Шаг в палеолит

Процесс насыщения был прост: подходишь к костру, где хлопотали женщины, и тебе выдают порцию того или иного блюда. Я совершенно не заметил утеснений, а тем более угнетения женщин по половому признаку. Наоборот, особо нетерпеливые могли ладонью по рукам схлопотать, а то и по макушке. Ну и куда ж без блата? Своим мужчинам, при общем как бы равенстве, всегда есть возможность подсунуть что получше. Непроизвольно отметил, что местные – красотки, некоторые реально красотки, особо из тех, кто помоложе. И они в меня эдак глазками постреливают. А что, видок у меня вполне. Одет – не чета местным шаромыгам, бородка аккуратная, а не обувная щётка, как у всех. О кольце в ухе я вообще молчу. Уж этот девайс дамы моментально срисовали. И некоторые улыбаются так, знаете ли… Гм, так, что-то я куда-то не туда…

Я после такого пиршества остался, прямо скажу, слегка голодным. Закиньте в желудок хоть и нормально пожаренного, но абсолютно пресного мяса, и поймёте, о чём речь. Эк нас цивилизация разбаловала! А местные очень даже замечательно себя чувствуют. Понаелись, слегка подвыпили, расслабились, и потянуло народ на танцы.

Незамысловатые кренделя под дружное гундение и притопывание в такт хлопкам – зажигали граждане кроманьонцы не по-детски.

– И всегда у вас так? – обратился я к сидящему рядом Хатаку.

Деду было хорошо. Его глаза маслено поблёскивали, на губах блуждала довольная улыбка – сыт, слегка пьян. Всем своим видом он олицетворял великую китайскую истину: прошлое прошло, и его нет, будущее не наступило, и его тоже нет – живи настоящим.

– Здорово, правда? – ответил довольный Хатак. – Э-эх, Пётр! Были бы мы помоложе, уж мы им показали бы, как надо плясать! Правильно я говорю?

– А то, я и сейчас себя с трудом сдерживаю, чтобы вприсядку не вдарить.

Хатак подозрительно посмотрел на меня, но я сделал самую невинную моську.

– А у вас как делают? Не так?

– Ну и так тоже бывает, – не стал я развивать скользкую тему.

Мудрые люди давно заметили, что в этом мире ничего не бывает случайным. Блуждая взглядом, я вдруг заметил стоящую невдалеке от нас девочку, которая пристально смотрела прямо на меня. Слишком пристально и слишком смело на меня, ужасного. Ей точно от меня что-то было нужно. Даже интересно стало.

– Кто это, Хатак? – кивнул я на девчонку.

Хатак долго присматривался, подслеповато щурясь. Я вообще заметил у него некоторые проблемы со зрением. Наконец он рассмотрел, на кого я указал.

– A-а… Это дочка пришлой, тут где-то ещё младший брат должен быть. Три зимы назад один из наших взял её мать на Осенней охоте к себе второй женщиной. Охотника, с которым она жила, загрыз Большой Клыкастый. – Деда явно пробило на поговорить. – Тяжело с двумя детьми без своего мужика. Из своих никто брать не стал, вот и пошла к нам, а прошлой зимой родами померла.

– А дети?

– А что дети? Живут как-то.

– Как-то! Понятно. Как звать-то её, хоть знаешь?

– Откуда у неё имя, – удивился Хатак, – она же ещё ребенок. Так, есть детское прозвище, Лисёнок, кажется.

– Ладно, сейчас разберёмся, что Лисёнку нужно, – проворчал я себе под нос. – Эй, Лисёнок, иди сюда!

Но девочка и подойти не решалась, и уходить не уходила. Ничего, я не гордый, и сам подойду.

Приблизившись, я рассмотрел её получше. Невысокая, лет двенадцать, может, тринадцать, на худенькое тельце накинута совсем уж безобразная шкура, непонятно от кого, с дыркой для головы и перехваченная на талии кожаным ремешком. На ногах тоже какие-то бесформенные меховые комки. Волосы грубо отхвачены порогами, не иначе кремневым ножом, и были они рыжие, я бы даже сказал – огненно-рыжие. Если бы не были такими грязными. Но самыми выдающимися были её глаза. На замызганной симпатичной мордашке глазищи – цвета аквамарина. Да уж… Когда-нибудь из этого утёнка не лебедь будет, а настоящая жар-птица. И встретила она своими аквамариновыми глазами мой взгляд смело и открыто.

– Хао, Лисёнок.

– Хао, Горький Камень.

– Ты хотела спросить меня о чём-то, – решил я поиграть в проницательного могучего шамана, – и вот я пришёл.

Но смутить Лисёнка не получилось.

– Скажи, Горький Камень… ты из моего племени? – И столько в этом вопросе было надежды, столько в глазах светилось ожидания и радости, что я не сразу нашёлся что ответить.

– Почему ты так решила?

– Ты такой же высокий, как люди моего племени. Моя мама говорила, что люди моего племени были все высокие и… добрые, не то что… – Она не закончила фразы, но тут и так было всё понятно.

– А волосы в твоём племени у всех, как у тебя, или были и другого цвета? – попытался увильнуть я от прямого ответа.

– Да, у всех, как у меня. И как у мамы. Я помню.

– Но ведь у меня не такие, – указал я на свои «соль с перцем».

– Ты старый, – взгляд Лисёнка на секунду вильнул в сторону. – Когда становятся старыми, волосы у всех одинакового цвета.

– Прости, девочка… Я не из твоего племени, – наконец родил я неизбежный ответ.

И словно выключили свет. Будто враз выдернули из неё всю смелость и решительность. Взгляд Лисёнка потух, плечики поникли. Девочка молча развернулась и канула в темноту.

Ушла… А у меня словно заноза в сердце осталась.

– Старый дурак, – глядя ей в след, прошипел я, – не мог ребёнку соврать. Чистоплюй хренов.

На следующее утро, пока я колдовал у костра, объявился Хатак. Видок он имел слегка помятый, в руках держал небольшой кожаный мешок. Усевшись возле огня, он с шумом втянул аппетитные запахи, идущие из котелка.

– Удивляюсь тебе, Пётр. Ты всегда делаешь женскую работу с таким удовольствием… Наши охотники, если рядом есть женщины, ни за что не станут что-то готовить, лучше дадут тумаков, чтобы бабы быстрей шевелились.

– Прям-таки тумаков? Прям-таки всегда?

– Ну-у… – Хатак задумчиво поскрёб бороду. – Могут, конечно, и сырое сожрать, или там… поголодать слегка.

– Всё с вами ясно. У нас, Хатак, если мужчина не может себя обслуживать, наши женщины быстро это поймут, и тогда ты попадёшь к ним в полную зависимость, и жизнь твоя, Хатак, будет бесполезней во-от такусенького, – показал я пальцами, насколько маленького, – кусочка кремня.

– У вас суровые женщины, – уважительно глядя на меня, произнёс дед и протянул мешок: – Наши всё-таки не такие строгие и собрали это тебе.

Заглянув внутрь, я обнаружил несколько увесистых кусков слегка обжаренного мяса.

– Передай им мою благодарность, Хатак. Сам-то будешь? – кивнул я на булькающий котелок и мясо.

– Не. Поел. Вождь и шаман говорят с охотниками. Не нравится мне это. Пойду, тоже буду говорить с охотниками. Ближе к вечеру приду за тобой, пойдём к Большому костру. Мне кажется, Полоз что-то затевает против тебя.

– Чем, интересно, я не угодил ему? Мы с ним и словом не перемолвились. – Я, честно говоря, не сильно удивился, но всё-таки.