Шахидка с голубыми глазами
Шрифт:
– Что тебе от меня надо? – прошептал я, сжимая в кулаке мокрые волосы девушки.
– Не знаю… Но я не могу без тебя…
– А как же станция Аточа, милая моя?
Я почувствовал, как Яна вздрогнула, как опустила лицо мне на плечо.
– Аточа? – пробормотала она. – А при чем здесь ты?
Меня коробило это дешевое притворство.
– При чем?! – крикнул я, отталкивая Яну от себя. – Ты ведь знала, что там произойдет! Что будет с шестым вагоном! Знала ведь! Знала!
– Я… я… – бормотала Яна, заливаясь слезами и царапая ногтями лоб. – Я не знала… Я просто чувствовала… Не спрашивай, пожалуйста…
– Чувствовала? –
– Записка? – произнесла Яна, глядя на мой сжатый кулак. – Какая записка?
– Которую ты дала водителю такси!
– Водителю такси?
– Да! Да! Яна, не надо! Мне противно, понимаешь?!
Она разжала мои пальцы, взяла записку, осторожно развернула ее, повернулась так, чтобы поймать скудный свет окон.
– Кирилл! – выдохнула она и покрутила шеей, словно что-то душило ее. – Это не моя записка! Это не мой почерк! Шестой вагон, третья платформа… Я не знала об этом!
– Не знала! – Я потряс кулаками и схватился за голову. – Зачем же ты умоляла меня, чтобы я удержал профессора дома? Ты боялась, что он может случайно оказаться утром в этом вагоне!
– Да, боялась, – кивала Яна. – Но я не знала про вагон, про Аточу и платформу!
– А что ты знала? Что?
– Что сегодня утром в Мадриде будет взрыв, – с усилием выдавила Яна. – Но только это. А где именно, мне не сказали…
– «Сказали», «не сказали», – произнес я. – Ты кто, Яна? Ты кто?!
До нее вдруг дошел смысл записки. Она взглянула на бумажку с ужасом, как если бы это было некое отвратительное орудие палача, и крикнула:
– Кирилл, господи! Ты там был?! Ты туда поехал?!
Она схватила меня за лицо и только сейчас стала замечать на нем ссадины и ожоги. Заплакала навзрыд от жалости ко мне.
– Ну как… как после этого жить, – заикаясь и всхлипывая, бормотала она. – Как любить этот мерзкий мир?.. Пойдем, миленький мой, пойдем!
Она потянула меня за руку.
– Куда, Яна?
– Домой. К нам домой. Я буду тебя лечить.
– Я хочу знать всю правду.
– Правду? Да, конечно… Конечно.
– Откуда ты узнала, что сегодня будет теракт?
Она отводила взгляд, убирала с лица мокрые волосы, куталась в отсыревшем, ставшем тяжелым пальто.
– А как же, – едва слышно произнесла она. – Как же я могла не знать, если…
– Ну! Дальше! Что ты тянешь?! – крикнул я.
– …если я должна была сама себя взорвать.
Я чуть не сел в лужу от этих слов. Может, мне почудилось? Сама себя взорвать? Яна должна была себя взорвать?
– Что ты мелешь? – ослабшим голосом произнес я и крепко схватил ее за плечи. – Как это понять?
– Сегодня утром я должна была взорвать себя в центре Мадрида, – спокойно, хорошо понимая смысл того, что говорила, повторила Яна. – Я хочу умереть…
– Хочешь?
– Хотела… Или хочу. Не знаю. Мне не нужна эта жизнь. Я разочаровалась. С меня довольно того, что я прожила. Лучше умереть красиво, чем жить униженной и раздавленной… Лучше быть розой, которую намерены сорвать, чем растущим в навозной куче репейником… – С каждым словом голос ее обретал силу
и убежденность. Яна говорила ровно, спокойно, даже с оттенком скуки, как если бы читала знакомый до каждой буквы, до каждой запятой текст.– Яна, голубушка, – прошептал я, не в силах избавиться от ощущения, что Яна меня разыгрывает, что дурно шутит. – Ты ведь собиралась не просто покончить с собой. Ты собиралась совершить террористический акт. Ты готовилась убить людей. Много людей. Очень много. Зачем тебе это надо?
– Не знаю, – ответила она отчужденно, стремительно погружаясь в свои ощущения и мысли. – Я об этом не думала. Я ждала сегодняшнего утра, чтобы красиво и быстро уйти из жизни.
– Красиво?! – крикнул я.
– Но мой благодетель, мой ангел не приехал за мной. Вместо меня к богу ушел кто-то другой.
– И что теперь?
– Ничего. Я вернулась в жизнь. И не знаю, что буду делать дальше.
Я оттолкнул Яну. Мне казалось, что мокрые волосы на моей разгоряченной голове шипят и испускают пар.
– И кто же этот твой благодетель?
– Не знаю, – пожала плечами Яна. – Какая разница, кто собирался проводить меня к богу? У Харона нет лица. Это просто молчаливый лодочник, который делает свое дело. Он должен был приехать за мной сегодня ночью… О господи, что я говорю…
Мы плелись к дому. Я не ощущал своего движения, не думал о том, зачем я иду к серому холодному дому, сложенному из горного гранита. Я был подавлен и обессилен. Я не знал, что делать дальше.
– Почему ты молчишь? – спросила Яна, часто и шумно вздыхая. Слезы не позволяли ей дышать полной грудью.
– Я не поспеваю за той метаморфозой, которая происходит с тобой, – признался я. – В тебе слишком много действующих лиц. Я запутался. Кто ты сейчас? А кем была вчера? А завтра, Яна?
– Что завтра?
– Кем ты будешь завтра? Чего мне ждать?
– А что ты от меня хочешь?
– От тебя – ничего. Я не хочу потерять тебя.
– Зачем я тебе, Кирилл? – судорожно сглатывая, возразила Яна. – Ты, наверное, ошибся. Не надо было тебе приезжать сюда снова. Это всего лишь мимолетное увлечение, всплеск души. Не принимай меня близко к сердцу, и через несколько дней ты меня забудешь… Тебе придется меня забыть, потому что ничего другого не останется.
– Ты в этом уверена?
– Конечно, – прошептала Яна, вытирая ладонями щеки. – А ты искренне думаешь, что это не так? Надо проще относиться друг к другу. Люди – это лотерейные шарики в барабане: сталкиваются со всеми подряд, трутся, разбегаются и снова сходятся. Так и надо жить, так полезнее для здоровья. Не надо будет резать себе вены.
– Это в реабилитационном центре тебе так запудрили мозги?
– Нет, не запудрили. Наоборот. Я почувствовала себя свободной. Я стала личностью, понимаешь? Я возвысилась над суетой.
– И каким я тебе представялюсь оттуда, сверху?
Я остановился и повернулся к девушке. Яна немного помолчала.
– Целеустремленным и смелым сыщиком, который хочет все знать, – сказала она с некоторым оттенком насмешливости. – И ради этого он может сыграть любую роль, притвориться романтиком, любителем приключений и котов, вскружить голову девушке и заставить ее влюбиться в себя… Только не понятно, зачем он это делает. Ведь девушки нет. Есть только ее бесплотная тень…