Шаги навстречу

Ладно, она права.

— Тогда в «Уно»? [7]

— Нет.

— В шарады?

— Нет.

— В манкалу? [8]

— Тем более нет.

У меня иссякли идеи.

— В прятки?

Сестры переглядываются.

— Да! — восклицает Энн. — Отличная идея. Я первая считаю.

— Класс! — отвечаю я. — Считай до ста.

— Я буду считать до трехсот, чтобы убедиться, что у вас было достаточно времени и вы хорошенько спрятались. — Энн закрывает глаза и начинает медленно считать.

7

Карточная игра «Уно» в значительной степени совпадает с популярной европейской игрой «Мау-мау», больше известной у нас как «Сто одно», но требует специальной колоды карт.

8

В манкалу играют на доске с лунками (их еще называют «домами» или «колодцами»), расположенными в несколько рядов (обычно в два или четыре) одинаковой длины.

Бри берет свой блокнот и на цыпочках направляется к лестнице. Я за ней. Когда она заходит к себе в спальню, шепчет:

— Я буду прятаться здесь, а ты поищи другое место.

Я киваю. Зачем мне прятаться с ней, когда на примете у меня уже есть идеальное местечко? Я тихонько поднимаюсь на пару ступенек выше, поворачиваю ручку двери на чердак.

Тут темнее, чем я ожидал, даже несмотря на льющийся из коридора свет. Шесть ступеней ведут к чердачному помещению прямо под крышей. Закрыв за собой двери, я пару секунд стою в полнейшей темноте, но потом глаза привыкают. На стене есть выключатель, но, если я включу свет, Энн обязательно меня найдет.

Как привидение, я бесшумно поднимаюсь по ступеням. Чем выше поднимаюсь, тем лучше вижу в темноте. Чердак расположен под скатом крыши, поэтому посредине там можно стоять почти в полный рост, а по сторонам расстояние от крыши до пола всего полметра. Используя все свои чувства, ползу подальше в темноту, пробираясь через груду коробок и мусора, большую часть которого я и рассмотреть-то не могу, поскольку полоска света, струящегося через вентиляционное окошко, очень узкая. Где-то на полпути я натыкаюсь на рождественскую гирлянду; следующий шаг, когда я наступаю на лампочку, подтверждает мою догадку — замираю, молясь о том, чтобы Энн ничего не услышала. Пробираясь в дальний угол, я также натыкаюсь на комплект, насколько я понимаю, клюшек для гольфа, подставку для новогодней елки, открытую шляпную коробку, сумку со свитерами и то ли на сломанный глобус, то ли на очень гладкий баскетбольный мяч.

Наконец я прячусь за большой коробкой в самой глубине чердака. И жду.

И жду.

Минут через десять Энн кричит:

— Триста! Я иду искать, кто не спрятался — я не виновата!

Жду.

Еще жду.

Продолжаю ждать.

Что за черт! Неужели она не умеет играть в прятки?

Еще минут через пятнадцать понимаю, что, наверное, я единственный, кто продолжает играть в эту игру. Никто не приходит. Я спрятался на чердаке, а они с радостью оставили меня здесь навсегда в одиночестве. Я с досады вскакиваю и бью ногой стоящий передо мной ящик. Но здесь слишком мало места для почти что шестиклассника. Я вскрикиваю от боли, когда ударяюсь головой о скобы на крыше.

Через двадцать секунд распахивается дверь чердака и вспыхивает свет.

— Нашла! — кричит Энн.

— Ты даже не искала, — отвечаю я, щурясь, пока глаза привыкают к свету. Продолжаю потирать ушибленную голову, пытаясь нащупать, не разбил ли.

— Ты просто очень хорошо спрятался.

— Врешь!

— Серьезно. Но я знала, что рано или поздно ты себя выдашь.

— Я ударился головой о гвозди.

— Ох! Больно?

— Я в порядке. Мне просто нужно… — Мой взгляд натыкается на предмет в полуметре от меня. — Боже мой! Я его нашел! Совсем из головы вылетело!

— Что нашел?

— Прадедушкин металлоискатель! Тетушка Бев рассказала, что он здесь. Призналась, что за домом спрятаны сокровища. — Я переступаю через потрепанную коричневую коробку и достаю металлоискатель. — Ничего себе, мы сидим здесь целую неделю, а я только сейчас о нем вспомнил.

— А он работает?

На ручке с боку серебристый выключатель, как я понимаю — пуск. Я переключаю его и приставляю конец со сканирующем устройством к петлям на крыше. Прибор тут же сходит с ума. З-З-З-З-З-З-З-З-З-З-З!

— Круто!

Наконец-то, что бы ни случилось этим летом, я нашел себе занятие: буду искать сокровища!

Я практически бегом спускаюсь вниз, чтобы попытать счастья под дождем, но не успеваю открыть заднюю дверь, как слышу оклик родителей.

— Ребята! Сюда! — кричит папа из бабушкиной спальни. — Все сюда помогать! Берег чист. Здесь ничего предосудительного нет.

— Никакой обнаженки? — хихикает Энн.

Я заглядываю в хозяйскую спальню и умоляю родителей отпустить меня с новой игрушкой на улицу, чтобы я смог найти богатство, которое точно меня поджидает.

Я стану богатым!

— После того как разберем комнату, — отвечает мама.

— Если меня отпустите, отдам вам половину сокровищ.

Папа смеется:

— А что, если ты будешь отдавать мне все, что нароешь в грязи, пока будешь помогать нам здесь убраться?

Не стоит даже пытаться спорить; когда папа и мама заодно — ничего не выйдет. Я кладу на пол металлоискатель и иду к гардеробу помочь Бри сложить вещи в коробки.

— А если бабушке Грейс понадобятся эти вещи, когда ее выпишут из больницы? — спрашиваю я.

На пару секунд все замолкают, как будто я сказал что-то не то.

— Мы не собираемся их выбрасывать, — объясняет мама. — Мы просто сложим их в ящики, чтобы они не мешали, когда будем красить. Не волнуйся, бабушкины вещи в надежном месте. Если она вернется, все будет лежать на своих местах.

— Значит, вы не будете продавать этот дом? — спрашивает Энн.

— Нет, не сейчас. Это было бы неправильно. Мы ничего не будем предпринимать, пока не увидим, как обстоят дела у бабушки.

Бри сдергивает с вешалки блузку:

— Но… бабушка… скорее всего… не вернется домой… разве нет?

Мама устраивается у коробки с бумагами, которую вытаскивает из-под кровати. Усаживается поудобнее на пятки.

— Да, милая. Скорее всего, не вернется. Грустно думать об этом, только не забывай, что ее болезнь… Бабушка очень страдает. Ей тяжело и физически, и морально. Нам, конечно, грустно видеть, как она увядает, но смерть, вероятно, станет для нее избавлением. К тому же она прожила долгую жизнь, поэтому я уверена: она сама чувствует, что время пришло.

Бри кивает в знак понимания.

Я тоже.

Но Энн вне себя:

— Значит, по-вашему, нормально, что она умирает, потому что прожила долгую жизнь?

— Я не это имела в виду, — идет на попятный мама.

— Но ты же сама сказала: «Она прожила долгую жизнь». А если ты не прожил долгую жизнь? Значит, умирать ненормально?

Мама усаживается непосредственно на пол.

— Энн, — шепчет она таким голосом, что кажется, вот-вот заплачет, — пожалуйста, не перекручивай. Я честно не это имела в виду. На самом деле нельзя измерять жизнь количеством прожитых лет. Нельзя сказать, что восемьдесят лет лучше пятидесяти, а пятьдесят лучше, чем пятнадцать. Имеет значение, как ты прожил свою жизнь. Да, бабушка Грейс дожила до преклонных лет, но каждый прожитый день делал ее жизнь особенной. Ни один день не прожит впустую. — Мама, поколебавшись, продолжает: — Прости. Мне следует более тщательно подбирать слова.