Шахта дьявола

К моему большому разочарованию, мой член даже не дернулся, одержимый одним человеком и только одним человеком.

Моя губа скривилась от отвращения, и я зарычал на женщину. Она увидела в моем взгляде что-то такое, что заставило ее выбежать обнаженной из комнаты, даже не удосужившись поднять выброшенное пальто, не обращая внимания на свою наготу.

Поначалу у меня было плохое настроение, потому что финансовые отчеты не складывались, но ее появление только усугубило ситуацию.

Мне не хотелось смотреть ни на какие тела, кроме того, что принадлежало мне. Хотя я еще не видел Тесс обнаженной , я провел руками по ее изгибам достаточно, чтобы вызвать ее из памяти. Поэтому я закрыл глаза и использовал свое воображение, чтобы кончить, сердито накачивая свой член, пока не достиг необходимого, но неудовлетворительного финала.

Больше всего меня расстраивает то, насколько сильно я ее недооценил. Ее совершенно невозможно найти с тех пор, как она ушла. Ее телефон выключен, ее карты не используются, ее работа ведется через зашифрованный адрес и звонки. Она ни за что не сделала это сама, но мне не удалось выяснить, кто ей помогает.

Я официально достиг своего предела и сегодня добился хорошего результата. Тесс знала, с кем имеет дело и чем рисковала, убегая.

Она назвала меня невменяемым и психотическим — и была права.

Пришло время доказать ей это.

— Где она? — рычу я. — Не заставляй меня спрашивать тебя в третий раз, Дэгни.

Она медленно отступает, зарываясь глубже в свою квартиру и попадая в ловушку, из которой нет выхода. Страх искажает ее черты, хотя она не выглядит удивленной. По ее реакции она точно знает, кто я и почему я здесь.

Я следую за ней внутрь, преследуя ее и заставляя ее идти дальше в гостиную. Она слепо ударяется о свою мебель в отчаянии, пытаясь уйти от меня.

Позади себя я слышу, как Марко закрывает дверь.

Руки Дагни поднимаются вверх, яростно трясутся. — Понятия не имею, — клянется она. — Пожалуйста, я не знаю! Она не сказала мне, куда собиралась.

Глядя на нее, я позволил дискомфорту затянувшегося молчания заставить ее говорить.

— Я не вру, понятия не имею. Но если ты меня пристрелишь, она никогда не вернется, — пытается рассуждать она.

— Я не согласен. Если я убью тебя, я уверен, она не пропустит твои похороны.

Дагни тяжело сглатывает, ее глаза расширяются. Ее руки опускаются, и она защитно обхватывает ими себя.

— К сожалению, это отличный контраргумент, — признает она, покусывая нижнюю губу и каким-то образом находя в себе резервы сил, чтобы выразить юмор, когда на нее все еще направлен пистолет. — Конечно, не тот, который мне нравится, но, тем не менее, великолепный. Она поднимает подбородок и наклоняет его ко мне. — Она возненавидит тебя, если ты убьешь меня.

Зловещая ухмылка тронула мои губы, заставив ее вздрогнуть.

— Ты говоришь это так, будто мне не плевать. С ненавистью я могу работать, с отсутствием — не могу. Скажи мне, где она, Дагни, иначе Марко всадит тебе пулю в мозг.

— Не имею представления!

— Марко.

Без необходимости другого приказа Марко дважды стреляет в землю по обе стороны от босых ног Дагни. Она кричит и прыгает на цыпочках, чтобы ее не застрелили.

Он отличный стрелок. Если бы его намерением было ударить ее, а не напугать, он бы это сделал.

— Алло! — кричит она, гневно вспыхивая глазами, когда она видит дыры в своих деревянных досках. В конце концов, она поднимает глаза и раздраженно смотрит на него. — Я только что переделала эти полы. Это версальский паркет изрешечен пулевыми отверстиями, скотина. Они стоили мне огромного состояния, и это без учета эмоциональной стоимости моего здравомыслия, так что не могли бы вы сделать мне одолжение и в следующий раз просто выстрелить в стену или телевизор?

Рука Марко падает на бок, на его лице отражается смесь раздражения и недоверия. — В чем твоя неисправность, женщина? Почему ты не боишься?

Дагни упирается кулаками в бедра и пристально смотрит на него. — Я в ужасе, Марко , не так ли? — но мне не нужно тратить, возможно, свои последние минуты на земле, наблюдая, как ты пытаешь мою любимую квартиру, так что, если ты собираешься продолжать это делать, я бы предпочла, чтобы ты просто избавил меня от страданий, хорошо? Чистый выстрел между глаз должен помочь.

К моему раздражению, я понимаю, почему эта женщина — лучшая подруга Тесс. Она такая же отважная дурочка, как и моя невеста.

Марко смотрит на меня с растерянным выражением лица. Я думаю, что только второй раз в жизни он просто не находит слов.

— Итак… мне пристрелить ее, шеф ?

— Подожди, подожди, подожди, — умоляет Дагни, снова поднимая руки, все следы юмора исчезли с ее лица. — Я… я пошутил насчет всей этой истории со стрельбой в меня. Я шучу, когда нервничаю, и, ну, у тебя есть пистолет, — объясняет она. — Я действительно понятия не имею, где она, обещаю. Она взяла за правило не говорить мне об этом, потому что знала, что ты придешь сюда искать ее.

— Это была ее ошибка, — хладнокровно отвечаю я.

Всегда есть доля секунды, прежде чем человека застрелят, когда приходит осознание.

Это внезапное осознание того, что с ними вот-вот произойдет, становится видимым на их лицах, в расслаблении их черт и в жалком ужасе, который охватывает их взгляды. Это врожденное понимание того, что они вот-вот умрут, в тот момент, когда их жизнь проносится перед их глазами и их охватывает сожаление, когда они думают обо всех своих мечтах, которые они так и не воплотили в жизнь.

Мне чертовски нравится этот момент, его чистая человечность перед тем, как жизнь угасает навсегда. Это само определение власти. У меня напрягается от осознания того, что последнее, что видят люди перед тем, как просто перестать существовать, — это я ; что я был судьей, присяжными и палачом, их жизни в моих руках.

Что принять решение было проще, чем решить, в какую кружку налить кофе тем утром.

К несчастью для меня, но к счастью для Дагни, мне не удалось пережить этот момент сегодня, потому что ей удается вырвать свою жизнь из когтей смерти.

— Она никогда не сможет смириться с потерей меня, — шепчет Дагни, выдерживая мой взгляд. — Это опустошит ее и изменит навсегда. Ты никогда не вернешь ее старую версию.

Она не думает, что это действительно подействует на меня. Эмоции — последнее, что имеет вес, когда дело доходит до лишения чьей-то жизни.

И все еще.

Я собираюсь насмешливо рассмеяться, когда в моей голове мелькает образ Тесс, сломленной смертью ее лучшей подруги. Она рыдает, щеки мокрые от слез, глаза широко раскрыты и затравлены.