Шалость

— Вы его не читали.

Голова его дернулась, словно от удара.

— Что?

Джапоника поджала губы.

— Когда я передала вам записку, вы отшвырнули ее в сторону. Я не была уверена в том, что вы вообще ее прочтете. А потом все это уже действительно не имело значения.

— Бисмалла! — Девлин произнес еще одно ругательство. — Это мало что добавляет моей репутации, но должен признаться, что чувствую облегчение оттого, что я не действовал… зная.

Он отвернулся.

— Хинд-Див был сам себе господин, сам себе суд и закон. По определению он должен был стать существом дьявольским: вероломным, жестоким, безжалостным. Иначе его бы не боялись столь же безжалостные враги. Но клянусь, что я не стал бы порочить девственницу, если бы знал, что передо мной именно девственница.

— Разумеется.

Слова ее прозвучали глухо, голос был отчужденным и бесцветным.

— Вы думаете, я лицемерю, не так ли?

— Я не знаю и знать не хочу. — Джапоника приложила руку ко лбу и потерла его. — Могу сказать, что вы были пьяны. Вы опоили нас обоих. Но вы были готовы сделать то, что сделали! Даже если вы верили в то, что я — наемная убийца, в чем вы меня обвиняли, вы были готовы сделать с другой женщиной то, что вы сделали со мной.

На это Девлину ответить было нечего.

— Но я не питаю к вам никакой обиды, — устало продолжала Джапоника, спрашивая себя, почему он просто не развернется и не уйдет, оставив ее наедине со своим отчаянием. — Думаю, что я уже не способна ненавидеть людей, ибо тех, кого бы я могла ненавидеть, очень уж много. Среди них Лорел, тупая безмозглая девка. Она даже не отдавала себе отчета в том, к чему приведут ее действия. А теперь еще и лорд Эббот. — Ее темные глаза загорелись от возмущения. — Как смел он полагать, что наделен правом выбрать для меня мужа!

— Как мог он послать меня к вам, не предупредив, не подготовив! Должно быть, он женился на мне из жалости, узнав, что вы мертвы.

— Не думаю, что им двигала жалость, — нежно сказал Девлин. — Ни один мужчина, который узнал бы тебя по-настоящему, не нуждался бы в предлоге, чтобы хотеть тебя.

Джапоника не смотрела ему в глаза, но чувствовала, как гнев в ней сходит на нет. А именно сейчас поддержка в виде ярости была бы ей нужна. Она скрестила руки на груди.

— Теперь это уже не важно. Уже ничего не важно, кроме того, что я совершила ошибку и усугубляла ее с тех пор каждым своим шагом. Я действительно хочу уехать. Джейми заслуживает того, чтобы жить в окружении людей лучше тех, кто составляет лондонское великосветское общество.

Ее последний аргумент едва не положил Девлина на лопатки. Об этом он еще не подумал.

— Я не попытаюсь остановить вас. Просто скажите, куда вы едете.

— Нет. — Джапоника покачнулась. Ей пришлось схватиться за спинку стула, чтобы не упасть. Враждебный взгляд, что она бросила в сторону Девлина, пресек его попытку помочь ей. — Не вижу смысла вам рассказывать. Я не могу представить, что мы увидимся вновь. Джейми нужна мать. Он и так слишком долго прожил без меня, пока я пыталась исправить мир. — Она снова покачнулась, и на этот раз ее голос был едва слышен. — Я так устала. Я не могу сказать вам, как я устала.

На этот раз Девлин поспешил усадить ее на стул, пока она не упала.

Потом он опустился перед ней на колени и взял ее за подбородок здоровой рукой.

— Маленькая мученица, такой ты себя видишь, не так ли? «Я так устала, вы и представить не можете», — повторил он, издевательски подражая ее интонации, и был вознагражден: щекам ее вернулся прежний цвет. Лучше гнев, чем отчаяние.

Джапоника оттолкнула его руку от своего лица.

— Я больше не желаю вас видеть. — Она отвернулась, чувствуя себя так, словно сдает последние рубежи обороны. — Я ничего от вас не хочу. Я сама построю свою жизнь. Утром я уеду с Агги и Джейми. Прошу у вас только об одном одолжении.

Она обернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с человеком, до которого было рукой подать. Девлин смотрел на нее молча. Если ей и следовало кого-то презирать всей душой, то именно этого мужчину, а она, безумная, любила его.

— Вы должны дать обещание, что никогда не станете искать меня. Никогда.

Девлин улыбнулся. Он не был ей безразличен. Иначе откуда такое отчаяние во взгляде и тоне, когда она просит не искать с ней встречи?

— Забирай своего сына, если ты считаешь, что так надо. Но знай, что он и мой тоже. И что наступит время, когда я приду и потребую то, что считаю своим. Все, что считаю своим.

— Хотела бы я, чтобы вы этого не делали, — тихо сказала она и прикрыла глаза.

— Я знаю. Но через некоторое время мы оба будем чувствовать по-другому. — Он прикоснулся к ее щеке и, почувствовав, как она вздрогнула, прижал ладонь к прохладной коже еще на мгновение. — Я думаю, что за вами никогда еще должным образом не ухаживали, и я думаю, что сам должен освоить это искусство.

Когда она подняла голову, он улыбался прямо ей в лицо.

— Думаешь, я не знаю, как тебе было трудно? Что и сейчас очень и очень трудно? — Он наклонился и легко поцеловал ее, словно перышком коснулся. — До встречи, бахия.

Глава 22

Суррей, апрель

Утро было умеренно теплым, воздух влажен и ароматен, как это бывает в разгар весны. Все вокруг радовало глаз цветением. Местные деревья, кустарники и прочие растения, наряду с привезенными из других краев и выращенные с особым старанием, дабы сделать английскую почву родной и для них, благодарно отзывались на заботу садоводов и садовников. Глаз пировал на красном лихнисе, ярко-зеленых папоротниках, стоящих сплошной стеной розовых рододендронах. Рядами насаженные белые и желтые нарциссы украшали подъезд к дому. Цветы покачивались на стебельках, сгибаясь под ветерком, словно приветствовали гостей. Ирисы гордо устремляли свои стройные стебли с крупными, разнообразных оттенков синего, фиолетового и золотого соцветиями к ласковому весеннему небу. На лужайке, там, где дорога делала поворот, на клумбе цвели изысканные и нежные камелии. Лестницу, ведущую к парадной двери, украшали кадки с апельсиновыми и лимонными деревьями из зимнего сада. Благодаря им в воздухе было что-то от персидской весны.

Все эти и многие другие приготовления были сделаны для того, чтобы создать изысканный и впечатляющий фон для свадебного пира, который вот-вот должен был начаться. Средняя дочь Шрусбери, мисс Бегония Эббот, сегодня венчалась с мистером Чарлзом Репингтоном, младшим сыном баронета и в настоящее время служащим пастором в Афтон-Нерве.

Все жители городка были согласны с тем, что именно пение мисс Эббот на рождественской службе зажгло в сердце мистера Репингтона любовь, котррая и привела к ожидавшемуся счастливому событию. Были, конечно, и такие, кто говорил, что не по правилам выдавать замуж среднюю дочь, когда две старшие еще не пристроены.

Но в основном все были рады за молодых. Пара и в самом деле была замечательная.

Кроме того, местные жители не могли не заметить того, что достопочтенный Фарнлоу Хеппл весьма охотно помогал мисс Гиацинте Эббот в ее трудах по благоустройству сада и разведению новых растений в теплице. Видели, что он заезжал в Крез-Холл раз двадцать, предлагая советы. Естественно, вся округа строила предположения о том, когда состоится вторая брачная церемония в семействе Шрусбери, и еще один цветочек из «букета Шрусбери» покинет деревенский дом, чтобы обустроиться в Лондоне.