Шахматист
Шрифт:
— Его уже не разбудить, Мануэль. Жизни мы ему не вернем. Мы уже ничего не можем сделать, разве что отплатить им!
Мануэль поднял слезящиеся глаза.
— Я и сам это знаю, сеньор! И я это сделаю! Завтра мои братья придут к его лордству и отплатят! La vida co-mienza manana, senor [283] !
Батхерст отрицательно покачал головой:
— Послушай, Мануэль, мы сделаем это вместе. Но не завтра…
— Вы уже не можете мне приказывать, сеньор, не можете! Хорошо еще будет, если вы вообще выйдете отсюда живым!
283
Жизнь начнется завтра, господин!
Бенджамен резко тряхнул его за плечи.
— Ты что, идиот, не понимаешь, что все, что ты хочешь сделать — это самоубийство?! Вас бы окружили в городе и перестреляли! А даже если бы вам и удалось убить Кэстлри, то вам, цыганам,
Диас глядел на него и, остолбенев, слушал. В конце, видимо, до него дошло, потому что он спрятал лицо в ладонях и беззвучно заплакал, трясясь всем телом. Бенджамен обнял его рукой.
— Не плачь, Мануэль, не надо…
— Я не плачу, не плачу, сеньор! Это мое сердце… оно, сеньор, изливает последние капли доброты! О, Иисусе! Я… я не плачу! Не плачу!!!
— Думаешь, я сам не страдаю и не желаю мести? — спросил Батхерст, хватая цыгана за руки и отводя их от лица. — Только все это нужно сделать по-другому, спокойно и не сейчас. Клянусь, чем только хочешь: крестом, ранами Спасителя, что я отплачу ему за Хуана, за Тома и за Сия! Еще не знаю, как, но знаю, что на это мне понадобится время, возможно, даже много времени, но я не умру спокойно, пока не сделаю этого! Оставь это мне и верь. Знаешь, какой девиз на моем гербе? «Tien ta foy», что означает: «Keep the faith» [284] . Я же тебя не подведу!
284
Будь верен, храни веру.
Сейчас он обращался, скорее, к себе, чем к Мануэлю:
— Я разыграю еще одну шахматную партию, неспешно и хладнокровно. И я его не убью, ведь этого было бы мало, но затравлю, доведу его до такого ада, что он будет проклинать тот день, когда его отец влил свое семя в его мать, жизнь свою он отберет сам и сдохнет словно паршивый пес, в позоре! Клянусь тебе в этом, Мануэль!
Он поднялся и отряхнул одежду.
— Похороните Хуана, ты же сам лечись. Через несколько дней я свяжусь с тобой и передам, что делать дальше. Увидимся!
Вновь они встретились 2 января 1807 года.
— Тебе нужно сматываться, — сообщил Батхерст. — Кэстлри поверил, что я покончил с тобой, но д'Антрагю, похоже, нет. Тебе нужно убираться на Континент, причем, как можно скорее, потому что здесь, раньше или позже, ты попадешь в их лапы. Они убивают всех, кто имел хоть какое-то отношение к операции, меня защищает, видимо, лишь то, что я кузен Генриха. Только я совсем не уверен, не захотят ли они пришить и меня. Понятно, через какое-то время.
— Кто, сеньор? Кэстлри и д'Антрагю?
— И еще де Тилли. Это тот, кто убил Сия.
— А те, что сидели рядом с Кэстлри?
— Генрих и Персеваль? Они не знали, что так случится. Кэстлри, убивая Хуана, Тома и Сия, поставил их перед фактом. Теперь, будучи сообщниками, они должны молчать. На их месте я тоже оглядывался бы, поскольку Кэстлри не шутит. Я узнал, что он начал убивать еще до нашего возвращения. Первым отправился в могилу Боннет де Мартанже [285] . Его отравили, когда он стал не нужен. Вчера исчезли Степлтон, госпожа Джибсон и ее дочка. Кажется, они хотят убить и Баринга, который финансировал операцию. Они спешат. Так что, сеньор Диас, вокруг нас ширится кладбище! Они будут закрывать рты всем, кто что-либо знает и этого остановить нельзя. Поэтому, тебе нужно удирать.
285
Князь де Кастрие в своей работе, посвященной бурбонской эмиграции в Англии, написал коротко: «Взявшись за службу тайного агента, де Мартанже умер в Лондоне, в 1806 году».
— Хорошо, сеньор.
— Тебе есть куда выехать?
— Есть, сеньор. Я уеду в Андалузию, к своим. Вот только как?
— Об этом не беспокойся, переброску я организую. Через неделю будь готов и приходи в это же место. А до тех пор и носа не высовывай из своей норы!
Они прощались в пятницу, 9 января 1807 года, на набережной Портсмута.
— Жди известий, Мануэль. И не вспоминай обо мне плохо.
— Jamas, senor! [286]
286
Никогда, сеньор!
— Там, в Андалузии, тоже будь осторожнее, поскольку у наших врагов весьма длинные лапы. Мир для нас становится маленьким!
— А что же с вами? Вам грозит большая опасность, а вы здесь остаетесь! Ведь они не забудут, сеньор…
— Я тоже не забуду! Обо мне не беспокойся, я буду осторожен. Идея, похоже, у меня уже имеется, но мне не хочется действовать поспешно. Вооружись терпением. Время придет, но ты доживешь.
— Что же вы будете делать сейчас, сеньор?
— Пока что уйду с их глаз. Уеду в какое-нибудь дипломатическое представительство,
скорее всего, далеко. Генрих мне это устроит. Но перед тем, как только потеплеет, устрою себе экскурсию на Сардинию.— La mujer? [287] — Диас усмехнулся, впервые со смерти брата.
— Я ей обещал. Мне нужно отдохнуть, прежде чем я начну расчеты с нашим приятелем. Мне нужно успокоиться, а она мне в этом поможет. Вчера мне снилось, что я держу ее за руку, и мы идем по пляжу, босиком, в одних рубашках, по воде, по горячему песку и по раковинам [288] . Смешно, правда? Такого ты меня еще не знал, но после того, что мы пережили там, в Германии и Польше, мне такой пляж просто необходим. Ты понимаешь?
287
Женщина?
288
Это дословная цитата из Мемориала. Отправился ли Батхерст на Сардинию, нашел ли там Джулию, мне неизвестно, поскольку Мемориалв этом месте обрывается.
— Да, сеньор.
— Тебе пора. Прощай, амиго.
Они обнялись, и Диас направился к трапу.
Письмо
В папке, содержащей Мемориал, находилось еще несколько писем, из которых самые важные я уже процитировал в тексте книги. Осталось только одно, письмо Бенджамена Батхерста Мануэлю Диасу, хронологически последний документ, относящийся к операции «Шахматист» [289] .
289
Это написанное в Вене письмо не датировано, но можно принять, что оно было написано в течение недели, предшествующей 14 ноября 1809 года, когда в Шенбрунне был подписан мирный договор между Францией и Австрией.
«Дорогой Мануэль.
Только что я приехал в Вену, а уже нужно выезжать. Австрия падает на колени перед Францией, так что самое время собирать вещи. На сей раз я собираю их окончательно. У меня имеется прекрасный повод — буду ехать через оккупированные территории, а кроме того, в Вене встретил старого приятеля, который предложил мне помощь, и который в этих делах сильнее обоих императоров и царя вместе взятых. Знаю, что это известие застанет тебя врасплох, но мне пришлось ускорить реализацию нашего плана, поскольку в создавшейся ситуации, я не уверен, что прожил бы в Лондоне хотя бы час. Я тебе уже писал, что Гимеля прикончили [290] . То же самое сделали с некоторыми другими, в том числе, с Робертзоном и старым немцем [291] . Знаю, что разыскивают «Жан-Барта» [292] . Баринг тяжело заболел, и сейчас подыхает. Чудом будет, если он проживет хотя бы полгода, скорее всего, его систематически травят [293] . Супруга Питта уже знает, что ей грозит. Я ей сообщил и посоветовал, чтобы она, как можно скорее, уехала, причем, не только из Англии, но и из Европы, лучше всего — на край света.
290
В МемуарахБурьенна, в VII томе, имеется одно лапидарное предложение: «После краткого вояжа в Англию, он (Гимель — примечание автора) умер в начале 1807 года».
291
Явно, имеется в виду сотрудник фон Кемпелена, тот самый старик, который научил Хейтера работать с автоматом.
292
Псевдоним взят от имени знаменитого французского адмирала XVII века. Человека, который скрывался под этим псевдонимом, и настоящее имя которого так никогда и не было установлено, императорская полиция называла в своих рапортах «опаснейшим авантюристом Европы». Предполагают, что это был бывший офицер инженерных войск, который во времена Революции действовал в эмигрантской армии принца де Конде, а после — поступил на службу к англичанам и в качестве тайного агента действовал в Германии и Австрии.
293
Систематическое отравление по методу маркизы де Бринвилье, технологию которого я описал в Ампирном пасьянсе,в то время было весьма популярным способом избавляться от нежелательных лиц. Именно таким образом, к примеру, убили Наполеона.