Сезон одиноких Снегурочек (Снежное сердце)
Шрифт:
– Это тебе, – протянула Зойка печенье и ободряюще улыбнулась.
– Спасибо, – всхлипнула Таня и совершила уж совсем невероятный поступок: чмокнула подругу в щеку и добавила: – Большое спасибо, это так трогательно.
Вот это да! Конец света!
Очутившись в просторном светлом коридоре, Зойка разделась и зашла в комнату.
– Ты куда-то собралась? – скользя взглядом по невообразимому бардаку, поинтересовалась она. Хотя лучше было спросить – а что здесь вообще произошло?
Ящики из шкафов наполовину выдвинуты, и почти из каждого торчат бумаги, журналы, части одежды… Книжные полки пусты, а сами книги стопками высятся на полу. Стол завален всем, чем только можно, а на креслах небрежно лежит одежда, которую теперь наверняка придется заново гладить.
– Нет, я просто искала… – упавшим голосом сказала
– Ух ты! Не может быть, – выдохнула Зойка, вспоминая недосмотренный сон.
– Да не это! И что у тебя только в голове! – Таня всплеснула руками и плюхнулась на диван.
Присутствие подруги ее несколько утешило, и на свет вновь проклюнулась колкая злость. Всхлипнув разок для порядка, она промокнула салфеткой уже сухие глаза и рассказала о состоявшихся переговорах и о поставленном условии.
– …или оплата счета в двухдневный срок, или судебное разбирательство, организованное профи-юристами, или место секретарши с зарплатой семнадцать с половиной тысяч рублей… плюс «милый и добрый» начальник Павел Сергеевич Барков в нагрузку. Представляешь? Это же самое настоящее безумие! – закончила эмоционально длинную речь Таня.
– Ни хренашечки себе, – протянула изумленная Зойка. – Вот ведь мститель проклятый!
– Денег занять мне не у кого. Абсолютно не у кого! Лида была единственным человеком, кто мог помочь, и ее деньги пошли на оплату счетов. И не будем забывать о маминой приятельнице и моем однокурснике – им я тоже должна… Кредит, взятый на ремонт «Рыжей осени», надо было возвращать, иначе пришлось бы выплачивать еще и проценты. Я тогда обзвонила всех знакомых, заняла денег и продала машину…
– Не переживай, – Зойка стала решительно наводить «порядок». Двинувшись по кругу, она принялась запихивать все по шкафам, не слишком-то задумываясь, где и как должны лежать вещи. Катастрофа, свалившаяся на Таню, ее весьма озадачила, и она пребывала в не меньшем шоке, чем подруга. – Мы еще раз всех обзвоним, и нам помогут… У меня есть четыре тысячи – это, конечно, немного, но… А еще один кредит можно взять в банке?
– Нельзя. Я безработная и могу похвастаться только банкротством.
– А ты точно его правильно поняла? Зачем успешному человеку секретарша, которая будет его ненавидеть?
– Ему хочется поиздеваться, ты же сама сказала, что он мстит. Гад!
– А может, это все Задольская придумала? – Зойка подняла с пола фотоальбом и пролистала его. Вот они на пикнике – едят шашлыки и помидоры, вот в ресторане – отмечают выигрыш в казино (одну тысячу рублей), вот посиделки в номере дома отдыха… Веселые и беззаботные. Эй, справедливость, где ты?!
– Точно. Какие тут могут быть сомнения. – Таня презрительно фыркнула.
– Теперь пускай женятся и мучаются друг с другом всю оставшуюся жизнь, – с чувством потрясла кулаком Зойка и отправила фотоальбом на книжную полку.
– А я-то, глупая, решила выкрутиться, распрощавшись с собственными вещами. Список написала, – Таня вздохнула, огляделась, но блокнота не увидела, он погиб смертью храбрых в безудержной волне бардака. – Драгоценностей я особо не ношу, так что тут не повезло… Эх, надо было вкладывать деньги в бриллианты. Шмотки вроде есть, но с ними тоже вышла промашка – их минус в том, что они дорогие. В обычном секонд-хенде такие никому не нужны или их согласятся выставить за бесценок, а в хорошем магазине свои правила – я звонила, узнавала. Сначала одежду надо сдать в химчистку, потом принести вместе с квитанцией на оценку, потом брюки и юбки повесят в зале и деньги выплатят только тогда, когда это барахло кто-нибудь купит. И сколько ждать? Месяцы? Кто заплатит за ношеный костюм десять тысяч рублей, если за такие деньги можно приобрести отличный новый? Хотела еще продать телевизор, фотоаппарат, мобильники – это же приличные деньги получились бы, но, оказывается, в скупку такие вещи без технического паспорта не принимают. Мне в одном магазине даже сказали: «Мы ворованным не торгуем». Представляешь! – Таня возмущенно закинула шарф на верхнюю полку шкафа. – Это все кровно
заработанное!– А может, еще раз поговорить с Барковым, ну есть же у него сердце, – утопая в сочувствии, предложила Зоя.
– Ага, есть. Оно в яйце, яйцо в утке, утка в ларце, ларец на дереве, а дерево на острове в океане! Ни за что, ни за что не буду его секретаршей! В тюрьму сяду, а готовить ему кофе не стану! И вообще – пусть приходят и описывают имущество, полагаю, в таком случае никому технических паспортов не понадобится!
– В тюрьме холодно и кругом преступники, – вздохнула Зойка, – и мне кажется, лучше с Барковым не связываться… Может, тебе пойти к нему… поработать, – Зойка вжала голову в плечи, боясь возмущенной реакции, – усыпишь его бдительность, а потом раздобудем деньги, и, считай проблема решена. Скоро сезон Снегурочек, знаешь, сколько мне платить будут – о-го-го!
Таня развернулась и тихо, но четко произнесла:
– Работать секретаршей Баркова я не буду. Ни за что и никогда. Все. Точка.
Снегопад наконец-то закончился, и Фадеев, отсняв две столь необходимые сцены, собрал свои немногочисленные вещи и сунул их в кейс. Работа в Подмосковье закончена, и они дружно переезжают в Москву, что, конечно, же хорошо. В основном остались съемки в помещении, и морозная погода уже никак не сможет помешать и вряд ли внесет новые коррективы в изначальный план.
Прикрыв дверь бытовки, прощально махнув рукой курившим в сторонке операторам, Игорь Яковлевич направился к своей машине. Атласно-черная «Хонда Легенда» приветливо блеснула на солнце и, как соскучившаяся по хозяину кошка, ласково мурлыкнула сигнализацией. Поехали!
Москва встретила Фадеева привычным шумом и первыми гирляндами в витринах магазинов. Каждый день он возвращался домой со съемочной площадки затемно, уставший, и теперь, когда некоторая напряженность спала, с удовольствием впитывал родную атмосферу предновогодней городской суеты и отмечал атрибуты приближающегося праздника.
Проверив почтовый ящик, очистив его от рекламных листовок, Фадеев поднялся на лифте на свой этаж и… замер.
Дверь его квартиры была перемазана черной и желтой красками (по виду и запаху – гуашь), на коврике горкой лежали расколотые DVD-диски, а на стене красовалась неровная надпись: «Ты нам за все ответишь!!!»
Наверное, другого человека такой печальный эпизод расстроил бы, и он бросился бы звонить в милицию, нанял бы себе охрану или сбежал за город, где прятался бы от энергичных врагов месяца три-четыре. Но Игорь Яковлевич лишь поморщился и мысленно прикинул – намного ли труднее будет отмыть краску завтра, когда она засохнет? Нет ни сил, ни желания заниматься этой дребеденью… А может, вызвать уборщицу из сервисной службы? Да, сейчас он зайдет в квартиру, найдет нужный телефон и забудет об этой ерунде.
Столь прохладное отношение к случившемуся объяснялось просто – подобное происходило не в первый раз, и недруги давно были известны.
– Надоели, вот честное слово – надоели, – Фадеев поморщился еще раз, вынул из кармана ключи и, стараясь не испачкаться краской, открыл дверь.
Полгода назад он закончил экранизацию комедии Шекспира «Двенадцатая ночь, или Что угодно». Получилась веселая, яркая музыкальная лента, которую критики в дальнейшем либо яростно ругали, либо осторожно хвалили. Истина, видимо, застряла где-то посередине. Самому Фадееву его работа нравилась, и он с удовольствием представлял ее в кинотеатрах страны и отвечал на вопросы журналистов. И все бы шло как обычно, если бы не малочисленное, плохо организованное общество любителей Шекспира под названием «Летняя ночь», вышедшее на тропу войны. Одержимые злобные девицы заседали в одной из библиотек и строчили письма-воззвания то на адрес режиссера, то в какую-нибудь «Литературную газету», то Президенту России. «Как можно было допустить подобное опошление столь великого произведения не менее великого Шекспира», «Фадеев так и не понял тонкой и ранимой души Мальволио », «Игра актеров позорна, а Василий Гребнев не имел права браться за роль Орсино, так как находится уже в третьем разводе и появляется на публике то с одной дамой, то с другой, старательно подчеркивая свой кобелиный имидж», – вот крошечная часть недовольства взволнованных защитниц бессмертной комедии.