение, что это всегда был картель против мафии, русских или тайваньцев. Теперь покровитель хочет, чтобы я преодолела разрыв с мафией, и я чувствую, что мне придется выбирать, поддерживать ли мою семью или передать свою преданность моей новой семье.

— Мы всегда будем твоей семьей.

Я села на край ванны. — Но Дарио будет моей новой семьей, сейчас и навсегда. А что, если у нас будут дети? — когда Мирейя не ответила, я продолжила: — Они будут семьей. Если у нас будут сыновья, они вырастут такими, как Дарио. Если я останусь верной покровитель, я буду неверна Дарио.

Мирейя покачала головой и прислонилась к стене. — Это очень много.

— Или я одалживаю заботы, потому что не хочу думать о сегодняшнем вечере.

— Ты сказала, что он милый. Думаешь, он тебя заставит?

Я пожала плечами, зная, что меня не нужно принуждать. Я волновалась, но была готова. Опять же, я не была уверена. — Это насилие, когда ты замужем?

— Да, — сказала она без двусмысленности. — Изнасилование есть изнасилование. Разве Эм не говорил, что Дарио обидел одну из шлюх в «Стране Чудес»?

— Прошлой ночью Дарио поклялся, что я буду в безопасности.

— От других или от него?

Это был хороший вопрос, на который у меня не было возможности ответить.

Мама открыла дверь. — Девочки, нас ждут косметологи.

Массаж был первым в расписании. В комнате уже было расставлено множество столов. Камила, Миа, София и Джорджия уже находились на лечении. Мы с Мирейей заняли два оставшихся столика. После восковой эпиляции ног и под мышками мастер спросил меня о области между ног.

Ее вопрос вернул мне беспокойство. — Знаешь, что предпочитает твой жених?

Я понятия не имела, что он предпочитает.

— Мужчинам нравится, корда девушки гладкие, — вызвалась Миа. — Никаких волос у них во рту.

Комната наполнилась нервным смехом, когда мои щеки залил жар.

— Выбритая? — спросил мастер, глядя на меня.

Я покачала головой, вспомнив комментарий Дарио о нежелании жениться на ребенке. — Я думаю, да.

Женщина улыбнулась. — Мы можем сделать это и сформировать из него сердце.

Камила широко раскрыла глаза.

Мой голос был почти шепотом, пока кофе бурлил в моем желудке. — Сердце. Идеально.

Меньше чем за два часа до свадьбы наш макияж и прическа были готовы. Моя прическа была начесана, скручена и уложена в королевский пучок, идеально подходящий для моего головного убора и фаты. Вошла тетя Мария с моим свадебным платьем. Мы с мамой делали покупки в лучших бутиках. Покровитель посоветовал папе не жалеть денег.

Единственное предпочтение, о котором мне сказал Дарио, — это цвет. Мое платье было белым как снег, со струящейся юбкой и шлейфом длиной до часовенки — идеальное для свадьбы в саду, с вырезом в форме сердца, облегающим лифом и длинной полосой жемчужных пуговиц, идущих по спине.

Когда все помогли мне надеть платье, Миа сказала: — Жаль, что Дарио собирается разрезать это платье.

— Что? — спросила я, обращаясь к своей будущей невестке, с ужасом на лице.

— Ты не знала?

Я оборонительно скрестила руки перед корсетом. — Что значит «разрезать»?

— О да, — сказала Джорджия. — Это старая традиция. Они используют один из клинков, которые носят с собой. Это очень романтично.

— Романтично?
– возразила Камила. — Это дикость.

Мне представлялось, как Дарио расстегивает спину, пуговицу за пуговицей, медленно и уверенно, возможно, даже сопровождая ее громкими словами предвкушения. Мысль о том, что он срезает с меня платье, никогда не приходила мне в голову.

До настоящего времени.

Это было все, что я могла представить.

— Разрезать платье – это не так, – объяснила Миа. — Итальянские мужчины гордятся собой. Твой муж претендует на то, что принадлежит ему.

Я почувствовала, как краска слилась с моего лица. — Прекрати. Разрезать это… — мой голос дрогнул. — С ножом.

— Ох, — сказала Миа. — Ты слишком об этом думаешь. Действительно, это захватывающе.

Щеки Джорджии залились румянцем. — Я помню, когда Антонио… было… страшно, а потом… ну, это было проще, чем раздеться. Это быстрый путь, и бум, вот и все.

— Мама? — спросила я, ища свою мать среди женщин. Наши глаза встретились в отражении зеркала. — Ты знала об этом?

Она покачала головой. — Я этого не знала.

— И ты думаешь, что все в порядке?

Мама изобразила улыбку. — Я думаю, нам нужно сделать как можно больше фотографий, прежде чем вы двое покинете прием.

— Есть ли еще какие-нибудь дикие традиции? — спросила Камила.

— Наверняка, у вас есть традиции? — возразила Мия. — Разрезать платье — это все равно, что твой отец выдал тебя. Кто-то скажет, что они оба женоненавистники, как будто невеста — не более чем предмет, передаваемый отцом мужу.

Я не считала роль моего отца женоненавистнической. С другой стороны, роль покровителя, заключающаяся в использовании меня без моего согласия…

Выпитый кофе просочился в желудок, и я подняла руку. — Останавись. Пожалуйста. Я бы предпочла не говорить о сегодняшнем вечере.

— Мой брат скоро станет капо, — с гордостью сказала Миа. — Для него важно показать миру, что он главный.

Показать миру?

— Я думаю, это пугает Кат, — сказала мама.

— Это не просто традиция, — сказала Миа. — Это Божий план, чтобы мы принадлежали своим мужьям.

— Хорошо, — сказала мама, призывая дам, не присутствовавших на свадебной вечеринке, дать нам несколько минут наедине. Когда дело дошло до нас двоих, тети Марии, Камилы и Мирейи, мама потянулась к моим рукам. — Кат, может быть, нам стоило обсудить твою брачную ночь подробнее.

Я закрыла глаза. — Пожалуйста, мама, я знаю о сексе.

— Ты знаешь биологию. Ты сказала, что у тебя нет опыта.

— Я ношу белое, — когда она промолчала, я призналась: — У меня нет опыта, но мне не нужны разговоры за двадцать минут до свадьбы.