Шалая зебра
Шрифт:
И вот однажды, открыв почтовый ящик, она обнаружила конверт без каких-либо опознавательных знаков. Каково же было ее удивление, когда, вскрыв его, она увидела дарственную на свое имя, из которой было видно, что ей принадлежит Клавдин дом. С одной стороны она, конечно, была рада такому нежданному подарку, но с другой – ей было не ясно, почему вдруг старуха выбрала ее в свои преемники. К тому же не могла не пугать репутация проклятого дома, да и его хозяйку еще никто не схоронил. Однако желание вырваться из-под родительского крыла было настолько велико, что Клаудия забыла про осторожность и пошла в зачарованный терем.
Для своего визита она выбрала раннее утро. Но, к сожалению, день выдался пасмурный, и это утро было похоже на вечерние сумерки. Подойдя к калитке, девушка осторожно нажала на чугунную ручку, и, к ее удивлению, дверь со скрипом отворилась. Она как будто попала в рентгеновский снимок. Была ранняя осень, но почти все деревья и кустарники в Клавдином саду уже сбросили листву. Их черные стволы причудливым узором пересекали пространство и сливались с черными стенами загадочного дома. Осторожно ступая по дорожке,
Она оказалась в довольно большом помещении. В центре стояла русская печь, облицованная старинными изразцами. С одной стороны располагалась кухня, с другой – нечто похожее на столовую. Все остальное пространство занимала горница. Мебель, ткани, посуда – все было довольно добротным, не смотря на многие десятилетия, в течение которых весь этот скарб служил своей хозяйке. И все-таки было что-то странное, не поддающееся мгновенному анализу, во всей этой обстановке. Клаудия никак не могла понять, в чем загадка. Наконец, до нее дошло – отсутствовала реальность. Все, что было перед ее глазами, казалось каким-то кукольным, телевизионным, киношным что ли, но только не реальным, среди которого можно было бы жить. К тому же на всем, что ее окружало, лежал какой-то странный сероватый налет, но это не было пылью. Просто было ощущение, как будто Клаудия смотрела на все сквозь очки с серыми стеклами. Однако все, что ее окружало, можно было потрогать: на диване с резными деревянными подлокотниками можно было посидеть, на большой купеческой кровати с огромным количеством подушек и подушечек можно было полежать, круглый стол, стоящий посередине и покрытый кружевной скатертью, можно было накрыть красивой фарфоровой посудой, убранной в великолепную резную горку из темного дерева, стоящую в углу. Не было и главного – старой хозяйки всего этого богатства.
Догадываясь, что это бесполезно, Клаудия все-таки позвала: «Клавдия Петровна!». В ответ – тишина. Она еще раз осмотрела помещение и, не найдя никаких признаков присутствия старухи, решила обследовать третий этаж, однако поднявшись по скрипучим ступеням, обнаружила абсолютно не жилое пространство, заваленное всяким хламом. Вероятно, прежде, здесь располагались спальни всех членов некогда большой семьи. В трех обветшалых комнатах Клаудия обнаружила несколько кроватей с чугунными узорными спинками, изрядно изъеденными ржавчиной, и другую полуразвалившуюся мебель, покрытую пылью и паутиной. Было очевидно, что третий этаж давно заброшен. Теперь пришла очередь первого полуподвального этажа. Осторожно спускаясь по таким же скрипучим ступеням, девушка вспоминала все, что только что увидела. Ее не покидало ощущение, что есть еще какая-то странность в обстановке старухиного жилища. Наконец, ее пронзила догадка: «Зеркала! Там не было зеркал!», – словно прокричала она про себя.
Спустившись вниз, Клаудия, увидела помещение, почти полностью забитое всевозможными вещами. Вероятно, это была кладовая. Сквозь тусклый свет, проникающий через маленькие оконца, расположенные по фасаду здания, Клаудия увидела по всему периметру от пола до потолка деревянные стеллажи, полностью заполненные банками с различными соленьями, вареньями и маринадами. Здесь же висели луковые и чесночные гирлянды. На полу стояли мешки с различными овощами, ящики с соломой, в которой лежали спелые яблоки. Рядом стояли корзины с помидорами, огурцами, перцами и другими дарами садов и огородов среднерусской полосы. Словом, было ощущение, что совсем недавно в Клавдином саду был собран богатый урожай и заботливо убран на хранение для долгой и обеспеченной жизни.
Ощущение нереальности сохранялось и в этом помещении. Все тот же запах затхлости и сырости преследовал ее и здесь. Клаудия уже хотела покинуть чудесную кладовую, как ее взгляд упал на огромный кованый сундук, стоящий у двери. Приподняв тяжелую крышку, бедная девушка застыла на месте от жуткой картины, открывшейся перед ней. Сундук почти доверху был забит осколками зеркал, но даже из этих крохотных осколков веяло каким-то загробным холодом и жутью.
Наклонившись над сундуком, Клаудия не увидела своего отражения, хотя в зеркалах пусть даже и разбитых, должно было появиться ее лицо. В этих же осколках метались какие-то тени, странные незнакомые лица и (о, ужас!) вдруг промелькнуло изображение крохотной малышки из ее сна. Она мгновенно отшатнулась от страшного видения и захлопнула крышку. Первое желание, которое возникло у бедняжки, было, скорее убежать из проклятого дома. Однако что-то ее остановило. Тетрадь! Толстая тетрадь в кожаном переплете, которая лежала в углу сундука поверх зеркальных осколков. Дрожащей рукой Клаудия вновь приподняла крышку и, стараясь не заглядывать внутрь, нащупала нужную вещь. Вдруг чьи-то ледяные пальцы цепко ухватили ее за запястье. Истошный вопль вырвался из ее груди. Однако она не собиралась выпускать из рук свою добычу, поэтому, резко вырвав тетрадь из сундука, захлопнула крышку и, стремглав, выскочила из дома. Протяжный стон раздался ей вслед.
Прибежав в свою комнату, она еще сидела какое-то время, пытаясь отдышаться и унять, бешено колотившееся, сердце. Наконец, успокоившись, Клаудия взяла тетрадь, дрожащей рукой с замиранием сердца открыла первую страницу
и, шевеля губами, прочитала: «Дневник Саввиной Клавы».Глава 3
ДНЕВНИК САВВИНОЙ КЛАВЫ.
6 июня 1886г. Сегодня самый счастливый день в моей двадцатилетней жизни. Мне кажется, что теперь у меня будет много счастливых моментов, поэтому я решила вести дневник, чтобы не упустить из памяти ни один из них. Сергей, мой родной, ненаглядный, любимый Сереженька попросил, наконец-то, моей руки, и папенька дал согласие. Через неделю обручение, а через три месяца венчание. Какое счастье, что год назад папенька купил этот дом у Сережиных родителей. Если бы не этот счастливый случай, мы бы никогда не узнали друг друга. Завтра приезжает Лариса. Какая она стала после окончания столичного пансиона? Наверное, модница и кокетка. Хотя она и раньше была такой. Интересно, понравиться ли ей Сережа? А она ему? Надеюсь, что да. Ведь скоро они будут родственники. Боже милосердный! Я скоро стану женой!
7 июня 1886г. Какой хороший день! С утра приехала Лариса. Она и впрямь стала настоящая столичная штучка, расфуфырена, надушена парижскими духами. Просит называть ее Лора. Ну что ж, Лора так Лора. Мы не против, тем более, что мы с Сергеем на ее фоне выглядим настоящими провинциалами. Ну да ничего, зато мы любим друг друга, а это самое большое счастье. Сначала был обед у нас дома. Кроме Сергея и его родных в гостях были Зуевы. Было очень вкусно. Кухарка приготовила замечательного гуся. Выпили наливочки. Папенька много смеялся, рассказывал анекдоты. Маменька потчевала Сергея пирогами так настойчиво, что к концу обеда он не смог встать из-за стола, чем рассмешил всю компанию. Громче всех хохотала Лора. Пожалуй, даже чересчур громко. После обеда вся молодежь пошла в овраг, устроили там пикник. Играли в салки, в жмурки, в штандр. Бесились, как дети. Лора жуткая кокетка. Надо бы ей об этом сказать.
13 июня 1886г. Ну, здравствуй, дневник, не могла писать в эти дни. Слишком много безрадостного произошло в это время. Сегодня обручение, но у меня на душе кошки скребут. Кажется, я уже никогда не буду счастлива. Пришел Сергей. Слишком рано – это не к добру. Но делать нечего, пойду, узнаю свою участь.
20 сентября 1886г. Не было сил описывать события, которые, как вихрь, закружили всех нас и разметали в пух и прах счастье, благополучие, да, собственно говоря, и всю нашу жизнь. Как они могли? Моя сестра! Ведь мы близнецы, как две половинки одного яблока, а она так легко предала и уничтожила меня. А он. Целый год твердил мне о своей любви. Нет, не твердил, он любил, я знаю точно. Как же он мог променять наши чувства на ее трескотню и фанфаронство. В тот день, 13 июня он пришел рано утром и сказал, что отказывается от обручения со мной и просит ее руки. Отец был так поражен и возмущен, что выгнал его взашей. А потом, вызвав к себе Ларису и узнав, что она тоже хочет быть его женой, долго кричал на нее и топал ногами. Наконец, произнеся «я тебя прок…», схватился за сердце и умер. Я знаю, он хотел сказать, «я тебя проклинаю», но не успел. Зато успела я. Увидев, что с ним случилось это несчастье, я, и без того находясь на грани безумия, подняла руки к небу и прокричала: «Проклинаю вас! Не будет вам счастья! Ты, коварная, родишь двойняшек, переживешь смерть одной из них и скончаешься через три года. И так будет со всеми вашими потомками вплоть до седьмого колена!». Даже теперь удивляюсь, как в моей голове могло родиться это проклятье, и как у меня хватило духа произнести его. Потом я потеряла сознание и очнулась только через три дня. Как раз на этот день были назначены похороны папеньки. Однако, моя слабость не позволила мне на них присутствовать. Не прошла и неделя после всего этого ужаса, как эти нечестивцы сыграли свадьбу. Живут теперь на нашей улице в доме его родителей. Сергей управляет отцовскими магазинами. Нам с маменькой выделили небольшое содержание. Мы с ней теперь вдвоем, но думаю, ей тоже осталось не долго. После всего этого кошмара она потеряла к жизни всякий интерес, целыми днями сидит на крыльце и смотрит в одну точку. Я не в состоянии бороться даже за свою часть наследства. Пусть подавятся. Все равно это не принесет им счастье. Все чувства во мне умерли, все, кроме желания увидеть возмездие за мою загубленную жизнь.
6 апреля 1887г. Мои предсказания начинают сбываться. Эта дрянь родила двойню: двух дочерей. Что-то будет дальше? Мать хотела сходить к ним, но я пригрозила, что прокляну и ее, и она поостереглась. В моей душе поселилась какая-то сила. Ох, не добрая, не добрая. Хожу по улице вся в черном. Не могу видеть сочувствующих глаз. Их жалость меня убивает.
6 октября 1888г. Сегодня исполняется полтора года их выводку. Это будет день смерти одной из них. Я это знаю!
8 октября 1888г. Ах, какое блаженство! Нет ничего прекраснее мести. Сегодня зароют один из плодов их греховной любви. Все свершилось в срок. 6 апреля одна из их дочерей умерла. Оказывается, я еще способна испытывать счастье. Правда, оно с изрядной примесью горечи, но раз уж другого не дано… Я безмерно счастлива, видеть, как страдают те, кто уничтожил мою жизнь.
8 октября 1888г. (вечер) Боже! Что со мной? Я почти физически ощущаю, как умирает моя душа. Как бы я хотела их простить и все забыть. Но чувствую, что какая-то злая сила уже влечет меня по страшному пути.
6 апреля 1890г. Ну, вот и все. Больше нет моей ненавистной сестрицы. Мое проклятье работает, как хронометр. Как-то в детстве на ярмарке я видела занятный механизм. Это были часы, похожие на ходики с кукушкой, только вместо птички с боем курантов из них выезжал страшный скелет в черном одеянии с косой. Смерть. При этом она размахивала своим страшным орудием, как будто рубила невидимые головы. Тогда, я помню, заплакала, такими страшными показались мне эти часы. А теперь, мне кажется, тот случай был мне предостережением, которое я, к сожалению, не поняла. Но как бы там, ни было, что хотела – то получила. А значит, я должна быть довольна.