Шальные миллионы

— Что вы решили?.. Так, так. Скажите поточнее координаты, — куда мы должны подойти. И еще: где находятся братья Воронины?

Анна встрепенулась. Он все знает, он спрашивает о них. А Малыш продолжал:

— За их безопасность отвечаете головой. Не забудьте сказать им о Фридмане и Старроке.

Едва он закончил, Анна спросила:

— Вы знаете Костю и Сергея?

— Я знал их еще в Питере: подполковник Воронин руководил налетом на моих ребят, там они нас крепко пощипали, — а я… Слава Всевышнему, он для моей охраны послал своего лучшего ангела.

Откинувшись на спинку правого сиденья, он смотрел в сгустившийся над морем мрак, а она не сводила глаз с его профиля, ждала новых откровений. Костя и Сергей в опасности! Что с ними? Как им помочь?

Сердце колотилось испуганным воробьем, на висках, на лбу проступил пот, ей было душно.

— Ты взволнована? Ты готова расплакаться? — он стал говорить ей «ты». — Успокойся, с ними ничего не будет. Борису Иванову они не нужны, а своим ребятам я дал наказ: не трогать! Мою братию они пощипали, но сегодня из Англии придет подкрепление. Взяли восемнадцать человек, — экая потеря! В моей команде триста человек. Половина из них — бывшие работники КГБ, я плачу им впятеро больше, чем они получали. Завтра же полсотня человек вылетит из Москвы сюда, к нам.

Анюта внимала каждому слову, старалась унять волнение, знала, что в этой ситуации она должна сыграть не последнюю роль, и ей нужны спокойствие, холодный расчет. Ей от природы, от вольной казацкой стихии, где она родилась, были даны не знающая границ отвага и неженская жажда битвы и азарт борьбы.

— Ты плачешь? Тебе жалко братцев? Ведь оба они твои братья, — один родной, другой двоюродный. Кто из них родной, а?

— Оба родные, — ответила уклончиво. — А плакать я не собираюсь.

Голос выдавал ее волнение, а глаза застилали слезы. За бортом «Назона» звонко шлепались волны, море недовольно урчало, и катер сиротливо качался, ожидая, когда в него вдохнут энергию полета. Обостренным зрением Анюта прошлась по рычагам и кнопкам, — все она помнила, достала из кармана куртки ключ зажигания, вставила в гнездо. Знала: вот сейчас повернет вправо и кабина наполнится светом, приборы оживут и сзади, точно проснувшийся зверь, зарычит двигатель. Там же, в корме, герметически скрыта турбина, а прямо перед ней, на панели, — миниатюрное красное колесико реактивной тяги. Малыш словно подслушал ее мысли:

— Турбиной управлять научилась?

— Да, включала, но на большую скорость не выходила. Моторист сказал, что большая скорость опасна, катер может перевернуться.

— Может и кульбит в воздухе сотворить, вроде петли Нестерова. Но нам с вами большая скорость может понадобиться. Вы же казачка, в повести я читал, как любите скакать на коне.

Он опять обращался к ней на «вы».

— В повести не я, а моя героиня.

— Все авторы, наверное, так говорят, а на самом деле пишут о себе.

— Где находятся Костя и Сергей? Я хочу знать: все ли у них в порядке?

— Да, пожалуйста, — вот телефон, звоните. Если, конечно, вам не жалко их будить. Хотите, наберу номер?

— Да, хочу.

Ответил Костя. Ясно, четко, будто он был здесь, в кабине, сидел рядом.

— Костя, ты? — заговорила Анна, боясь, как бы от радости не лопнуло ее сердце.

— Ты откуда?

Малыш вырвал трубку, зажал ее и зашептал:

— Говорите, что вы в «Шалаше», ничто вам не угрожает, но звонить вам нельзя. Слышите?..

Анюта кивнула и, взяв трубку, продолжала:

— Костя! Извини, что-то с телефоном. Ты где?

— В королевском охотничьем домике. Мы тут охотимся. Так надо. Все идет по нашим планам. Как там Нина? Вот тут рядом Сергей. Он приехал ко мне вчера вечером, привет от него. С нами все в порядке.

— Королевский домик? Но где это? Далеко от Констанцы?

— Километров семьдесят или восемьдесят. Тут есть село, называется почти по-нашему — Журилофка, это на берегу озера Разим. Так от него, если идти в сторону шоссе, километра четыре будет.

— Ну, ладно, Костя, я не могу больше говорить. Здесь не принято связываться с внешним миром. Потом расскажу. Будьте здоровы. Привет вам от Нины, скажи Сергею, — она очень скучает. Я тоже. Целую. До свидания.

Анюта просияла. И глаза вновь наполнились слезами, но теперь уже это были слезы радости.

— Мы не знаем, куда нас несет, — сказала, стараясь заглушить волнение сердца.

— Нам некуда торопиться. Шум мотора могут услышать на берегу, а, кроме того, в пяти-шести милях от берега я видел сторожевые катера, — может быть, это даже военные, и не исключено, что они охотятся за нами. У меня еще нет плана действий. Мы должны подумать.

— У нас нет карты?

— Почему же? А вот.

Малыш отдернул штору на стене кабины.

— Вот карта побережья Румынии, Болгарии и нашей одессчины.

Анна коснулась пальцами глянцевой поверхности, обрадовалась.

— Здесь есть и район…

— Королевского домика? Все есть. Все. Но мы с вами должны улизнуть от погони. Нам сейчас это важно.

Молодой месяц соскользнул в море, точно утонул, и звездочки на небе засветились веселее. Они не освещали ни землю, ни небо. Наоборот, небо потемнело, а море и вовсе превратилось в черную, недовольно урчащую массу, без устали колотящую в борта катера незримыми молотками.

Анюта о многом бы хотела спросить Малыша, — и о том, как и почему очутились Костя с Сергеем в охотничьем домике румынского короля Михая, который, кстати сказать, как раз в эти дни собирался приехать из Англии на родину, и о тайных целях иностранных охранных команд, затеявших возню у изголовья только что умершего Силая Иванова. Но только спросила:

— Почему вас охраняют иностранцы?

— У них эта служба налажена, мы имеем дело с государством, а у нас государства нет.

Малыш помолчал, а потом заговорил сам:

— Я обещал быть с вами откровенным, — ведь вы считаете меня главой мафии, величайшим злодеем, а я, между прочим, и пальцем никого не трогаю, и чужого не беру, и думаю только о том, как бы объегорить действительных злодеев, качающих за границу деньги из наших банков. Они крадут миллионы, а я кладу их себе в карман, чтобы затем вернуть моему народу. Да, я разбойник, но благородный.

Малыш обрадовался случаю неспешно поведать Анюте свою историю. Ему хотелось говорить и смотреть ей в лицо, но даже силуэта ее он почти не видел.