Сезон охоты на людей

– Чертовски хорошая картинка, – сказал Боб, возвращая рисунок.

– Точно. Она у него здорово получилась. Я думаю, что он тоже был в нее влюблен. В Джулию влюбляются все, кто ее видит. Мне так повезло!

– А знаешь, что я тебе скажу? – спросил Суэггер.

– Не-а.

– Этой женщине тоже чертовски повезло. Ей попался ты. А ты – лучший. Там, в мире, у тебя будет прекрасная счастливая жизнь.

Боб поднял с пола бутылку, сделал два больших глотка и передал виски Донни.

– Ты герой, – сказал Донни. – У тебя тоже будет великая жизнь.

– Со мной все кончено. Когда ты начал палить по этой птичке, кто-то внутри меня сказал: «Ты же, парень, больше не хочешь оставаться здесь, ты хочешь жить». Ты вернул меня к жизни, ты, сукин сын. Черт меня возьми, я никому ничего не был должен. Но тебе, партнер, я должен, и очень немало.

– Ты пьян.

– Совершенно верно. И у меня есть еще кое-что, о чем я хочу тебе сказать. Так что, Свинина, пойдем и поговорим подальше от этих ублюдков-кадровиков.

Донни был потрясен. Он никогда прежде не слышал, чтобы Боб так отзывался о контрактниках.

А Боб взял его за руку и выволок наружу.

– Только учти, что это не пьяная болтовня, ладно? Это я, твой друг Боб Ли Суэггер. «Сьерра-браво». Ты меня хорошо слышишь? Прием.

– Слышу тебя хорошо, «Сьерра». Прием.

– Вот и славненько. Теперь слушай. Я хорошо подумал обо всем этом. Угадай о чем? Война для нас закончена.

– Чего-чего?

– Закончена. Говорю тебе прямо. Мы будем все так же три раза в неделю выходить на задания, но больше никуда не пойдем. Смотри, мы выходим в лес и залегаем там на пару дней. Мы ни в кого не стреляем, мы не ищем никаких следов, не ходим ни в какие дальние поиски, не устраиваем никаких засад. Нет, сэр, мы лежим в травке, а потом возвращаемся на базу, как и все остальные патрули. Ты думаешь, я не знаю, какое дерьмо здесь творится? Никто в этой сраной дыре давно уже не воюет, и там, в Дананге, тоже никто не воюет. S-2 в Дананге нет до этого никакого дела, и капитану Фимстеру тоже нет никакого дела, и главному штабу морской пехоты в Южном Вьетнаме, и командованию вооруженными силами в Тихоокеанском регионе, и Главному командованию Корпуса морской пехоты в Хендерсон-холле – всем на это насрать. Никто не хочет умирать, вот в чем дело. Все уже кончилось, и если мы сложим тут головы, то это будет впустую. Впустую, ты меня понимаешь? Мы свое сделали. Теперь пора подумать о главном. Ты слышишь, что я говорю?

– Ну да, ты будешь отлеживаться в травке, пока не подойдет мой ПСВОСР и я не отправлюсь обратно в мир, а тогда ты вернешься к своей работе, станешь выходить в одиночку и снова будешь убивать. Тебе придется это делать, потому что к тому времени гуки совершенно обнаглеют и ты начнешь бояться, что они навалятся на эту дыру и вставят фитили в задницы всем этим гребаным засранцам. Тебя пришьют где-нибудь в кустах, и если это будет не самая большая и не самая пустая потеря, то я даже не знаю, что и сказать.

– Нет, я больше не буду этим заниматься.

– Как же, не будешь! Я тебя знаю.

– Ни в коем случае.

– Ладно, я согласен, но только с одним условием.

– Черт тебя возьми, я твой долбаный сержант. Ты не можешь ставить мне условий.

– Это условие – могу. Так вот, я иду к Николсу и сообщаю ему, что ты действительно хочешь поехать в Абердин, но тебе нужно сначала сделать кое-какие дела здесь и ты не можешь отправляться в Абердин до определенного числа. В тот же день, когда наступает мой ПСВОСР, ты отправляешься в Абердин. Разумно? Разумно! Черт возьми, это разумно и справедливо. Вот и все, чего я хочу!

– Ты щенок, болтливый ублюдок, хиппи из колледжа!

– Ну так я пойду разыщу его, ладно? Я хочу своими ушами услышать, как ты скажешь ему все это, а потом буду поступать, как ты скажешь.

Боб прищурился.

– Ты никогда прежде не старался перехитрить меня.

– И может быть, никогда больше не стану этого делать, но, ей-богу, нынче ночью мне это удалось! Ха! Я обвел тебя вокруг пальца, Суэггер! Наконец-то. Я тебя надул.

Суэггер смачно плюнул в пыль и отхлебнул из бутылки. Потом посмотрел на Донни, и, черт возьми, произошла самая глупая из глупых вещей: он улыбнулся.

– Иди за мистером ЦРУ, – сказал он.

– Bay! – завопил Донни и тут же отправился на поиски.

* * *

Шли дни. Саперы расслабились и теперь воспринимали свое задание как отпуск, как время для восстановления духа, подвергшегося тяжелым испытаниям; наверстывая упущенное, они писали впрок письма любимым и заново заучивали политические и патриотические принципы, которые могли быть подзабыты в горячке боевых будней. Они расположились в туннельном комплексе, находившемся на краю вырубленной зоны в двух тысячах метров от Додж-сити, и наслаждались удобствами стационарного существования.

По ночам Хуу Ко высылал людей на патрулирование, никаких боевых задач, только следить, как бы американцы в Додж-сити ничего не затеяли. Он строго приказал: никаких столкновений во время выполнения этого задания. И поэтому низкорослые люди в зеленовато-буром обмундировании лишь наблюдали и ждали с терпением, достойным библейских схоластов. Но чего же они ждали?

– Старший полковник, Человек-лопух не вернется. Такого не смог бы пережить ни один человек. Поэтому лучше вернуться на базу и готовиться к новому заданию. Мы нужны Родине.

– Полученные мною инструкции, – ответил Хуу Ко своему сержанту, – а они даны очень высокими инстанциями в нашем правительстве, говорят, что мы должны помогать нашему русскому товарищу и поддерживать его всеми возможными способами. Пока я не приду к выводу, что выполнение задания совершенно невозможно, мы будем оставаться здесь.

– Да, командир.

– Да здравствует Родина.

– Да здравствует Родина.

Однако наедине с собой он не мог не испытывать серьезных сомнений. Это была чистая правда: ни один человек не способен спастись от атаки с воздуха, проведенной множеством скорострельных пушек, и уж тем более спастись от пламени американских огнеметов, ужасного оружия, которое, как он был глубоко уверен, они ни за что не стали бы использовать против врагов, относящихся к той же расе, что и они сами.

И еще одно глубоко угнетало его: новая неудача.

Конечно, это была не его неудача, но невезение способно распространяться и заражать всех, кто находится рядом с неудачником. Хуу Ко участвовал в планировании операции, он организовывал ее, он вел отряд. Неужели его сердце все еще недостаточно чисто? Может быть, в нем все еще гнездится вирус западного тщеславия? Или у него есть какой-то изъян в характере, присущий ему, и только ему, и заставляющий его непрерывно ошибаться, принимать неверные решения и выбирать неподходящее время для действий?

Он заново взялся за изучение марксизма и принципов революции. Он в четырехсотый раз перечитывал Мао и в тысячный – Лао Цзы. Он отгородился от тоски и страха упорной учебой. Его глаза пожирали цепочки слов, его сознание проницало глубокое значение всех фраз, их подтексты, их контексты, их смысловые связи с прошлым и будущим. Он задавал себе суровые уроки. Он не давал себе никаких послаблений и отказывался принимать болеутоляющие средства, хотя временами жестоко страдал от боли в обожженной руке. Одни только сны предавали его. Лишь в снах он оказывался предателем.