Шаги Командора или 141-й Дон Жуан

Входим. И здесь шах Аббас решил участь многих буйных голов… Говорят, для устрашения потенциальных крамольников он, якобы, велел подковерные полы окроплять кровью. Запах крови красноречиво намекал об участи, которая ожидает смутьянов и вероломцев. Еще говорят, что Лев Ирана имел обыкновение при встрече с заподозренными в измене или двурушничестве, глядя на них в упор, саркастически замечать: «Какие у тебя глаза хорошие». И несчастного обладателя «хороших глаз» лишали их.

Сейчас средневековых ужасов и страхов нет в помине. В помещениях тихо и скудно. Бетонные полы и поблекшие, выцветшие стены источают сырость, очень мало экспонатов, напоминающих об истории. Туристов почти не видать.

Коран в переплете из джейраньей кожи, медные старинные монеты, пеналы для гусиных перьев. Стены расписаны сценами шахских торжеств, ратных ристаний, охоты.

На одной из росписей – пир, устроенный монархом в честь некоего Мохаммед-хана. Может быть, это был туркменский владетель, который сбежал от возроптавших сородичей-кочевников под покровительство шаха. Шах – в красном кафтане, длинные черные усы, красноватое монголоидное лицо с холодными глазами. Чувствовалось влияние китайской школы живописи.

Участники торжества сидели вкруговую.

Гид объяснял скудость экспонатов их «утечкой» в Европу. Корона шаха Аббаса ныне украшает музей какого-нибудь иностранного государства.

Здесь же экспонировался расшитый серебром тюрбан Шейха Сафи. Очевидно, шах, желая изъявить свое почтение к суфиям и продемонстрировать религиозную респектабельность, любил носить головной убор своего пращура.

Покои шаха в чертоге «Али гапы», где обитал он с семьей, пустовали. Только на стенах зияли ниши, где хранили музыкальные инструменты, которые любил августейший хозяин.

Нам пришлось долго искать этот чертог «Али гапы»; оказалось, здесь существует отель «Шах Аббас», и именно так истолковывали наши расспросы местные жители. Так мы и пришли в эту гостиницу и решили обосноваться в ней. Кто знает, может, наши советчики оговорились и нарочно сбивали нас со следа. Во всяком случае, охранник самого «Али гапы» нас ввел в заблуждение и отвадил от цели. Хоть это им не удалось, но все же нам пришлось битый час кружить вокруг да около одних и тех же зданий.

Хотя был еще конец апреля, уже налилась жара, и от долгого хождения по городу с нас градом катился пот.

Мечталось: вот бы сейчас очутиться у Аракса или на прохладном каспийском взморье.

Шахский базар и площадь шаха Аббаса весьма просторны. Здесь больше всего фаэтонов. Комплекс нуждается в ремонте, штукатурка обсыпалась, синяя окраска выцвела. Здесь уснула история. Памятники оживают и обретают смысл тогда, когда потомки умеют одушевить их заботой.

Мне показалось, что дворцы на востоке, при всей любви здешних вождей к пышности и благолепию, по своим внешним параметрам и обличью отличают некий аскетизм и самодостаточная сдержанность. Может быть, здесь сказался дух суфийской отрешенности, метафизической замкнутости. Между тем, европейские чертоги, как представляется, сочетают торжественность и грандиозность с гедонической открытостью жизни, радости бытия.

В этом смысле Запад распахнутее, мажорнее Востока.

В Исфагане заметно поветрие нашего прагматичного времени, когда в охране материального наследия, памятников культуры доминируют меркантильные соображения, история становится не предметом гордости, а источником наживы… Взоры персонала музеев прикованы к мошне интуристов.

Ну и дорожная полиция не дремлет, выслеживая оплошавших автомобилистов и сдирая за неправильную парковку 300 тысяч туменов, то бишь тридцать долларов. Выдав квитанцию штрафникам, они уже бежали к другим нарушителям. Мы долгое время не могли найти место для парковки, в конце концов остановились, где не положено, плюнув на вышеозначенную сумму. Но дело на этом не закончилось. Когда мы вернулись, машины на месте не было. Один из полицейских сказал, что ее эвакуировали на ближайший пункт, где мы можем вернуть свое средство передвижения. Мохаммед крепко расстроился. Сказал мне: мол, прогуляйся по площади, но далеко не отходи.

Я прошелся по парку. Увидел стайку ребятишек-сирот, сидевших на газоне и облизывавших ложечки. Все – в синей униформе. Видимо, воспитательница угостила их чем-то вкусным. А, может, угощение устроил какой-то благотворитель. Облизывание ложек продолжалось. Мне запомнились взгляды этих беззащитных созданий – доверчивые, ждущие, истосковавшиеся…

Погодя Мухаммед вернулся и сказал, что оснований беспокоиться нет, просто наш «пежо» перепутали с угнанной вчера машиной. Мне показалось, что он говорит неправду, что вся эта тягомотина подстроена из-за меня.

К вечеру вернулись к отелю «Шах Аббас». Обстановка не сообщала ничего об историческом персонаже. Двое парней подошли к нам, и один из них встретил-приветил нас по-азербайджански:

– Buyurun, aga, buyurun, xos g?lib s?fa g?tirmisiniz [29] .

А метрдотель с прищуренными глазенками при виде нас сразу смылся. Кажется, я где-то его видел. А, может, подумал так из-за того, что большинство всех этих служителей оказывается с прищуром. И откуда они находят такие экземпляры? Может, по конкурсу?

29

Пожалуйста, господин, пожалуйста, добро пожаловать.

Ага, вспомнил. Я видел этого типа в мавзолее Шейха Сафи. Он стоял поодаль у стены, скрестив руки на груди, и следил за нами. Меня прохватила оторопь. Поднимаясь в предоставленный нам номер на втором этаже, я пытался отмахнуться от мрачных мыслей. Номер наш открывался на комплекс «Нагши-джахан».

Приняв душ, я собрался лечь, выспаться, но выяснилось, что постельное белье не сменили. После некоторого качания прав с портье, горничная сменила простыни и полотенца. Уже и сон не шел в глаза.

Короче, свечерело. Чужие города вечерами выглядят таинственно и магически. Моросил дождь. Мерцала влажная листва на окрестных деревьях. Нашла тоска. На миг почудилось, что я в Баку, на приморском бульваре. Мерцающий свет, морось, поблескивающие листья, – все казалось родным, напомнило о Баку, все пахло Баку…

Наверно, все парки на свете под дождем пахнут одинаково.

Настало утро. Мохаммед оставил машину в гостиничном гараже.

VI Запах лука. Начало европейской одиссеи Оруджа Баята

Наконец, я увидел его. Вернее, на расстоянии ощутил его присутствие. Он переменил «имидж». Я почувствовал запах лука и оглянулся. Мне предстал субъект с аккуратно зачесанными назад лоснящимися (наверно, гелем смазал) черными волосами в синей рубашке и брюках, в легкой куртке, торчавший у такси марки «семенд». То ли он ждал таксиста, то ли наоборот. В руках цветная газета, листает, вроде почитывает, но почувствовал, что мысли его заняты не газетой, а нами. Почему я так подумал? Наверно, киношные шпики вспомнились; они вот так же следили за объектом наблюдения.