Шахматы из слоновой кости

– Пудра не нужна, – не удержался он все же от очередной подсказки.

Валька лишь молча кивнул, еще раз прошелся по волосам расческой и склонился в полупоклоне, который перенял у него, Похламкова:

– Будьте здоровы!

Профессор вежливо поблагодарил, достал деньги:

– Что я вам должен?

Похламков видел: Валька растерялся. Не ждал этого вопроса. Да и Похламков удивился, привыкнув к тому, что профессор без лишних слов клал на тумбочку рубль и уходил, не ожидая сдачи, хотя действительная стоимость услуг редко переваливала за полтинник. Точно так поступали и некоторые другие посетители из числа постоянных похламковских клиентов, Валька не раз оказывался свидетелем этой немой сцены, и сейчас, как видно, надеялся на подобный же финал.

– Что я вам должен? – повторил профессор.

Вальке, коль такое дело, прибросить бы на счетах согласно прейскуранту да и удовольствоваться этим, а ему, знать, обидным показалось упустить «законный» рубль.

– Спрашиваете, будто первый раз в жизни подстригаться сели, – выдал.

Сказано было на манер шутки, но все равно грубовато получилось, с явным намеком. Профессор тем не менее ответил спокойно:

– Вообще-то не впервые, но к будущему ударнику сел первый раз и таксу еще не изучил.

И-и, какой штучкой обернулся старик: не изучил! Что, Валька меньше выкладывался, чем обычно делал это он, Похламков? Или в мастерство уступает?

– Так сколько с меня?

– Десять копеек, – ляпнул Валька, встряхивая с резким хлюпающим звуком простыню, только что святую с профессора.

Профессор принял вызов:

– Все, Иван Федорович, потеряли вы клиента: отныне буду иметь дело только с ударником.

Выложил на стол гривенник.

Подошла с половой щеткой в руках Феня, принялась заметать осыпавшиеся на пол волосы. Это послужило сигналом парню, ожидавшему своей очереди, он шагнул к освободившемуся креслу.

– Куда лезешь без приглашения? – накинулся Валька. – Видишь же, уборка не сделана!

Тот было опешил, но быстро нашелся:

– Извините, больше не имею времени ждать.

Протянул Вальке пятерку.

– Нет у меня сдачи, – рявкнул Валька.- Вон вся наличность – гривенник.

– Тогда скажите, сколько с меня, займу у товарища.

– Сорок пять копеек.

– Что, съели? – пульнул от двери профессор. – Вели бы себя смирно, как я, гривенник заплатили бы, а то лезете в кресло без приглашения…

– На самолет опоздаете! – крикнул вслед ему Валька и, когда уже захлопнулась дверь, выплеснул оставшиеся помои: – Чтоб тебе и правда опоздать, жмот несчастный, профессор кислых щей!

Парень усмехнулся, молча отсчитал деньги.

Посторонних в мастерской не осталось.

– Ну, отмочил сервис, спутник красоты! – выдохнул Похламков, разминая трясущимися пальцами папиросу.

– Только без этого, – заорал Валька, – без моралей!

Феня, занявшая после уборки свое обычное место у окна, замахала на них руками:

– Тише вы, клиенты идут!

Дверь приотворилась, заглянула молодая женщина.

– Мальчик у меня, – проговорила неуверенно.

– Детская мастерская через два квартала, – отрезал Валька.

Дверь закрылась. Наступила тягостная тишина.

Похламков прикурил, сел в кресло, начал с преувеличенным вниманием разглядывать в зеркале собственное отображение. Феня поставила па колени всегдашнюю свою корзинку с мотком ниток и спицами. Валька послонялся некоторое время из угла в угол, потом открыл тумбочку, принялся выставлять полученные накануне флаконы с одеколоном.

– Провернуть пока операцию облагораживания, что ли? – сказал, ни к кому не обращаясь. – Все равно клиентов нет.

Облагораживание заключалось в том, что в одеколон добавлялось «для смягчения» определенное количество обыкновенной воды. Название нехитрому процессу придумал в свое время Похламков, он же преподал Вальке и технологию.

Как во всякой уважающей себя мастерской у них имелся «зал ожидания» – небольшая прихожка, в которой с помощью ширмы был выгорожен закуток для Фениного хозяйства. В этом закутке они обычно и манипулировали с одеколоном. И Феня не только беспрепятственно пускала их туда, но частенько и помогала. Сейчас вдруг демонстративно загородила вход за ширму, переместившись вместе со стулом от окна.

– Не лезь сюда со своим жульничаньем, – заявила Вальке, – без тебя повернуться негде!

– Чего это с тобой сегодня? – оторопел он. – Иван Федорович, скажите ей!

Однако Похламков неожиданно для Вальки, а главное, для себя, поддержал Феню:

– Там и правда теснота, Валентин.

Валька растерянно остановился с флаконами в руках посреди комнаты.

– Что же я, на глазах у клиентов облагораживать его стану?

– Эх, Валька, Валька, – вздохнула жалостливо Феня, – тебе не одеколон – себя облагораживать в самый раз начинать.

– Знаешь что, – он шагнул к подоконнику, сгрудил на него флаконы, – знаешь, чья бы корова о благородстве мычала…

– Ну и что? Не отрицаю, принимала тебя пару раз. Но я женщина одинокая, мне мужская ласка даже по медицине полагается, а вот как ты от молодой жены ко мне?..

– Хватит! – не выдержал Похламков. – Грязь какая!

Повернулся к Вальке, кивнул на «вывесочку»:

– Сними!

– Чего вдруг помешала?

– Не вдруг. Все утро думаю. Зеленый ты еще для такого. Все мы зеленые.

– Я не лезу в ваши дела и вы…

– Не снимешь?

Шагнул к стене, с которой звали в будущее четко выписанные красные буквы. Валька метнулся к столу, схватил бритву.

– Только попробуйте!

Похламков молча сорвал дощечку, кинул к порогу. Куски стекла разлетелись со звоном в стороны. Тотчас Валька прыгнул с бритвой в руках на Похламкова, но удар по голове свалил его на пол. Был он настолько сильным, что Вальку отвезли в больницу.

Следователь выслушал повторный рассказ парикмахера, ни разу не перебив, только в конце спросил:

– Хотелось бы уточнить, чем вы его ударили?

Похламков вскинул плечи:

– Не помню. Что-то под руку попалось, я и хватил.

– А по какому месту пришелся удар?

– По голове…

– Это известно, я хочу уточнить другое: по какому именно месту на голове?

– Тоже не помню.

– У пострадавшего сильно разбит затылок…

– Да, теперь вспомнил: по затылку я его и шандарахнул.

– В связи с, этим хотелось бы уточнить: пострадавший – что, бросился на вас задом?