«Шахтёрские университеты» и «хрущёвская оттепель» на Северном Урале

– Я при случае навещу тебя, – пообещал он. На мой немой вопрос он ответил: – Я живу в другом общежитии вместе с братом-старшекурсником.

Комендант, а это была женщина средних лет, привела меня в комнату, где стояли всего четыре кровати. Мало того, кастелянша тут же выдала мне постельное бельё.

Три кровати были уже заправлены аккуратно, и на каждой красовались по две пухленькие подушки. Я постарался так же заправить и свою кровать. Возле каждой кровати стояла своя отдельная тумбочка. Посередине комнаты был стол и четыре стула.

По пути к общежитию, Славка ввёл меня в курс дела.

Оказалось, что лезть в шахту, то есть в подземелье, даже в качестве начальника, мало кто желает, особенно юнцы. Здесь даже срабатывала не престижность профессии, а постоянно грозящая опасность, и не только за свою жизнь, а и за жизнь вверенных тебе горняков. Так вот и в этом году случился недобор, а Зоя Николаевна оказалась на острие этой проблемы.

Объяснил, что ребята, которые там что-то писали, на самом деле не писали, а переписывали свои же диктанты, которые исправила Зоя Николаевна. А почему Зоя Николаевна к нему так относится, Славка объяснил просто: она моя землячка, была чемпионкой области по лыжам, поэтому Славка и старался помочь ей с набором.

Вскоре пришли мои однокомнатники, которые поселились здесь раньше меня. Познакомились. Двоих из них звали Викторами, третьего звали Фёдором. Один из Викторов и Фёдор уже окончили Горнопромышленное училище и имели подземный стаж работ. Другой Виктор приехал даже из Туапсе и носил претенциозную фамилию Гречко. Спать легли не рано. Постель была удобная, чистая, но сон ко мне не шёл. Мозг чуть ли не закипал от нахлынувших проблем, забот. Ситуация обострилась и стала чуть ли не критической. Ещё бы! Из моего плана сразу выпали два основных звена: еда и одежда. Чем и как их заменить – было уму непостижимо. Я сразу же написал письмо в деревню матери, где объяснил создавшуюся ситуацию.

Память тут же услужливо подсказала вариант из «Кавказского пленника», где Жилин, находясь в плену, написал письмо своей престарелой матери, чтобы та выслала ему денег на выкуп, заранее зная, что таких денег ей взять будет неоткуда. Правда, я в письме никаких денег не просил. К тому же, рассуждал я, северо-восточная уральская зима уже не за горами и встречать её в полуспортивном костюмчике было бы не резонно. Беспечностью меня природа не наделила, и оттого все проблемы были ещё более угрожающими. Утром был сбор групп. Руководителем нашей группы, как не трудно догадаться, была Зоя Николаевна. Она всё же собрала полноценную группу. Да ещё какую!

В группе было много солидных ребят. Многие из них после окончания горнопромышленных училищ или школ уже успели поработать в шахтах. Были и отслужившие в Армии. Так что остальные юнцы старались держаться солиднее, как-никак – будущее начальство.

Зоя Николаевна объявила, что из всех групп первого курса будут организованы стройотряды. Они завтра будут отправлены в колхозы, которые имеют нужду в их помощи. Контингент первокурсников был, в основном, из жителей местных городских или ближайших шахтных посёлков. Так что они должны были успеть съездить домой за приличной делу экипировкой, то есть одеться по случаю.

Когда я шёл в общежитие, моим спутником оказался Лёшка Сафиуллин из нашего общежития.

– А ты где живёшь? Куда поедешь за одежонкой? – спросил меня Лёшка. Я объяснил, откуда приехал и что туда дорога не близкая.

– А в чём же ты поедешь на работу?

– А вот в том, что есть. Что на мне. Другого нет.

Лёшка посмотрел на меня и, видя, что я не шучу, замолчал. Только в его немного прищуренных татарских глазах мелькнула усмешка.

Утром ребята начали готовиться к отъезду. В комнату кто-то заглянул и тут же захлопнул дверь. Через небольшое время на пороге стоял Лёшка Сафиуллин.

– Я вчера не спросил, в какой ты комнате живёшь, так вот сегодня пришлось обежать все два этажа, пока не нашёл тебя.

Он положил на мою кровать ватную фуфайку.

– Не новая, но и не дырявая.

У кровати он поставил два «кирзача», так он назвал кирзовые сапоги.

– Портянки там, в сапогах.

Увидев, что мои глаза стали увлажняться, он что-то резко сказал и быстро вышел. Для меня дороже, а главное своевременнее, этих вещей вряд ли что было в последующей жизни.

Примечание. А что дальше?

Тут Автор задумался, как это ему и присуще, с его литературно-философским уклоном мысли: а что, если мемуары облечь в форму рассказов, естественно, с лирическими отступлениями, с насыщением сюжета персонажами, и как это водится, с некоторым флёром романтизма, хотя бы в этом конкретном случае: «Стройотряд».

Глава 7. Стройотряд

В конце пятидесятых годов, века двадцатого, весь наш первый курс, а это четыре группы по тридцать студентов в каждой, отправили на «подъём сельского хозяйства». Отправили, да ещё как! Без денег и кто в чём был. А ещё чуднее, в начале осени на «приполярный Урал». Рассудили: уж если ты пошёл в «горный», то рассчитывать на комфорт лучше не надо.

Билеты на весь отряд приобрёл руководитель нашей «экспедиции». Так или иначе, погрузились и поехали. Вскоре эта малознакомая друг с другом масса стала распадаться на группки, кучки по интересам, каким-то необъяснимым симпатиям.

Много было ребят, которые поступили в техникум, имея за плечами училище и рабочий стаж, подземный, разумеется. Они тут же начали приобщать «зелёненьких» к трудной жизни углекопа. Они ловко разливали водку, красиво её выпивали, и уж потом начиналось посвящение в тайны шахтёрской жизни.

Приехали в Соликамск. Наш руководитель обратился к местному начальству. Нас накормили прямо в привокзальном скверике: привезли бачки с едой, алюминиевые плошки, ложки и хлеб… приятного аппетита!

Уж чего-чего, а в аппетите не было дефицита. Ещё совсем юные маменькины сынки глотали это варево, очень похожее на лагерную баланду. Впрочем, почему «похожее»? Как потом выяснилось, это и была она самая! Нас, теперь уже сытеньких, погрузили на пароход, и мы пошли, как говорят истинные моряки, по северным уральским рекам. А какие названия: Кама, Чердынь, Усьва, Лысьва – сплошная романтика!

Вспомнился Мамин-Сибиряк, его «Зимовье на Студёной». Всю ночь пароход буравил мрачные воды реки, а уже утром мы его покинули, сойдя на деревянную пристань города Чердынь.

Пока местное начальство думало, что им делать, с внезапно свалившимся на них «счастьем», в образе более сотни студентов, прошёл день. Нас опять чем-то накормили и спать уложили, в пустую пока школу, где только что сделали ремонт. Было достаточно сыро и холодно, и, заботясь о нас, в школе протопили печи, недавно выкрашенные чёрной краской. Уставшие от дорожной романтики, мы улеглись на столы и на полы – не важно, лишь бы поближе к печкам. Проснувшись утром, я слез со стола, сделал несколько шагов и упал, потеряв сознание…