Шахидки по вызову

Немного постреляв с огневого рубежа, обозначенного прочерченной на земле каблуком сапога линией, он сменил задачу. Теперь чеченки должны были подойти к мишени на расстояние двух-трех шагов, быстро достать спрятанный под кофту пистолет и выстрелить.

– Почему у тебя такое лицо?! – злился он на Хеду. – Представь: ты в городе. Вокруг много людей. Навстречу тебе идет враг. Он ведь по глазам догадается, что ты собираешься его убить! Смотри до последнего мимо. Не привлекай к себе внимания!

Вскоре Рамхзан пришел к выводу, что толку от этого занятия почти никакого. Скорее Майбек притащил всех сюда, заметив его настроение. После визита полицейских он упал духом.

– Ну, как тебе наш полигон? – спросил он, когда, намучившись, они возвращались к машине.

– Здорово придумали, – не кривя душой, ответил Рамхзан. – Я, честно, не ожидал.

– Шодди до мелочей все продумал, – удовлетворенный ответом Майбек уселся за руль. – Ведь именно так теперь действуют наши братья в Чечне. Живут в селах, ничем не привлекая внимания соседей, а в один из дней, по сигналу, выходят и делают свое дело.

Он дождался, когда девушки заберутся на заднее сиденье, и завел двигатель.

– Самое интересное здесь начинается, если приводят пленных русских. – Он бросил на Рамхзана быстрый взгляд и, убедившись, что тот его слушает, усмехнулся: – Тогда мы устраиваем настоящую войну. Ты видел развалины села?

Дождавшись, когда Рамхзан кивнет, он продолжил:

– Мы даем им автомат со сбитым прицелом и изношенным стволом, а из патронов отсыпаем немного пороха. Он не может уже стрелять очередями, и если из такого оружия попасть в человека, то на сто шагов оно едва пробивает одежду. Однако делает очень больно. Пленники в течение нескольких дней изображают блокпост. За это время их должны без шума уничтожить или захватить в плен. А насчет полиции ты не беспокойся, – неожиданно сменил он тему разговора. – Не придут они больше.

* * *

Канташ вышел из «уазика» и сделал Черепу знак рукой, чтобы тот следовал за ним. Костя спрыгнул на землю и поморщился. От долгого сидения в машине ноги затекли, и сейчас по ним побежали мурашки.

Они приехали на окраину какого-то села. Сразу за дорогой росли грецкий орех и акация. В отличие от Чечни, где к этому времени уже невозможно было увидеть зеленую листву, в Грузии еще не было заметно осени. Салават остался в машине. На прощание пожав ему руку, Костя побежал догонять чеченца.

Пройдя узкими переулками, разделяющими собой сады, они оказались на небольшой улочке, где было всего несколько домов. Из них только один имел глухой забор, остальные окружали неказистые изгороди из жердей. Подойдя к нему, Канташ бесцеремонно постучал носком ботинка в калитку. Почти сразу она распахнулась. Невысокая полная женщина, замотанная темным платком так, что видны были только одни глаза, без лишних вопросов пропустила их во двор.

Костя сделал вслед за чеченцем несколько шагов и обомлел. Его словно ударило током. Во рту пересохло, а ноги сделались непослушными. Он не мог поверить своим глазам – у входа в дом стоял Рамхзан. От неожиданности Костя даже мотнул головой.

– Это и есть твой русский? – Рамхзан испытывал то же, что и Костя. Он был ошарашен встречей.

– Да. – Обернувшись на Костю, Канташ подошел к Хадаеву. – Это Мохов. Он бежал от своих. В России его ждет тюрьма.

– Где вы его взяли? – приходя в себя, спросил Рамхзан. Он никак не мог поверить в происходящее и выглядел растерянно.

Костя догадался, что первой мыслью у чеченца было, что Белан Мациев убедил его работать на террористов. Однако объяснения Канташа сбили Рамхзана с толку.

– Что-то не так? – наконец заметив странную реакцию на появление русского, насторожился Канташ.

– Какой такой Мохов! Вах! Я этого солдата сам в плен брал! – протянул Рамхзан, приближаясь к онемевшему от ужаса Косте. – И фамилию его помню. Черепанов. – Подойдя вплотную, он схватил Костю за отворот куртки и пригнул к земле. – Ну-ка расскажи, как тебе удалось обмануть Белана?

– Что ты говоришь, брат? – округлив глаза, подскочил Канташ. – Ты ошибся!

– Разве я совсем выжил из ума?!

Обезумев от страха, Костя обхватил голову руками и тут же получил ногой по согнутым локтям.

Рамхзан поволок его в дом.

– Рассказывай, как тебе удалось всех обмануть! – бросив его на давно не крашенный пол, рядом с прямоугольной железной печью, приказал Хадаев и сел на стул рядом со столом.

Костю охватили обида, бессилие и злоба одновременно. Он покосился на стоящего у дверей Канташа и вздохнул:

– Я бежал, но потом меня схватили люди этого человека. Пришлось врать.

После этих слов озверел Канташ. Он набросился на Черепа, без разбору принявшись наносить беспорядочные удары ногами. Костя из последних сил пытался закрываться и отворачиваться от грязных и тяжелых подошв армейских ботинок, пока в очередной раз чеченец не попал ему по зубам. Боль и хруст разорвали голову пополам, и он потерял сознание.

– Как я теперь объясню Аюпу! – словно издалека донеслись восклицания Канташа. – Он убьет меня. Мне пришлось тащиться сюда из-за этого шакала! Сколько времени было потрачено зря!

Несмотря на то что Костя пришел в себя, он изо всех сил старался не выдать этого. Чувствуя, как веки и губы наливаются тяжестью, он лежал, боясь пошевелиться, замерев и слушая негодования. Наконец, перейдя на родной язык, чеченцы успокоились. Поговорив еще немного, они схватили его под мышки и, протащив по полу, столкнули, словно мешок с картошкой, в некое подобие подпола.

Больно ударившись о землю и едва не свернув шею, Костя дождался, когда сверху закроется крышка, и только после этого открыл глаза.

В свете, проникающем через многочисленные щели в половицах, он разглядел несколько бочек, стоящих в углу, какие-то овощи, небольшой кучкой лежащие рядом, и целый ряд пустых банок.

Между тем Рамхзан продолжал ходить сверху. Под его тяжестью доски скрипели и прогибались. Судя по приглушенным голосам, он понял – бандиты успокоились и сейчас обсуждают, как рассказать о казусе Шодди.

Усевшись, он ощупал лицо. Оно было словно чужое. Из рассеченных бровей, разбитого носа и губ текла кровь. Осторожно, чтобы не было слышно сверху, он сплюнул крошку зубной эмали и поморщился. Резкую боль вызывал даже вдох, словно по кромке обломков передних зубов проводили оголенным проводом под напряжением.