Шабоно

Согласно своему собственному видению каждый рассказчик приукрашал и дополнял основной миф.

— Какой же из этих мифов является настоящим рассказом о сотворении? — спросила я Пуривариве, когда он в один из вечеров закончил рассказ о Ваипилишони, женщине-шамане, которая сотворила кровь, смешав оното с водой.

Она дала жизнь древовидным телам брата и сестры, заставив их выпить эту смесь. Вечером раньше шапори рассказывал нам, что первый индеец был рожден из ноги человекоподобного существа.

Мгновение Пуривариве в растерянности рассматривал меня.

— Они все реальны, — наконец произнес он. — Разве ты не знаешь, что человек создавался много раз и в разное время? От удивления я тряхнула головой. Он дотронулся до моего лица и засмеялся.

— Какая же ты еще глупая. Слушай внимательно. Я расскажу тебе обо всех случаях, когда мир разрушался огнем и наводнениями.

Несколькими днями позже Пуривариве объявил, что Шорове, старший сын Ирамамове, должен будет пройти посвящение в шапори. Шорове было семнадцать-восемнадцать лет. У него было худое, ловкое тело и смуглое, изящно очерченное лицо, на котором темно-карие сверкающие глаза казались слишком большими. С одним лишь гамаком он поселился в маленькой хижине, построенной для него на расчищенной площадке. Женщинам было запрещено подходить к этому жилищу, так как, согласно поверью, хекуры избегают их. Не подпускали даже мать Шорове, его бабушку и сестер.

За посвящаемым должны были следить молодые люди, которые никогда не были с женщиной. Именно они вдували эпену Шорове, следили за огнем в хижине и доставляли ему каждый день достаточное количество воды и меда, единственной пищи, разрешенной при инициации.

Женщины всегда оставляли достаточно дров рядом с шабоно, поэтому Шорове не нужно было ходить далеко в лес.

Мужчины приносили ему мед. Каждый день шапори заставляли их ходить далеко в лес за новыми запасами.

Шорове проводил большую часть времени, оставаясь в хижине и лежа в гамаке. Иногда он сидел на большом бревне, которое Ирамамове положил у входа в жилище, потому что Шорове по обычаю не полагалось сидеть на земле. Через неделю его лицо потемнело от эпены, а чудесные сияющие глаза стали мутными и расфокусировались. Его тело, грязное и истощенное, стало неловким, как у пьяницы.

Жизнь в шабоно шла своим чередом, исключение составляли семьи, живущие поблизости от хижины Шорове.

На их очагах не разрешалось готовить мясо. Пуривариве утверждал, что хекуры ненавидят запах жарящегося мяса, и если почувствуют его, то улетят обратно в горы.

Как и его ученик, Пуривариве принимал эпену днем и ночью. Он часами неутомимо пел, призывая духов в хижину Шорове, уговаривая хекур войти в тело молодого человека и поселиться там. Иногда по вечерам Арасуве, Ирамамове и другие мужчины шабоно пели вместе со стариком.

На следующей неделе Шорове нетвердым дрожащим голосом начал присоединяться к их пению. Вначале он пел песни хекур броненосца, тапира, ягуара и других крупных животных, которые по поверью обладали мужскими духами. Их было легче всего привлечь. Потом он пел песни хекур растений и скал. И наконец песни женских духов — паука, змеи и колибри. Из-за их коварной и ревнивой натуры ими было очень трудно управлять.

Однажды поздно ночью, когда все в шабоно спали, я сидела возле хижины Этевы и наблюдала за поющими мужчинами. Шорове был настолько слаб, что ему нужно было помочь встать, чтобы Пуривариве мог танцевать вокруг него.

— Шорове, пой громче, — подбадривал его старик. — Пой громко, как птицы, как ягуар.

Ритуальный танец уносил Пуривариве в лес прочь от шабоно.

— Пой громче, Шорове, — выкрикивал он уже издалека. — Хекуры живут во всех уголках леса. Они хотят слышать твою песню! Тремя ночами позже радостные крики Шорове эхом разнеслись по шабоно: — Отец, отец, хекуры появляются! Я слышу, как они жужжат и вертятся вокруг! Они входят в меня, в мою голову! Они проникают сквозь пальцы и ноги! Шорове выскочил из хижины. Упав перед стариком, он кричал: — Отец, отец, помоги мне! Они проходят через глаза и нос! Пуривариве помог Шорове встать на ноги. Они начали танцевать, и лишь их слабые тени были видны на освещенной луной поляне. Через несколько часов отчаянный вопль, крик панически испуганного ребенка пронзил воздух: — Отец, отец! С сегодняшнего дня не позволяй ни одной женщине подходить к моей хижине! — Все они так кричат, — пробормотала Ритими, вставая из гамака. Она подбросила в огонь немного дров, а потом положила на горячие угли несколько бананов. — Когда Этева решил стать шапори, я уже была его женой, — сказала она. — В ночь, когда он умолял Пуривариве не подпускать к нему женщин, я вошла в его хижину и прогнала хекур прочь.

— Почему ты это сделала? — Меня попросила мать Этевы, — ответила Ритими. — Она боялась, что он умрет, она знала, что Этева слишком любит женщин; из него никогда бы не получился великий шапори.

Ритими села ко мне в гамак.

— Я расскажу тебе все с начала.

Она устроилась поудобнее рядом со мной и начала говорить тихим шепотом.

— В ночь, когда хекуры вошли в тело Этевы, он кричал точно так же, как сегодня Шорове. Это женские хекуры заставляют так волноваться. Они не хотят, чтобы поблизости хижины находились женщины. В ту ночь Этева горько плакал, выкрикивая, что какая-то злая женщина прошла мимо его хижины. Мне было очень грустно, когда я услышала, что хекуры покинули его тело.

— Знает ли Этева, что именно ты была в его хижине? — Нет, — ответила Ритими. — Меня никто не видел.

Если Пуривариве и знает, то он молчит. Он был уверен, что Этева никогда не станет хорошим шапори.

— Почему же Этева хотел стать шапори? — Всегда есть надежда, что мужчина может стать великим шапори. — Ритими положила голову мне на руки. — Той ночью мужчины долго умоляли хекур вернуться, но духи не возвратились. Они ушли не только потому, что в хижине побывала женщина, но и потому, что хекуры боялись, что Этева никогда не станет для них хорошим отцом.

— Почему мужчина считается оскверненным после того, как он побывал с женщиной? — Это касается шапори, — сказала Ритими. — Не знаю почему, но так считают мужчины, в том числе и шапори. Я верю, что именно женские хекуры очень ревнивы и сторонятся мужчин, которые слишком часто удовлетворяют женщин.

Ритими продолжала рассказывать о том, что сексуальноактивные мужчины получают мало проку от принятия эпены и призывания духов. Мужские духи, поясняла она, не имеют чувства собственности. Они вполне довольны тем, что мужчины принимают эпену до и после охоты или сражения.

— В качестве мужа я предпочитаю хорошего охотника и воина — хорошему шапори, — призналась она. — Шапори не очень любят женщин.

— А Ирамамове? — спросила я. — Он безусловно великий шапори, но у него две жены.

— О-оох, ты по-прежнему ничего не понимаешь. Я же все тебе уже объяснила, — смеялась Ритими. — Ирамамове не слишком часто спит со своими женами. С ними обычно спит его младший брат, у которого нет своей жены.

Ритими посмотрела вокруг, проверяя, не подслушивают ли нас.