Шакал. Багряный рассвет
Шрифт:
Прижав к груди мертвое тельце в пакете, я покорно ушла исполнять приказ. Мне пришлось подчиниться.
Собаки лаяли и прыгали на меня, пытаясь вырвать пакет из рук. Они учуяли кровь и теперь сходили с ума. Они шли за мной по пятам.
Я же несла этот свёрток словно хрупкое, ценнейшее в мире сокровище. Несла его и плакала, мысленно провожая невинного маленького ангела в последний путь.
Как вдруг под ладонью я почувствовала шевеление.
С ужасом осознала, что ребенок жив, и что теперь я не смогу его выбросить, я остановилась и замерла на месте.
Прогнав
И увидела смуглую ручку. Маленькую. Крохотную. Во мне в тот же момент проснулся материнский инстинкт.
Затем взору предстало обезображенное детское личико.
Этот мальчик, являясь ребенком Шалхи, был рожден с физическими патологиями. И судя по дыханию, был крайне слаб. Ему оставалось жить всего ничего.
И я это понимала. Но также понимала, что его нельзя выбрасывать. Его необходимо спасать.
Прижав к груди малыша, я побежала к охранникам.
– Кто-нибудь! Скажите Шалхе, что его сын живой! Позвоните ему срочно! – попросила я двух батраков, стороживших главные ворота.
Но они лишь рассмеялись в ответ на мою просьбу, идущую от сердца.
– Еще чего тебе сделать?! Ишь свиноматка раскомандовалась!
– Пожалуйста! Его сыну нужна помощь! Я не мать! Меня попросили!
– Кто тебе его дал?
– Из первого отряда девушка…
– Что тебе велено с ним делать?
– Выбросить.
– Так выбрось!
– Но…
– Подчиняйся! – гаркнули на меня оба охранника.
– Нет же! Поглядите сами! Он живой! Но не протянет без медицинской помощи! Нужно немедленно звонить его отцу! Неужели хотите, чтобы ребенок умер по вашей вине? Неужели вы сможете жить с этой виной? – умоляла я их, пытаясь воззвать к человечности.
– Ну-ка дай погляжу. – второй охранник нехотя согласился и протянул руку.
Не подозревая о том, как он поступит, я передала ему ребенка. Наивно веря, что ничего ужасного не случится.
Но охранник, брезгливо покосившись на лицо малыша, холодно воспроизвел.
– Брак. На выброс.
– Отдайте! Вы не посмеете! Он живой! Он живой! Скажите Шалхе!
Я попыталась отнять у него малыша всеми силами, что во мне были, но безуспешно.
Отбросив меня на землю, охранник развернулся к собачьим вольерам и позвал.
– Эй, Тузик! Иди сюда, малыш! Хочешь вкусненького?
– Нет! Не смейте! – в ужасе завопила я, схватившись за его ногу и намереваясь укусить.
Но не успела – его напарник приставил ко мне автомат и оттащил за волосы.
А сам охранник взял малыша за ножку, вынул из пакета и швырнул к вольерам, отдав на съедение собакам.
Голодные, привычные к человечине собаки молнией сбежались в кучу и принялись рвать крошечную плоть на куски. Они ели его. Ели живого ребенка. А он был так слаб, что не вскрикнул ни разу. Они ели его на моих глазах…
Я не знаю, что было после. Я не контролировала ни себя, ни то, что происходило вокруг.
Только лишь помню, что кричала так громко и надрывно, что казалось сошла с ума.
А потом – размашистый удар прикладом по
голове, и вдруг наступила тихая темнота. Безмолвная, удушающая темнота. Которая утихомирила мое разрывающееся от боли сердце. Но к сожалению, не навсегда.Глава 4
На протяжении всего оставшегося дня, я приходила в себя после пережитого… Даже не знаю, как это назвать. Ужаса – слишком примитивно. Зверства – не передает той душераздирающей картины в полной мере…
И только ближе к вечеру осознала, где я вообще и почему оказалась зарытой в прицепе с сеном.
На мое счастье, девушки из первого отряда оттащили меня от собак, пока валялась без сознания, и припрятали под сеном.
И когда я, к вечеру того же дня пошла обмыться от присохшей к коже грязи и травы, то столкнулась лоб в лоб с Шалхой.
Он, черт проклятый, поджидал меня у душа и был невообразимо пьян. Настолько пьян, что едва ли стоял на ногах.
Таким пьянющим я его еще ни разу не видела. И очень понадеялась, что Шалха из-за того так сильно напился, что его ребенка заживо сожрали собаки.
– Не хочешь побегать по лесу? – томно воспроизвел Шалха, к моему досадному удивлению, пребывая в поразительно игривом расположении духа.
– Предлагаешь испытать удачу, да? Мне, да?! – выдала я непроизвольно истеричным шёпотом.
– Почему нет, мон шарм?
Смерив меня глазами и не переставая кидать пошлые намеки, изрёк Шалха с коварной насмешкой.
Понимая, что ему могли даже и не сообщить о случившемся, посчитав это чем-то незначительным, рядовым, обыденным, меня всю раздирало упрекнуть Шалху в том, что он отсутствовал в лагере в столь чудовищный день. Но в последний момент я передумала поднимать скандал на повышенных тонах и требовать максимально сурового наказания для виновных в гибели ребенка.
А точнее – одумалась, а не передумала.
Ведь Шалхе могли и сообщить уже.
Вряд ли этот факт стали бы утаивать от правой руки хозяина филиала ада. Пусть, инцидент и незначительный для таких чудовищ, как все они без исключения, но тем не менее.
Да, скорее всего, Шалха в курсе случившегося.
Только загвоздка в том, что самому Шалхе, вероятнее всего, плевать, съели его очередного ребенка собаки или же свиньи, либо его умертвили иным способом. А раз так, не стоит и пытаться воззвать к его совести. Совести там с роду не водилось. Впрочем, как и всего того, что свойственно нормальному человеку.
Кое-как я все же усмирила в себе взрывной порыв пылающего в груди гнева и смиренно отвернулась, сдержанно проговорив.
– Я уверена, что не добегу. Потому и пытаться не стану.
– Уверена, что не добегу… И пытаться не стану… —раздражающе насмешливо коверкал он мои речи. – Жаль, жаль… Я б поохотился на тебя в полёте. Пташка ты моя залетная…
К моему опасению и непримиримому негодованию, Шалха после того взялся приставать ко мне, желая отыметь у всех на виду. И несмотря на мои стоические отпирания и попытки оттолкнуть его, ему все же удалось залезть рукой ко мне в штаны.